Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 70

Артур с Адамом, переглянувшись, вышли из комнаты.

— Вы как-то поделикатней с ним, — робко упрекнул Адама Артур. — Я понимаю, как ему больно. И боль эта не физическая.

— Как сказал один писатель: «если нам не больно — значит, мы умерли». А хныкающий здоровый парень у меня может вызвать только презрение… У него весеннее обострение. Но это его не оправдывает.

И, немного успокоившись, добавил:

— Боль человеку нужна. Боль — это защитный механизм. Боль предупреждает об опасности… Кроме того, у боли есть и другое полезное свойство. Она не даёт человеку расслабиться, она его мобилизует. Это как удар хлыстом, который заставляет лошадь бежать быстрее.

На другой день Паскаль почувствовал себя лучше и попробовал встать. С помощью Артура поднялся с кровати и вышел во двор. Полчаса они посидели на скамье. Артур сбегал на кухню в подвал и принёс кружку с чаем.

— Сладкий чай и красное вино — вот что тебе нужно, чтобы восстановить силы, — сказал он. — Наберёшься сил, и мы поедем с тобой на прогулку. Кони уже застоялись без дела. А весна в самом разгаре. Снег уже весь растаял, молодая трава поднимается, цветочки всякие. Птицы поют веселее. Живи, да радуйся!

— Хватит разговаривать со мной, как с малым ребёнком! — рассердился Паскаль. — Давай лучше помоги мне — я хочу прогуляться до озера.

Артур взял его под руку, и они потихоньку, не торопясь, пошли за ворота и спустились к озеру. Сев на мостки возле лодки, они помолчали, наслаждаясь весенним утром — плеск воды, крики птиц, и дальний лес, залитый весенним солнцем.

— Знаешь, — сказал Паскаль, — а я действительно чувствую, что меня отпустило. Надо было подойти к последней черте, чтобы вновь захотелось жить.

Артур промолчал, но губы его, впервые за эти дни, тронула улыбка. Он поверил, что худшее уже позади, а впереди много радостного и хорошего.

В конце марта Адам слазил с Артуром на северную башню Замка — проверить свой телепорт и закрепить мачту громоотвода. Натягивая верёвки, они выпрямили покосившуюся мачту, на которой трепыхался под ветром трумэновский флаг. Затем Адам проверил высоковольтный трансформатор и телепорт. Набросил на них клеёнку, чтобы защитить от дождя.

— Когда ожидается первая гроза? — в шутку спросил Артур.

— Не знаю… — оглядывая горизонт, ответил Адам. — Может быть, даже сегодня.

Он показал рукой в сторону дальних туч.

К вечеру собрались облака, и запахло дождём. Адам с надеждой смотрел в небо, гуляя по двору. Артур наблюдал за ним, сидя за столом возле «Мыслителя».

Одинокая капля упала Артуру на лицо. Вслед за ней вторая, третья и вот уже капли застучали по земле всё быстрей и сильней. Артур встал и побежал к стене Замка, где пока было сухо. Адам подошёл к нему и сказал:

— Первый дождь в этом году. Но, увы, без грозы.

Дождь полил, как из ведра. Из ворот сада с визгом выбежала Ева, а следом за ней Паскаль. Они побежали наверх по лестнице. Артур с Адамом пробежались до комнаты Артура и зашли внутрь.

— Похоже, зарядит на всю ночь, — сказал Адам.

Он сел за столик, Артур присел на кровать и спросил:

— Что мы будем делать, когда попадём в ваше время?

— Я дал согласие — стать хозяином «музея». Вы будете моими помощниками.

— И в чём будет заключаться наша работа?

— Там будет видно. Я сам пока не очень представляю весь проект. Но работы уже идут. Очистили планету от следов эмэновской цивилизации. Возродили всю флору и фауну, какой она была на рассвете человечества. Даже мамонтов в Сибирь запустили.

— А где мы будем жить? Надеюсь, не в Сибири?

— А чем тебе этот вариант не нравится? — усмехнулся Адам. — «Мороз и солнце — день чудесный».

— Ну да, — улыбнулся Артур. — И мамонты трубят за окном.

— Жить мы будем на острове в Средиземном море. Я так решил. Климат хороший, и Евразия с Африкой под боком.

— А сколько осталось людей? Ну, я имею в виду трумэнов.

Адам задумался и сказал:

— Трумэнов на Землю обратно не пустят… Так мне сказали. Мы будем единственными обитателями Земли человеческого рода.

— Почему?

Адам нахмурился и вздохнул.

— Не хотят они возрождения человечества. Это не входит в их планы. Музей предназначен для сэйнов. Чтобы видели колыбель своей цивилизации в чистом виде — без людей.

— Но это же несправедливо!

— Забудь это слово — справедливость. Как и многие другие, человеческие слова. В будущем они не пригодятся. Там они ничего не обозначают.

В середине апреля Шут съездил в Кардерлин. Когда вернулся, подошёл к Адаму и сказал:

— Надо поговорить.

Адам взглянул ему в глаза и кивнул. Они отошли в сторону.

— У меня две новости, и обе плохие, — сказал Шут. — Из Парижа приехала королева Берта, мать молодого графа. Аббаты — и старый, и новый — доложили ей про бесовский Замок, который неизвестно каким образом очутился в этих краях. Виконт пытался ей что-то объяснить, но она приказала собирать войско, хочет приехать и разобраться на месте сама. Ничего хорошего вам её визит не сулит.

— Сколько у нас времени? — спросил Адам.

— Две недели, не больше.

— А какая вторая плохая новость?

— Демон сбежал в ночь перед казнью. Где он? — теперь никто не знает.

Адам сжал губы и тяжело вздохнул.

— Не говори об этом пока никому. Не нужна нам паника.

Шут кивнул, но остался стоять, как бы что-то обдумывая.

— Что-то ещё? — спросил Адам.

— Я сегодня уеду. Мне пора возвращаться к Виконту.

— Понимаю, — сказал Адам. — Передай Виконту — пусть задержит королеву до начала лета. Скоро май, недолго осталось.

— Передам, но вы особо на это не рассчитывайте. У Виконта мало влияния на свою приёмную мать.

Маркус нарисовал на своём «мольберте» портрет Шута. Портрет получился похожий, только грустный.

— Ну, — засомневался Шут, — я такой бываю, конечно… перед дождём, когда старые раны ноют… Нельзя ли добавить чуток улыбки, а то так и хочется стукнуть его, — он кивнул на портрет, — по плечу и сказать: «ты чего закис, приятель?»

Маркус, вздохнув, чуть-чуть подправил на портрете уголки губ, сгладил морщины на лбу и результат удовлетворил заказчика.

— Ну вот! Другое дело. Теперь и повесить можно дома на стену.

— Почему так мало любви в этом мире? — спросил Паскаль, сидя на скамейке во дворе.

Шут с интересом посмотрел на него.

— Я бы спросил по-другому. Почему её так мало в нас?.. В мире нет любви. Принести её в мир может только человек.

— Неуютно мне в этом мире, — глядя в землю, сказал Паскаль. — Где найти другой, чтобы стало легче на душе?

— Недовольство миром, как правило, вырастает из недовольства самим собой, — заметил Шут. — А это значит, что в ином мире ты вновь повторишь то же самое.

— Нет в жизни счастья, — обречённо сказал Паскаль.

Шут неодобрительно покачал головой.

— Постыдитесь, молодой человек! В ваши годы просто неприлично петь такие песни. Никогда не надо унывать. Жизнь бессмысленна, если она безрадостна… Что ты хнычешь, как Гераклит? Выше нос! Смейся над своими несчастьями, и они убегут от тебя!

Он лукаво поглядел на присутствующих.

— Хотите испытать настоящее счастье? Купите себе тесную обувь и ходите в ней целый день. Уверяю вас, вечером, сняв её, вы будете по-настоящему счастливы!

Шут поднялся и закинул на плечо свою сумку.

— Пожалуй, мне пора… Что-то вы тут приуныли. А мне грустить нельзя — у меня профессия другая.

Широко улыбнулся и добавил:

— Китайцы, говорят, оптимистичные люди. У одного китайца сгорел дом, сосед бежит к нему, чтобы пожалеть его, а он выходит навстречу, улыбается, в зубах ковыряет. «Слушай», — говорит, — «так хорошо свинья зажарилась, съел с удовольствием!..» Записаться в китайцы что ли? Где записывают в китайцы?

Все невольно заулыбались.

— Ладно! Засиделся я у вас. Мне пора возвращаться к Виконту. А то забудет про своего верного Шута.

— Оставайтесь с нами! Увидите будущее, там много интересного! — сказал Артур.