Заговор мерлина - Джонс Диана Уинн - Страница 42

Я выругался.

— В доме сделалось ужасно тихо, и я не знала, куда ты делся! — объяснила она.

— Да я просто спал, идиотка! — рявкнул я.

— Ой! — сказала она. И снова принялась вести себя как смущенная школьница. Я слышал, как где-то за окном ее задние ноги трутся одна о другую. — Я ужасно извиняюсь, но я…

¦ — Опять голодная! — проворчал я. — Господи! Да ведь ты вчера вечером умяла целый сарай сена и сахарного тростника!

— Ну, козе тоже кое-что досталось… — виновато сказала слониха.

— Ладно, ладно, ладно! — сказал я и вышел на улицу: теперь дверь на улицу открывалась почему-то прямо из кухни.

Я прошел вдоль дома к сараю. Сарай был почти пуст, как ему и положено. Только в углу завалялся какой-то жалкий клочок. Когда я вошел, коза как раз исправляла это упущение.

— Пшла вон! — сказал я ей.

Коза, не переставая жевать, развернулась в мою сторону, явно собираясь встретить меня демоническим взглядом. Но тут она заметила, в каком я настроении. Клянусь, я видел, как она буквально на глазах передумала. Она послушно выбежала на улицу.

Я захлопнул дверь сарая.

— Слоновьей еды, — сказал я. — И куриной. И, кстати уж, козьей тоже.

Когда я снова отворил дверь, сарай был забит под потолок: там было сено, веники и большие брикеты комбикорма, которые я с трудом дотащил до кормушки.

— Ладно, — сказал я, зачерпывая ведром зерно, — и впредь позаботьтесь о том, чтобы сарай все время был так же полон, как сейчас, иначе я потребую объяснений. Понятно? Не вижу никакого смысла попусту хлопать дверью. Пусть слониха ест, сколько ей надо.

Потом я накормил кур и, все еще сердитый, потопал обратно к кухне, мечтая о кофе. По дороге я заметил куриное яйцо, отложенное на клумбе у стены дома, и подобрал его. ¦«Странно!» — подумал я. Я отчетливо помнил, что вчера вечером стена выглядела как ровная каменная кладка, отделанная светлым деревом. А теперь это была беленая штукатурка. Но мне так хотелось кофе, что я не стал об этом задумываться.

Я вошел в дом, положил яйцо в миску с маслом — я подумал, что, может, Романов ему обрадуется, — и наконец-то получил свой кофе. Но позавтракать не спеша, с толком, с расстановкой, как я собирался раньше, мне так и не удалось. То, что пришлось пробудиться так быстро, выбило меня из колеи. Я нервничал и все еще сердился. Я отрезал себе толстенный ломоть хлеба, намазал масла толщиной в палец и пошел проведать Романова. Я подумал, что лучше рассказать ему, как я отключил его жену.

Сейчас его квадратная белая спальня выглядела далеко не такой просторной. Окно как-то съежилось. И я мог бы поклясться, что промежутки между раскиданными по полу шмотками уменьшились вдвое с тех пор, как я был тут в последний раз. В утреннем свете Романов выглядел еще хуже. Волосы у него сделались липкими от пота, и лицо смотрелось ужасно, потому что коричневый загар стал желтым и из-под него проступала болезненная серость. Когда я склонился над ним, Романов не шевельнулся и глаз не открыл.

«Ну, гриппозным больным обычно становится хуже перед тем, как полегчает», — подумал я без особой надежды.

— Не хотите позавтракать? — спросил я. — А может, аспирину поискать?

Он только беспокойно шевельнулся и ничего не ответил. Поскольку я не мог придумать, как можно привести сюда доктора, я просто тихонько вышел и закрыл за собой дверь.

Проходя по коридору, я задел ногой телефон. Я поднял его испачканной в масле рукой. Телефон слабо звякнул. Это был игрушечный телефон, красно-синий, пластмассовый, и в «стене не было видно никакой розетки, а желтая пластмассовая трубка лежала отдельно, ничем не присоединенная к аппарату. Я тупо уставился на все это.

— Беспроводной телефон? — спросил я себя. — Круто замаскированный мобильник?

! Но я знал, что это не то и не другое. Это просто игрушка.

— Вот тебе и магия, — сказал я и пошел на кухню, чтобы найти какую-нибудь корзинку. — Тут все держится на магии. А за ней, я так понимаю, нужен глаз да глаз.

Я нашел корзинку и вышел на улицу, посмотреть, не отложили ли куры еще яиц. Оказалось, что отложили, и довольно много. Яйца были попрятаны по всяким укромным уголкам и щелкам. Я все время находил новые и новые.

— Ой, как хорошо! — сказала воздвигшаяся надо мной Мини, озабоченно помахивая ушами. — А то я так боялась наступить на одно из них! А для чего они?

Я поднял голову, собираясь объяснить слонихе, зачем нужны яйца, но тут мой взгляд упал на стену сада позади Мини. Стена явно сделалась ниже, и ее кирпичи крошились и местами обваливались. И она оказалась куда ближе к дому, чем я думал.

— Мини, — спросил я, — тебе не кажется, что это место становится все меньше?

— Кажется, кажется! — подтвердила Мини. — Сегодня утром до той рощи было всего сто шагов. Я как раз собиралась спросить у тебя, почему это.

— Думаю, это оттого, что Романов болен, — сказал я.

Но Мини меня не слушала. Она устремила оба уха и хобот на небо, куда-то за дом. Я тоже вытянул шею в ту сторону. За домом было не видно, но мне послышалось какое-то жужжание.

— Что это? — спросил я.

Глаза Мини, изумительно серые, умные, невинные глаза, посмотрели на меня.

— Какой-то летательный аппарат, — сказала она. Ее густые серые ресницы нервно затрепетали. — Он… он мне чем-то не нравится.

— Он летит сюда? — спросил я.

— Да, — сказала Мини. — Мне так кажется.

— В таком случае, — сказал я, — поди и загороди вход в дом. Я не думаю, что тех, кто там находится, стоит пускать внутрь. По крайней мере, теперь, когда Романов болеет.

Глава 2

Мы встали у дверей, Мини — привалившись к ним боком, а я — рядом с ней, так, что моя голова едва доходила до самой нижней точки ее серого морщинистого брюха. Через некоторое время над огромной спиной и углом крыши дома показался летательный аппарат. Он как раз переходил с белесого ломтя неба на ярко-голубой. Пересекая линию, разделявшую две разновидности неба, он вроде как мигнул, и это, по-видимому, заставило его снизить скорость. Во всяком случае, на то, чтобы пересечь голубой кусок, у него ушло больше времени, чем я думал, и потом, у следующей линии, он снова мигнул, перейдя в кусок, затянутый клубящимися серебристо-серыми облаками, и принялся упрямо пробираться среди них. Времени на это ушло столько, что я было понадеялся, что он вообще не долетит. Но это, конечно, было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Пять минут спустя аппарат с оглушительным ревом заложил вираж над домом и опустился на вершине холма, у стены сада. Он был похож на вертолет без больших винтов, белый и довольно маленький. Мини с отвращением свернула хобот, почувствовав исходящий от него запах. Куры сломя голову разбежались кто куда. Я покрепче стиснул свою корзинку с яйцами и уставился на крупные цифры и буквы на заостренном хвосте аппарата. Коза подошла поближе и, не переставая жевать, тоже уставилась на него.

— Пари держу, это миссис Романов, — сказал я, когда рев стих. — Я ее очень разозлил сегодня утром.

Дверца распахнулась, и на траву выпрыгнули двое мальчишек в расшитых куртках. Следом за ними, неторопливо и величественно, появился мужчина, который немного постоял, озираясь по сторонам и одергивая свой вышитый костюм, потом нацепил очки в золотой оправе, коротко сказал что-то мальчишкам, и все трое принялись спускаться по поросшему травой склону к дому.

У меня малость душа ушла в пятки. Это был тот самый мастер молитв, которого я принял за Романова в Лоджия-Сити, и двое его пацанов. Должно быть, они явились сюда, чтобы вершить надо мной свой неправый суд. Я прикинул, удастся ли уговорить Мини пнуть их машину достаточно сильно, чтобы они не смогли утащить меня к себе.

— Нет, конечно! — воскликнула Мини. — За кого ты меня принимаешь?

«Значит, остается только швыряться в них яйцами», — подумал я, глядя, как они приближаются. Они выглядели точно так же, как я их помнил. У мастера молитв был все тот же несгибаемый и непогрешимый вид, какой бывает только у самых неприятных учителей в школе, и мальчишки были ничем не лучше. Старший был темноволосый, самодовольный и смотрел паинькой. А младший был тот самый белобрысый крысеныш с остреньким личиком, который исподтишка щипал меня с вывертом.