По зову рода (СИ) - Журкович Андрей - Страница 14

«Не важно, кем она была, хоть и ведьма. Последние почести нужно отдать по совести».

Убедившись, что лучше и не сделаешь, ведун направился за телом. Он прятал её ночью, не особо вдумываясь, что и куда положить, впотьмах и не видать ничего. Едва останки ведьмы показались на свет, Казимир вздрогнул, побелев, аки скатерть. Правая нога, как всегда, застучала супротив воли. При жизни Милолика была очень статной и красивой женщиной, теперь же то, что оставило от неё чудовище с серпами, совсем не походило на прежнюю справную бабоньку. Перекошенное от злости и боли лицо было залито запёкшейся кровью, прекрасные мягкие кудри превратились в скомканные лохмотья, руки, ноги, тело… Ведун отвернулся, но, совладав с собой, бережно перенёс останки, уложив на костёр. Огниво трижды чиркнуло, выбивая сноп искр. Взметнувшиеся язычки пламени, принялись жадно пережёвывать угощение.

— Упокойся с миром, Милолика, — проговорил Казимир, вглядываясь в огонь. — Поздно я пришёл. Не с той силушкою ты спуталась. А всё одно, желаю, пускай они простят тебе. Добрые души, они и мёртвыми зла не держат. Пускай они простят… А ты спи. Я знаю, что ты хотела, как лучше… Не вышло… Что поделать… На то мы и не боги.

Постояв немного, ведун, смахнул одинокую слезу, всё-таки скользнувшую по щеке, и вернулся в избушку. Сев за стол, стоящий перед окном, на коротенькую лавку, Казимир устало опустил голову и закрыл глаза. Когда пламя отгорит, останется лишь закопать пепел, и дело сделано. Просидев так незнамо сколько, ведун снова воззрился на внутреннее убранство избушки. Успев изрядно тут похозяйничать, он вдруг понял, что ему здесь нравится. То, что первоначально воспринималось как осквернённое жилище подлой ведьмы, вовсе не выглядело таковым. Избушка казалась укромной и уютной, кроме того, здесь был идеальный порядок — признак женской руки. Каждая склянка и чарка, кубок, ступка или катка стояли на своём месте. Мало того, ведьма собрала очень внушительное количество компонентов для ворожбы и приготовления снадобий. Всё это не накопишь за один летний сезон, то были плоды многолетней кропотливой работы. Казимир ещё не решил куда подастся теперь. Он был бобылём, без гроша за душой. Ежели совсем по чести, Казимир и деньги то видывал лишь единожды. Как-то раз Огнедар показал ему блестящую металлическую штуковину, на которой был изображён всадник с мечом в руке.

— Дивись, засранец, — довольно щурясь, громыхнул наставник. — Это, Казимирка, царьградский сребреник. За такой можно у Любомила, что за речкой живёт, пяток самых лучших соболиных шкурок выкупить.

С тех пор, Казимир больше монет никогда в руках не держал. Теперь же у него и вещей-то своих окромя рваной и заляпанной кровью рубахи, да штанов с лаптями не осталось. Потому бросать сокровища, накопленные ведьмой за годы трудов, казалось неразумным. Из размышлений его вырвали людские голоса, доносящиеся из-за окна. Ведун даже не сразу понял, что тут быть никого не может, а когда выглянул наружу, уж стало поздно бежать — толпа, вооружённая луками и топорами, вывалила на лужайку, окружая костёр и избушку.

— Эй, ребят, а чой-то там дымит?

— Найдён, нукося, подцепи!

Раздались ахи, да охи.

— Мать честная…

— Это ж тело людское!

Казимир замер, даже перестав дышать. Нога предательски забарабанила по полу.

— Мужики, там кто-то есть!

«Проклятие, — прохрипел Казимир, не разжимая зубов. — Вот и отбегался».

— Выходи, кто есть!

— Спускайся, давай!

— Милушка? Ты здесь? — с надеждой в голосе вопросил Святогор.

Казимир не хотел отвечать, но не делать ничего было ещё хуже.

— Милолика была ведьмой, — наконец крикнул он в ответ, высунувшись в окно. — Это она девок резала, да ту тварь скроила, которая чуть всю деревню не уничтожила!

— Брешет, гнида! — взвился староста, глянув на селян. — Ведь, как дышит же брешет!

Обернувшись к окну, Святогор потрясая кулаками с ненавистью уставился на ведуна. На его лбу вспухла пульсирующая жила, а лицо приобрело пунцовый оттенок.

— Ты и мизинца ейного не стоишь, сопляк! — взревел мужчина дурным голосом, едва не визжа от ярости. — Что ты натворил, чужеяд проклятущий?! Это что, она? Моя Милушка?! — он указал на костёр.

От злости мужик едва мог членораздельно разговаривать. У старосты тряслись руки и сводило челюсти. Выхватив что-то из-за пояса, ведун не успел разглядеть, что именно, Святогор швырнул предмет в сторону Казимира с такой силой, что тот едва успел отскочить от неминуемой смерти. Хищно шипя в воздухе в избушку влетел топор и вонзился в бревно противоположной от окна стены почти на полпальца. Раздался необычный звук, словно кто-то ойкнул, но ведун не придал этому значения, он был ошарашен произошедшим.

— Ты знаешь, что я прав! — прокричал Казимир, трясясь от страха, прижавшись к стене подальше от окна, и уже не высовываясь. — Все знают! У баб спроси! Милолика у них урожай отнимала, чтобы не работать, а сама сюда таскалась. Это её избушка, её тварь нас подрала вчера!

Ответом была тишина. Никто не спешил опровергать слова ведуна, похоже, все действительно знали, что за Милоликой тянулся странный след из лжи и сомнительных делишек. Ведун замер, не веря, что всё-таки сумел пронять их.

— Знаю, говоришь? — снова раздался голос Святогора. Теперь он говорил медленно, и как-то странно, будто запыхавшись, словно изо всех сил сдерживался. — Спускайся, Казимир… По-хорошему… Спускайся, и потолкуем.

Ведун помолчал, собираясь с мыслями. Ещё вчера расстаться с жизнью казалось запросто. Он был почти рад этому и даже приготовился умереть. Но теперь, когда внизу стояла вооружённая толпа, уверенности как-то сразу поубавилось. Казимир отошёл от ночного потрясения и понимал, если в случившемся и есть его вина, то уж кому-кому, а не Святогору его судить.

— Нет, — коротко бросил он, всё так же не высовываясь.

— Рубите опоры, — бросил своим Святогор, а затем добавил, уже для ведуна. — Я с тебя шкуру спущу прямо здесь. Даже не надейся помереть быстро, гадёныш!

Гомон приблизился, а потом споро застучали топоры, но тут избушка пришла в движение. В начале Казимир решил, что она закачалась от ударов по опорам. Как вдруг, услышал низкий скрипучий голос.

— Кто это здесь балуется?

Из-за окна послышались встревоженные окрики.

— Нечистая!

— Там ещё кто-то в хижине?

— Что это за голос? Никак лешего прогневали!

— Кто это сказал? — прошептал Казимир, явственно понимая, что необычный голос звучал неподалёку от него, будто бы прямо из-за печи. — Ты домовой?

— Лесовой, — дребезжа, издевательски протянул незнамо кто. — Ты чавой тут у меня, в гостях что ль? Хто таков?

— Я Казимир, — ответил ведун, совсем побледнев. — Теперь я хозяин дома.

— Хозяин? — неуверенно проскрипели из-за печи. — А где госпожа?

— Умерла.

— Понятно… — повисло молчание, нарушаемое лишь скрипом дерева по дереву, который теперь не прекращался. — Хозяин, значится, сказываешь… Ну, подтверди себя, хозяин… — последнее слово вновь прозвучало как-то издевательски. — Ладони закрови и на стол!

Снаружи, кажется, немного отошли от первого потрясения. Крики селян, возглавляемых Святогором, снова звучали отовсюду. Похоже, они решили-таки расправиться с ведуном.

— Тащите сюда поленья из костра! — кричали одни.

— Жги деревья вокруг, мужики! — вторили им другие. — А пока по столбам и-и-и-и раз!

Стук топоров возобновился. Избушка снова ни то охнула, ни то застонала. Казимир не понимая, что и зачем делает, судорожно искал нож, второпях мечась по комнате, как ужаленный. Он даже упал, споткнувшись о скамью и больно приложился челюстью об угол стола. Только оказавшись на полу, ему на глаза попался нож, он валялся здесь же. Глянув на тёмное бронзовое лезвие, ведун уже не сомневаясь, полоснул себя сначала по одной ладони, а затем по другой и уставился на стол. Приглядевшись, он заметил то, что раньше не приметил — на столешнице отчётливо виднелись два тёмных пятна, отдалённо напоминающих очертанием человеческой кисти. Казимир опустил руки, и едва его кровь соприкоснулась с деревом, избушка вздрогнула. Из печки пахнуло жаром, в ней само по себе вспыхнуло пламя, стены, будто пришли в движение, ходя из стороны в сторону.