Отныне и вовек - Джонс Джеймс - Страница 14

Глаза капитана странно поскучнели и с каждой секундой становились все равнодушнее.

– И поэтому ты перевелся из двадцать седьмого?

– Так точно, сэр. Они там пытались заставить меня вернуться в бокс.

– Понятно.

Казалось, Хомс мгновенно утратил всякий интерес к этой беседе. Он взглянул на часы и неожиданно вспомнил, что в 12:30 у него верховая прогулка с женой майора Томпсона. Хомс встал и взял со стола свою шляпу, лежавшую на ящичке с надписью «Входящая корреспонденция».

Шляпа была замечательная, настоящий «Стетсон», из дорогого мягкого фетра, с полями, загнутыми вверх спереди и сзади, складки четырех одинаковых заломов сходились на макушке в острый пик, снизу вместо предписанной пехотинцам узкой тесемки под затылок – широкий ремешок под подбородок, как у кавалеристов. Рядом со шляпой лежал стек, с которым капитан никогда не расставался. Он взял со стола и стек, Хомс не всю жизнь был пехотинцем.

– Что ж, – сказал он равнодушно, – ни в одном уставе не написано, что солдат обязан заниматься боксом, если он этого не хочет. Здесь никто на тебя давить не будет, сам увидишь. Это тебе не двадцать седьмой полк. Я в подобные методы не верю. Кто не хочет, того мы в свою команду не берем.

Он направился к двери, но вдруг резко обернулся:

– А почему ты ушел из горнистов?

– По причинам личного характера, сэр, – ответил Пруит, прячась за словом «личный», потому что никто не имеет права совать нос в личную жизнь человека, даже если этот человек – рядовой.

– Но тебя же перевели по рапорту начальника, – напомнил Хомс. – Что ты там натворил?

– Нет, сэр, никаких неприятностей у меня не было. Причины личного характера, сэр, – снова повторил он.

– А-а, понимаю. – Хомс не был готов к такому повороту и в замешательстве смотрел на Тербера, не зная, с какого бону подступиться к этим «причинам личного характера». Тербер, до сих пор с интересом следивший за разговором, почему-то безучастно уставился в стенку. Хомс кашлянул, но Тербер и ухом не повел.

– А вы ничего не хотите добавить, сержант? – пришлось наконец спросить Хомсу напрямик.

– Кто? Я? Да, сэр, конечно! – со всегдашней взрывной яростью откликнулся Тербер. Им вдруг овладело крайнее возмущение. Брови резко изогнулись – две гончие, готовые прыгнуть на зайца. – Пруит, какое звание у тебя было в команде горнистов?

– РПК и четвертый спецкласс, – ответил Пруит, испытующе глядя на него.

Тербер повернулся к Хомсу и выразительно поднял брови.

– Это как же понять? – изумленно спросил он Пруита. – Ты что, до того любишь маршировать, что отказался от; приличного звания и перешел занюханным рядовым в обычную стрелковую роту?

– Никаких неприятностей у меня там не было, – твердо сказал Пруит.

– Или, может, тебе стало противно брать в руки горн? – ухмыльнулся Тербер.

– У меня были причины личного характера.

– Это уж командиру решать, какого они характера, – немедленно одернул его Тербер. Хомс кивнул. Тербер со сладкой улыбкой спросил: – Так, значит, ты перевелся не потому, что мистер Хьюстон назначил первым горнистом этого парнишку Макинтоша, а не тебя?

– Не я перевелся, а меня перевели, – пристально глядя на него, сказал Пруит. – По причинам личного характера.

Тербер откинулся на спинку стула и фыркнул.

– Ведь вроде взрослые люди, служат в армии, а ведут себя как дети. Дались им эти переводы! Когда-нибудь вы, дурачье, поймете, что за хорошее место надо держаться.

Взаимный антагонизм наэлектризовал воздух в канцелярии. Оба забыли про Хомса. Пользуясь своим правом командира, он вмешался.

– У меня такое впечатление, Пруит, – небрежно сказал он, – что ты рвешься прослыть большевиком. Таким в армии рассчитывать не на что. Уверяю тебя, строевая служба в нашей роте намного тяжелее, чем жизнь в команде горнистов.

– Я служил на строевой и раньше, сэр. В пехоте. Так что это меня не пугает.

Врешь, голубчик, подумал он, еще как пугает. Почему так легко заставить человека соврать?

– Что ж… – Хомс многозначительно помолчал. – Я думаю, у тебя будет возможность это доказать. – Но он больше не был расположен шутить. – Ты не первогодок и должен знать, что в армии человек существует не сам по себе. Каждый несет свою долю ответственности. Моральной ответственности, которая выходит за рамки уставов. Взять, к примеру, меня. На первый взгляд я сам себе хозяин, но это только на первый взгляд. В армии, какой бы высокий пост ты ни занимал, над тобой всегда есть начальник еще выше, который разбирается во всем лучше тебя… Сержант Тербер все оформит и определит тебя во взвод.

О должности горниста больше не было сказано ни слова. Хомс повернулся к Терберу:

– Сержант, у вас есть ко мне еще что-нибудь?

– Да, сэр, – рявкнул Тербер, молча внимавший отвлеченным рассуждениям Хомса. – Ротные фонды, сэр. Надо все проверить и составить отчет. Завтра утром мы должны его сдать.

– Вот и проверьте, – распорядился Хомс, хладнокровно игнорируя инструкцию, согласно которой к ротным фондам допускались только офицеры. – Подготовьте отчет, а я завтра приду пораньше и подпишу. У меня нет времени вникать в подробности. Это все?

– Никак нет, сэр, – со злостью ответил Тербер.

– Остальным займитесь сами. Если что-нибудь срочное, подпишите за меня и отправьте. Я сегодня уже не вернусь. – Он сердито посмотрел на Тербера и повернулся к двери, даже не глянув в сторону Пруита.

– Есть, сэр, – вне себя от бешенства процедил Тербер и во всю мощь своих легких рявкнул так, что стены тесной комнаты затряслись; – Смир-р-р-но!

– Вольно. – Хомс прикоснулся кончиком стека к шляпе и вышел. Через минуту в открытое окно донесся его голос: – Сержант Тербер!

– Я, сэр! – проревел Тербер, подскакивая к окну.

– Что за грязь кругом? Сейчас же убрать территорию! Посмотрите, что здесь такое. И вон там. И там, у мусорного ящика. Это казармы или свинарник?! Все вычистить! Немедленно!

– Есть, сэр! – проревел Тербер. – Маджио!

Щуплый Маджио возник перед окном, как чертик из табакерки.

– Я, сэр!

– Маджио, – сказал Хомс, – ты почему в майке? Сейчас же надень рубашку. Ты не на пляже.

– Есть, сэр. Сейчас надену.

– Маджио! – проревел Тербер. – Собери кухонный наряд, и чтобы вылизали всю территорию! Не слышал, что приказал командир?

– Так точно, старшой, – покорно ответил Маджио.

Тербер положил локти на подоконник и проводил взглядом широкую спину Хомса, который шагал через поднятую по команде «смирно» четвертую роту. «Вольно!» – раскатился по двору голос Хомса. Когда капитан прошел, одетые в голубое фигуры опять уселись на землю, и занятия возобновились.

– Кавалерист выискался! – пробормотал Тербер. – Вылитый Эррол Флин[11], только в два раза жирнее! – Он вразвалку подошел к своему столу и злобно ткнул кулаком в твердую с плоским верхом форменную шляпу, висевшую на стене. – Если бы я свою так загнул, он бы меня быстро на строевую сплавил, сволочь. – И он снова вернулся к окну.

Хомс поднимался по наружной лестнице в штаб полка, направляясь в кабинет подполковника Делберта. У Тербера была своя теория насчет офицеров: надень погоны на агнца божьего, и он тоже станет сволочью. Офицеры вертят тобой как хотят, а ты пикнуть не смей. Потому-то они такие гады.

Но из-за лестницы штаба на него застенчиво поглядывало сквозь подъездные ворота окно спальни в доме Хомса. И, может быть, сейчас, за этим темным окном, стройная и высокая, она неторопливо высвобождает из одежды свое молочно-белое тело блондинки, готовясь принять душ или лечь в ванну, снимает с себя одну вещь за другой, как на стриптизе в ночных «абаках. Может даже, у нее в спальне сейчас мужчина.

Горячее желание распирало его, как будто в груди надувался огромный воздушный шар. Он отвернулся от окна и сел за стол.

Пруит ждал, стоя неподвижно возле стола, вконец измотанный, усталый. Напряжение от борьбы с собственным страхом и от неподчинения власти было слишком велико – из-под мышек все ползли и ползли вниз медленные струйки пота. Воротник, такой свежий в восемь утра, раскис, рубашка на спине промокла насквозь. Осталось совсем немного, уговаривал он себя. Еще чуть-чуть, и вздохнешь свободно.