Людовик XV и его двор. Часть вторая - Дюма Александр - Страница 15

— Меня уверяли, что у нее добрый характер, — ответил дофин, — и мне этого достаточно.

Однажды он сказал одному из своих друзей:

— Если я стану когда-нибудь королем, то буду жить в Сен-Жермене и построю там дворец, пытаясь, однако, использовать здания, которые там уже есть.

— Монсеньор, — ответил ему тот, с кем он разговаривал, — этот план плохо согласуется с другим планом, который ваше высочество носит в своем сердце: облегчить положение народа.

— Хорошо, — промолвил дофин, — я подумаю о том, что вы мне сейчас сказали.

На другой день он снова обратился к своему другу:

— Вы правы, всегда строят больше, чем нужно, и дороже, чем можно. Я подумал о том, что вы мне вчера сказали, и даю вам слово, что никогда не буду ничего строить.

Дофин, очень любивший ружейную охоту, имел несчастье случайно застрелить г-на де Шамбора и после этого никак не мог утешиться.

Жена г-на де Шамбора осталась беременна. Дофин был крестным отцом новорожденного и во время крещения, увлеченный порывом сердца, нарушил какое-то правило этого обряда, относящееся к ребенку; дофина хотели поправить, сказав ему:

— Монсеньор, так не принято.

— Но мне кажется, — горестно ответил дофин, — что убивать отца ребенка и мужа жены тоже не принято.

Женатый уже пять лет, дофин неизменно вел себя как добрый и честный муж. Поэтому, как мы уже говорили, г-жа де Помпадур опасалась дофина бесконечно больше, чем королеву.

Госпожа де Помпадур, о чем мы уже тоже говорили, была представлена ко двору в 1745 году, но, поскольку ей нельзя было быть представленной под своим именем г-жи Ленорман д’Этьоль и к тому же у нее были кое-какие причины порвать с этим именем, которое она носила довольно плохо, фаворитка попросила короля сделать для нее то, что он сделал для г-жи де Шатору. Король согласился на это и подарил ей маркизат Помпадур.

Род Помпадуров, который восходил к XII веку, пресекся в 1722 году в лице маркиза де Помпадура, сыгравшего определенную роль в заговоре Челламаре.

В отличие от герцогини де Шатору, г-жа де Помпадур не выставляла своих условий наперед, но ничего не потеряла от того, что сделала это после.

Начала она прежде всего с того, что лишила должности генерального контролера Орри, отказавшегося сделаться ее покорнейшим слугой, и заменила его своим ставленником.

Кроме двух распространенных версий касательно ее отца, г-на Пуассона, по одной из которых он был скототорговцем из Ла-Ферте-су-Жуара, а по другой — поставщиком провизии в дом Инвалидов, существовала еще третья версия, которая делала из него лихоимца, осужденного некогда на виселицу.

Господин Пуассон, по слухам, был одним из главных приказчиков братьев Пари, которые покровительствовали ему, при том что сами, напомним, находились под протекцией г-жи де При; преследуемый Фагоном, который не смел наброситься на них самих, так как им покровительствовал герцог Бурбонский, Пуассон был приговорен к повешению; но поскольку, как говорится, никогда не повесят того, у кого найдется сто тысяч ливров, чтобы откупиться от петли, Пуассон избегнул виселицы и укрылся в Гамбурге.

Выше мы рассказывали о том, как командор де Тьянж играл роль короля Станислава в 1733 году. Пуассон встретился с ним в Гамбурге, рассказал ему о своих злоключениях и попросил похлопотать за него у генерального контролера, чтобы тот подал апелляцию на этот приговор. О деле Пуассона весьма часто говорили кардиналу де Флёри, но так ничего и не смогли от него добиться; однако в конце концов одна дама, г-жа де Сессак, приятельница г-жи Пуассон, стала так докучать кардиналу, что он позволил пересмотреть это дело.

В 1741 году приговор 1726 года был отменен.

Братья Пари оказывали большую помощь г-ну Пуассону.

Генеральный контролер был смертельным врагом братьев Пари, и потому первой заботой г-жи де Помпадур, как только она пришла к власти, стало ниспровержение Орри.

Отправленный в отставку, Орри удалился в Берси, куда приезжали все порядочные люди Франции, чтобы вписать свои имена в его книгу посетителей.

Господина Орри сменил г-н де Машо, интендант Валансьена.

Впрочем, г-н де Машо, человек порядочный и умный, начал с того, что спас Францию от великого голода 1749 года, закупив достаточное количество гречихи.

Госпожа де Помпадур наполовину обманулась в своих ожиданиях: у нее хватило власти ниспровергнуть врага, но недостало власти заменить его другом.

Чтобы возместить маркизе этот ущерб, король отдал в ее распоряжение должность главноуправляющего королевскими постройками, на которую она могла назначить кого угодно.

И она назначила на эту должность своего брата, которого сделали маркизом де Вандьером и которого при дворе поспешили окрестить маркизом д’Авантьером.

Что же касается личного богатства г-жи де Помпадур, то оно росло следующим образом.

Через полгода после того, как о ее любовной связи с королем стало известно, она имела уже сто восемьдесят тысяч ливров годового дохода, одно жилище при дворе и прочие во всех королевских дворцах, а также маркизат Помпадур.

В 1746 году она купила у откупщика Русселя поместье Ла-Селль за сто пятьдесят пять тысяч ливров и потратила шестьдесят тысяч ливров всего лишь на перестройку замка.

В том же году король подарил ей семьсот пятьдесят тысяч ливров на покупку поместья и замка Креси.

В том же году король дал ей пятьсот тысяч ливров из надбавки к стоимости должности казначея королевских конюшен.

Наконец, в том же году он учредил в ее пользу вторую должность, стоившую пятьсот тысяч ливров.

Таким образом, менее чем за год фаворитке было явным образом подарено около двух миллионов ливров.

Первого января 1747 года Людовик XV подарил ей к Новому году украшенную бриллиантами записную книжку с гербом Франции посередине и с одной из трех башен, которые г-жа де Помпадур избрала своим гербом, на всех четырех углах.

В этой записной книжке находился вексель на сто пятьдесят тысяч ливров, подлежащий оплате предъявителю.

Третьего марта маркиз де Вандьер получил от короля должность управляющего Гренельским охотничьим округом, подкрепленную грамотой на получение ста тысяч ливров от его преемника на этой должности.

В 1749 году г-жа де Помпадур захотела иметь особняк в Фонтенбло; король дал ей на эти цели триста тысяч ливров.

В том же году она попросила у короля замок Оне, чтобы добавить красот поместью Креси; король подарил его фаворитке, прибавив к этому четыреста тысяч ливров.

В 1750 году она захотела приобрести павильон Бренборьон, расположенный выше Бельвю; король купил его, заплатив двести тысяч ливров.

В 1751 году г-жа де Помпадур подумала, что пришла пора сделать что-нибудь и для своего отца; король купил поместье Мариньи и поспешил подарить его г-ну Пуассону.

В 1752 году г-жа де Помпадур пожелала иметь поместье Сен-Реми, прилегавшее к поместью Креси; это была безделица, приносившая всего двенадцать тысяч ливров дохода, и потому король, стыдясь предложить своей фаворитке такой маленький подарок, прибавил к нему триста тысяч ливров для приобретения особняка в Компьене.

В 1753 году маркизе понравился великолепный дворец графа д’Эврё; она говорит об этом Людовику XV, который тотчас же дает ей на покупку этого дворца пятьсот тысяч ливров. Но, войдя туда, г-жа де Помпадур находит его недостойным себя и тратит еще сто тысяч ливров, чтобы сделать его пригодным для жилья.

На этот раз парижане не могли удержаться: они разразились бранью против куртизанки, облепили стены дворца пасквилями, и, поскольку, стремясь расширить дворцовый сад, она захватила без всякого предупреждения часть того пространства, которое тогда называли Кур-ла-Рен, а теперь называют Елисейскими Полями, собравшаяся толпа народа напала на рабочих и рассеяла их, забросав камнями.

Примерно в это же самое время между г-жой де Помпадур и королем Пруссии велись переговоры о покупке Нёвшательского княжества. Фаворитка, успевшая нажить себе врагов во Франции, хотела на случай разрыва со своим августейшим любовником или его смерти обеспечить себя убежищем за границей, где она могла бы спокойно жить не только за счет своих явных капиталов, но и за счет тех незримых капиталов, о которых никто не знал и которые были рассредоточены по банкам Генуи, Венеции, Лондона и Амстердама; однако эти переговоры кончились ничем.