Людовик XV и его двор. Часть вторая - Дюма Александр - Страница 64

Мария Терезия родилась в 1717 году и, следовательно ей только что исполнилось пятьдесят четыре года. Но, хотя это уже не возраст расцвета всех сил, волей она обладает еще сполна.

АНГЛИЯ

Георг III царствует в Лондоне уже четырнадцать лет. Родившись в 1738 году, он только что достиг тридцатилетнего возраста. Провидение приберегает для него в тайниках будущего долгую жизнь, то есть долгую печаль; он окончательно присоединит Ирландию к своей короне, он подчинит себе всю Индию; однако Америка вырвется из его рук, и, пораженный безумием в 1787 году, он в 1811 году будет объявлен неспособным править и станет влачить эту горестную жизнь вплоть до 1820 года.

В то время, к которому мы подошли, он начинает тревожиться по поводу противодействия со стороны герцога Камберленда, герцога Ньюкасла и г-на Питта, которому он дал титул лорда Четэма; между тем, повернув ухо в сторону Америки и внимательно прислушиваясь, он то и дело вздрагивает, когда из-за океана до него доносятся глухие раскаты грома.

РОССИЯ

На севере всходит, словно Полярная звезда мира, Екатерина II, родившаяся в 1729 году и вышедшая в 1745 году замуж за Карла Петра Ульриха, герцога Голыптейн-Готторпского, племянника императрицы Елизаветы, которого императрица назначила своим наследником. Ее муж становится императором в 1762 году, и в том же году она становится вдовой. Ее муж умирает, задушенный в тюрьме после семи дней заключения, так не терпелось будущей царице занять трон!

И кто же задушил его? Говорят, это сделал Григорий Орлов. Впрочем, фаворит имел на это право. Разве не был он внуком одного из тех мятежных стрельцов, которых Петр I казнил своей собственной рукой? Григорий Орлов лишь отплатил мужу Екатерины II тем, что муж Екатерины I сделал с его дедом. Однако, поскольку оказанная им услуга была громадна, награда ему будет огромной. Григорий Орлов станет командующим артиллерией. Императрица построит для него мраморный дворец, на котором, дабы опровергнуть поговорку «Неблагодарен, как царь», она начертает: «Дар признательной дружбы». Но это еще не все: она предложит ему тайный брак с ней, от которого он, честолюбец, откажется, не подумав о том, что этот отказ нанесет ему урон. И вот, в то время как она посылает его в Москву, чтобы подавить бунт и устранить последствия чумы, в то время как она приказывает отчеканить медаль и возвести триумфальную арку с надписью «Орловым от беды избавлена Москва», его заменяет в сердце императрицы и на ее ложе новый любовник, Васильчиков. Именно он, преемник Понятовского и Григория Орлова, продолжит ту череду кесарей, как их называли, которые, в количестве двенадцати — и это не считая безвестных узурпаторов, — должны были управлять Россией и Екатериной, что не мешало Фридриху II ставить ее в своих письмах между Ликургом и Солоном, а Вольтеру — называть ее Северной Семирамидой: несомненно потому, что царица Семирамида тоже удушила своего мужа, Нина. Впрочем, у этой женщины была крепкая голова на плечах и честолюбивая душа подле развращенного сердца. В то время, к которому мы подошли, императрица была занята тем, что вела Россию к положению великой державы, успев перед этим подчинить себе Польшу и посадить на трон Ягеллонов короля, которого она вышвырнула из своей постели. Она пошла войной на турок и отняла у них Азов, Таганрог и Кинбурн. Благодаря независимому Крыму ее новые флоты господствуют в Черном море и вступают в соединение с ее старыми флотами, которые через Гибралтарский пролив вторгаются в Средиземное море и впервые посещают острова Греческого архипелага. В это самое время императрица передвигает границы своей громадной империи по другую сторону Кавказа, который она завоюет, не сумев покорить его; в это самое время она с целой толпой царедворцев путешествует по Волге и Борисфену, высмеивая бури на этих реках, подобно тому как Цезарь высмеивал бури на Анио, и при этом раздает самым образованным вельможам своего двора отдельные главы «Велизария» Мармонтеля, чтобы перевести их на русский язык, и одну главу оставляет себе, намереваясь перевести ее сама. Затем, узнав, что архиепископ Парижский выпустил пастырское послание, направленное против «Велизария», она посвятила перевод этого сочинения архиепископу Санкт-Петербурга. В это самое время, на дороге длиной в тысячу льё, нынешний фаворит Потемкин, некогда гвардейский подпоручик, который 9 июля 1762 года познакомился со своей государыней, подав ей на площади Санкт-Петербурга темляк своей сабли; Потемкин, который заместил Понятовского, Орлова, Васильчикова и всех прочих, даже не поинтересовавшись их именами и не заботясь о том, что стал одной из прихотей этой новоявленной Мессалины, — так вот, на дороге длиной в тысячу льё Потемкин поспешно сооружает целый несуществующий мир. Театральные декорации, волшебные миражи, иллюминации; города, которые живут лишь один день, танцевальные залы, которые стоят лишь одну ночь; деревни, которые вырастают за сутки там, где накануне татары пасли свои стада; крестьяне, которые спешно, пока императрица вкушает ночной сон, отправляются в путь, чтобы наутро в другом месте создать видимость населения, такого же фальшивого, как и то, что она видела сегодня, и будут сопровождать ее до самого конца этого чудесного, феерического, неслыханного путешествия, к триумфальной арке, несущей на себе надпись:

«Дорога в Византий».

За этим стоят сладостные мечты о завоевании Константинополя, которые Екатерина II лелеет так же, как лелеял их Петр I, ее предшественник, и как будут лелеять их Александр и Николай, ее преемники.

Тем временем ее восхваляет Дидро, ее восхваляет д’Аламбер, ее восхваляет Вольтер. Какое значение имеет для этих злобных философов старинная политика Франции, возложившей на Турцию, свою союзницу, задачу остановить русское продвижение на восток? Какое значение имеет для них погубленная торговля в Средиземном море? Екатерина мстит за них презрением к Людовику XV, а это все, чего требует спесивое себялюбие этих строителей новой Вавилонской башни, которая именуется «Энциклопедией».

ПРУССИЯ

Там по-прежнему правит Фридрих II, постаревший Фридрих II, шаткой походкой и с согбенной спиной бредущий к могиле; им французские философы завладели тоже; Вольтеру, который хвалит его, он возвращает похвалу с процентами, однако те проценты, какие выплачивает ему король, являют собой презрение; действуя по своему королевскому расчету, он пользуется всеми этими людьми, но в глубине души он прекрасно понимает, что все эти люди опошляют свое перо и приносят в жертву честь Франции к вящей славе Женевы, Голландии и Пруссии. Сам он не хотел ничего, кроме Силезии, ибо лишь обладание ею способно было обеспечить ему спокойный сон; но после завоевания Силезии ему нужно завоевать общественное мнение. Вот ради чего он пользуется услугами этих философов, которые продают свою лесть, но не за деньги, а за похвалу: это обмен любезностями между повелителем и его сторонниками; это взаимное нежное поглаживание короля философами и философов королем. Из Потсдама и Сан-Суси король взирает на Версаль и улыбается. Версаль более ничего не может сделать против него, но не с тех пор, как он одерживает победы в битвах, а с тех пор, как он сочиняет стихи. Враги, которых он выставляет отныне против короля Франции, это уже не старые победители в сражениях при Лобозице и Росбахе, а союзники философов; он спокоен: какое бы зло ни принесла Франции недавняя Семилетняя война, «Система природы», «Общественный договор» и «Философский словарь» принесут ей зла еще больше. Как печально для него было умереть в 1786 году и не увидеть своими моргающими глазами 10 августа, 21 января и 16 октября!

ШВЕЦИЯ

В Швеции царствует Густав III. Ему двадцать восемь лет; уже три года он находится на троне и борется против политической оппозиции, продавшейся русской и английской партиям; это преданный союзник Франции, который вместе с Данией составляет противовес русскому могуществу и заменяет нам Польшу, перешедшую в руки Екатерины; он только что подавил смуту 1772 года и готовит против Дании войну, так и не состоявшуюся.