Что мы натворили (ЛП) - Лоуренс Дж. Т. - Страница 14

Глава 21

Мистер Вселенная

12 годами ранее. «ЛЕД», Йоханнесбург, 2024

Зак использует скудный кусок тюремного мыла, чтобы разрисовать оштукатуренную кирпичную стену в его камере. Он использует всю стену напротив своей металлической койки как холст. Ему удается обрисовать лишь контуры перед тем, как мыло заканчивается. Свободный набросок цветущего лотоса. Ему нравится, что тот почти невидим.

Это лучшее применение мыла, которое он нашел: добавить что-то красивое, на что можно смотреть. Что-то, что воплощает красоту, потенциал и надежду, потому что, Сеть знает, здесь ничего из этого нет. Что важнее, это его ежедневное напоминание о правде, о том, почему он здесь, и о том, что ему все еще предстоит сделать. Зак стоит там в своей маленькой серой камере и смотрит на цветок. Представляет, как тот цветет и распускает лепестки, а потом превращается в ничто.

«Я здесь, чтобы пробудить "Пожирателей Лотуса"».

Арест временно помешал выполнению его плана, но всегда есть выход. Это императива, которая помогает ему сохранять самообладание.

Небольшая пластина мыла — одна из тех, сводящих с ума деталей, от которых он рад избавиться. Они дают тебе наволочку, но без подушки, окно, но без вида, и кусок дешевого мыла без воды. Он все еще не может понять, недостаток ли это внимания к деталям, или нечто более ужасное: приглашение в дурдом. Иногда он ощущает, психологически говоря, что они дают ему достаточно веревки лишь для того, чтобы на ней повеситься.

Мужчина слышит свист снаружи. Лавмор с амблиопией (прим.: понижение зрения, причиной которого преимущественно являются функциональные расстройства зрительного анализатора, не поддающиеся коррекции с помощью очков или контактных линз). Он не сомневается, кто это, потому что Лавмор — единственный охранник, который предупреждает о своем приходе. Обычно тот насвистывает устаревшую евангелистскую мелодию. Может быть, он думает, что заключенные заслуживают небольшой приватности, или, может быть, свист — подобие защитного заклинания, чтобы оградить себя от того, что он войдет и увидит, как заключенные занимаются тем, что он не хочет видеть.

Дверь открывается, и охранник показывает Заку следовать за ним.

Лавмор не его любимчик, но, по крайней мере, он лучше, чем Бернард.

Свет причиняет боль глазам Зака, поэтому тот часто моргает, чтобы унять жжение.

— Куда мы идем?

— Они тебе не сказали?

Они идут по коридорам, поднимаются по лестницам, едут на конвейерных лентах, пока Зак не теряет ориентацию в пространстве. Этому способствует и то, что здесь нет ни окон, ни естественного освещения, чтобы оценить время суток. Ему хочется думать, что его адвокату, его настоящему адвокату, каким-то образом удалось прорваться к нему, или что обвинения против него сняты, но он не может избавиться от дурного предчувствия. Все кажется спланированным, подстроенным. Хелена Нэш говорила им, что они ускорили суд над ней лишь с одной целью — посадить ее навечно.

Они достигают зала суда, в котором уже расселись жюри присяжных и тут и там представители прессы. Он изучает лица журналистов одно за другим, ищет, надеется увидеть Кеке. Конечно же, она будет присутствовать? В лучшем случае, чтобы поддержать его, в худшем — убедиться, что его допросят с пристрастием и признают виновным. Но даже так, он хочет, чтобы она пришла: в толпе ни одного знакомого лица.

— Сейчас будет? — спрашивает он Лавмор. — Суд? Уже?

— Вы всегда недовольны, вы преступники, — говорит он, — ноете, ноете и ноете, чтобы суд был быстрее, а потом, когда его получаете, жалуетесь. Мы не можем держать вас в колонии «ЛЕД» вечно, знаешь ли.

Да, Зак знает. «ЛЕД» стоит государству денег, в то время как Крим-колонии почти что станок по печати денег. Они не хотят, чтобы уроды оставались здесь дольше минимально необходимого.

— Но у нас даже пока нет стратегии защиты.

У тебя есть возможность связаться с мистером Мпанги.

— Вы шутите.

Он не шутил.

— Это не суд. А подстава.

Лавмор пожимает плечами.

— Ты не очень-то сотрудничал. Человек, которому предложили бесплатного юридического советника.

— Меня даже не побрили. Я все еще в тюремном комбинезоне.

Его ярко-оранжевый комбинезон будто кричит «опасный преступник», как и его зудящая трехдневная щетина. Его волосы грязные, а под глазами залегли темные круги.

— Не переживай по этому поводу, красавчик, это не конкурс «Мистер Вселенная». Тебя будут судить не по тому, как ты выглядишь.

Зак очень хорошо знает, что всех и везде судят по тому, как они выглядят, и он знает наверняка, что в данный момент он выглядит именно так, как они хотят, чтобы выглядел: как деградировавший серийный убийца.

Лавмор ведет его к месту в переднем ряду зала суда, рядом с Мпанги, который здоровается с ним кивком.

— У вас есть план? — шепотом спрашивает Зак.

— Конечно.

Тот улыбается: эбонитовый Чеширский Кот.

Зак снова ищет взглядом в зале суда Кеке.

В помещение входит трио судей, и все встают. Зак не узнает ни одного из них.

Вслух зачитывают список обвинений против него, угловые камеры записывают приглушенные возгласы из толпы позади него. Ведущий судья без остановки перечисляет имена каждой жертвы, одно за другим, чтобы жюри присяжных почувствовало обвинение в массовых убийствах, как тяжелое одеяло на своих плечах. Это их работа — очевидное, негласное сообщение, добиться справедливости для этих людей. Жюри присяжных по очереди одаривает его подозрительными взглядами, в уме они уже, вероятно, все решили.

Главный судья, наконец, добирается до конца списка: 108 пунктов обвинений в преднамеренном убийстве. Наступает мгновение безмолвия, возможность осознать тяжесть обвинений против него, а затем главный судья хлопает ладонями.

— Что ж! Давайте начинать.

Глава 22

Хлеб & Зрелища

12 годами ранее. «ЛЕД», Йоханнесбург, 2024

Каждый день, как Зака приводят в зал суда, он ищет взглядом Кеке и столько же разочаровывается. Конечно же, однажды она появится. Это начинает ощущаться неразделенной любовной интрижкой криминального толка. Каждый день он все глубже погружается в отчаяние. Он много недель не принимал душ и не высыпался. Каждую ночь его преследует маячащий силуэт Бернард. Он лежит без сна, ожидая ее прихода, а когда она появляется, ведь она всегда появляется, то лежит и прислушивается к ее дыханию, в то время как адреналин будоражит его кровь и не дает еще долго уснуть после ее ухода.

Почему Бернард преследует его? Почему она наблюдает за ним спящим? Она знает, кто он на самом деле?

Невозможно.

Он умолял Лавмора дать ему что-нибудь почитать, что угодно, чтобы прекратить медленную атрофию своего мозга. Это одна из самых больших трудностей нахождения здесь. Он может жить без душа, без компании, а в последнее время и без зубной щетки, но без сна и чтива однозначно сойдет с ума. Каждый день в этом месте на шаг приближает его к бредовому исступлению.

Мпанги едва заметно нюхает воздух, а затем немного отодвигается от Зака. Он его не винит. Зак бы сам от себя отсел, если бы мог. Как можно дальше. Возможно, если он старательно представит метафизическую петлю палача, которую они пытаются на него накинуть, она материализуется. Что-то вроде кота Шредингера. Петля Шредингера?

«Встать! Встать! Внимание!»

Закери Гердлер и жив, и мертв одновременно.

— Когда я смогу выступить за трибуной? — спрашивает он Мпанги.

Брови «пирата» взлетают вверх.

— Ты не будешь выступать за трибуной.

— Разве они не хотят услышать мои показания? Разве им не нужно задать мне вопросы?

Он качает головой.

— Что, если я хочу что-либо сказать?

— И что бы ты сказал?

— Я мог приготовить речь. В свою защиту.

— Это не «Закон и порядок».

— Мпанги. Мне нужно выбираться отсюда к чертям.