Воздушный замок - Джонс Диана Уинн - Страница 11

— Что скажешь, пес с навозной кучи? — спросил Султан. — Где моя дочь?

— Понятия не имею, — горько ответил Абдулла.

— Не станешь же ты отрицать, — продолжал Султан, болтая колпаком так, словно это была отрубленная голова, которую он ухватил за волосы, — не станешь же ты отрицать, что это твой ночной колпак? А твое имя вышито внутри, несчастный торговец! Я нашел его — мы самолично изволили его найти! — в шкатулке моей дочери, равно как и восемьдесят два портрета простых людей, которые моя дочь спрятала в восемьдесят два тайника. Не станешь же ты отрицать, что проник в мой ночной сад и подарил эти портреты моей дочери? Не станешь же ты отрицать, что после этого похитил мою дочь?!

— Еще как стану! — возразил Абдулла. — О высочайший защитник угнетенных, я не стану отрицать ни колпака, ни портретов, хотя должен отметить, что дочь твоя прячет лучше, чем ты ищешь, (ибо на самом деле я подарил ей на сто семь картин больше, чем ты обнаружил!), однако я отнюдь не похищал Цветок-в-Ночи — на моих глазах ее уволок огромный отвратительный ифрит. О том, где она сейчас, я имею не большее представление, чем твое небеснейшее сиятельство.

— Нечего сказать, правдоподобная история! — сказал на это Султан. — Ифрит! Тоже мне! Лжец! Презренный червь!

— Клянусь, это правда! — закричал Абдулла. Он впал в такое отчаяние, что слова его больше не заботили. — Принеси любой священный предмет, какой хочешь, и я на нем поклянусь, что это был ифрит! Заколдуй меня так, чтобы я мог говорить только правду, и я скажу то же самое, о могучий сокрушитель преступников. Ибо это — правда! А поскольку, вероятно, утрата твоей дочери стала для меня куда большим ударом, нежели для тебя, о великий Султан, слава нашей земли, молю немедля убить меня, избавив от невыносимо горькой жизни!

— Я охотно велю тебя казнить, — согласился султан, — но сначала скажи мне, где она.

— Но я же сказал тебе, о диво подлунного мира! — простонал Абдулла. — Я не знаю!

— Уберите его. — очень спокойно приказал Султан коленопреклоненным солдатам. Они с готовностью вскочили и поставили Абдуллу на ноги. — Вызнайте истину пыткой, — добавил Султан. — Когда мы ее найдем, можете его убить, но до того времени пусть живет. Полагаю, очинстанский принц возьмет в жены и вдову, если удвоить приданое.

— Ошибаешься, властелин властелинов! — выдохнул Абдулла, когда солдаты с лязгом тащили его по плиткам. — Я совершенно не представляю себе, куда отправился ифрит, и то, что он уволок ее прежде, чем мы имели хоть какую-то возможность пожениться, — величайшее мое горе!

— Что?! — закричал Султан. — Тащите его обратно!

Солдаты тут же приволокли Абдуллу вместе с цепями назад к выложенному плитками трону, с которого Султан, нагнувшись, свирепо глядел на пленника.

— Неужели мой чистый слух запятнан вестью о том, что ты, мразь, даже не женат на моей дочери?! — спросил он.

— Это в точности так, о могущественный монарх, — ответил Абдулла. — Ифрит появился прежде, чем мы успели пожениться.

Султан глядел на него сверху вниз, и на лице его отразилось нечто вроде ужаса.

— Это правда?

— Клянусь, — сказал Абдулла, — что не успел даже поцеловать твою дочь. Я собирался разыскать соответствующего чиновника, когда мы окажемся вдали от Занзиба. Ведь я понимаю, что подобает честному человеку, а что нет. Однако я также счел подобающим честному человеку вначале выяснить, действительно ли Цветок-в-Ночи хочет за меня замуж. Мне показалось, что ее решение принято от общей неосведомленности, несмотря на сто восемьдесят девять портретов. Да простятся мне такие слова, о покровитель патриотов, однако твои методы воспитания дочери совершенно нездоровы. Когда она увидела меня впервые, то приняла за женщину.

— Выходит, — задумчиво сказал Султан, — когда я вчера вечером послал солдат в ночной сад с приказом поймать и убить незваного гостя, это могло иметь катастрофические последствия. Недоумок, — обратился он к Абдулле, — раб и смерд, ты еще осмеливаешься делать мне замечания! Разумеется, у меня были основания воспитывать дочь именно так, а не иначе! Сделанное при ее рождении пророчество гласит, что она выйдет замуж за первого мужчину, кроме меня, которого увидит!

Несмотря на цепи, Абдулла выпрямился. Впервые за этот день он почувствовал какую-то надежду.

Султан между тем погрузился в размышления, блуждая взглядом по превосходно отделанной и украшенной комнате.

— Это пророчество меня прекрасно устраивало, — заметил он. — Я давно обдумывал союз с северными государствами, поскольку оружие у них лучше, чем у нас, а некоторые его виды, как я понимаю, и вовсе работают на колдовстве. Однако заполучить очинстанских принцев очень непросто. Так что мне оставалось, как я думал, только лишить дочь всякой возможности лицезреть мужчину, а во всех остальных отношениях, естественно, дать ей наилучшее образование, чтобы она умела и танцевать, и петь, и угождать принцу. А когда дочь вошла в возраст, я пригласил принца посетить нас с официальным визитом. Он должен был прибыть сюда в следующем году, завершив покорение какой-то страны, которую только что завоевал с помощью того самого колдовского оружия. И я знал, что стоит моей дочери взглянуть на него, и благодаря пророчеству он мой! — Султан обратил на Абдуллу взгляд, не предвещавший ничего хорошего. — А теперь мои планы порушены — и кем? Такой букашкой, как ты!

— К несчастью, это так, о благоразумнейший из правителей, — признал Абдулла. — Скажи же мне, не сложились ли обстоятельства так, что этот очинстанский принц несколько… э… стар и уродлив?

— Полагаю, он ужасен на свой северный манер, наподобие этих наемников, — сказал Султан, и Абдулла почувствовал, как при этих словах солдаты, по большей части рыжие и конопатые, прямо-таки окостенели. — А почему ты спрашиваешь, пес?

— Поскольку, да простится мне дальнейший критицизм, о наставник народа, это несколько нечестно по отношению к твоей дочери! — отметил Абдулла. Он почувствовал, как все солдаты вытаращились на него, дивясь его дерзости. Абдулле было все равно. Терять ему было почти что и нечего.

— Женщин в расчет не принимают, — сказал Султан. — Поэтому поступать по отношению к ним нечестно попросту невозможно.

— Я не согласен! — возразил Абдулла, отчего солдаты вытаращились на него еще сильнее.

Султан свирепо поглядел на него сверху вниз. Могучие руки скрутили ночной колпак, словно это была шея Абдуллы.

— Замолчи, недужная жаба! — процедил он. — А не то я забудусь и велю казнить тебя немедленно!

Абдулле чуточку полегчало.

— О высочайший меч среди граждан, молю тебя казнить меня сию же секунду, — ответил он. — Я согрешил, я преступил границы, я вторгся в твой ночной сад…

— Тихо, — велел Султан. — Ты прекрасно знаешь, что я не могу убить тебя, пока не найду дочь и не прослежу, чтобы она вышла за тебя замуж.

Абдулле еще немного полегчало.

— Твой раб не в силах следовать ходу твоей мысли, о сапфир справедливости, — заявил он. — Я требую немедленной смерти.

Султан на это прямо-таки фыркнул.

— Если эта печальная история и научила меня чему-то, — сказал он, — так это тому, что даже я — я, Султан Занзибский, — не могу тягаться с Судьбой. Так или иначе, это пророчество исполнится. Не сомневаюсь. Посему, если я хочу сделать мою дочь женой очинстанского принца, сначала мне придется последовать пророчеству.

Абдулле полегчало почти совсем. Ему это было ясно уже давно, однако он хотел, чтобы Султан сам догадался. И Султан догадался. Цветок-в-Ночи явно унаследовала свой логический ум от отца.

— Так где же моя дочь? — спросил Султан.

— Я уже сказал тебе, о сверкающее солнце Занзиба, — отвечал Абдулла. — Ифрит…

— Я ни на миг не поверю в твоего ифрита, — оборвал его Султан. — Это слишком удобное объяснение. Ты наверняка где-то спрятал бедную девочку. Уведите его, — приказал он солдатам, — и заприте в самой надежной нашей темнице. Цепи не снимать. Чтобы проникнуть в сад, он наверняка прибегнул к колдовству и сумеет воспользоваться им и сейчас, если мы не примем надлежащие меры.