Ад, или Александр Данилов (СИ) - Даниленко Жанна - Страница 34

— И это в моей жизни было, — глядя на коллегу, стоящего у окна с чашкой, произнёс Данилов. — Именно со швабры начинался мой путь в хирургию.

— Когда-нибудь расскажешь, а сейчас пошли в приёмный, судя по подъехавшей скорой и по тому, как выглядит то, что лежит на носилках, пациент наш.

— Травма? — не отрываясь от историй, спросил Данилов.

— Хрустик, — совершенно спокойно ответил Сергей. — Он в кожаной косухе, остальное — бинты.

Данилов аккуратно сложил истории. Те, что уже были заполнены, отдал на пост и вместе с коллегой спустился в приёмное отделение.

Следующие несколько часов он был занят в операционной. В ординаторскую вернулся в самом конце рабочего дня уставший и голодный. Глянул на недописанные истории, отодвинул их в сторону и сел за протокол операции.

Саша почти дописал, оставалось совсем чуть-чуть, когда в ординаторскую постучала, а затем вошла больная из седьмой палаты.

— Александр Дмитриевич, да что ж это делается! — возмущённо начала разговор она, держась за живот.

— Присаживайтесь, Иванова, а теперь подробно расскажите, что это у нас такое делается, что не в какие рамки не лезет. — Внешний вид женщины соответствовал её состоянию, желтизна кожных покровов начинала сходить, и в её облике ничего не вызывало беспокойства, да и пришла она своими ногами. Шутку, правда, явно не оценила, так это не от состояния здоровья зависит.

— Так и вы с ними заодно?! А я вас хорошим врачом считала, сестре рекомендовала к вам обратиться, а вы… Элементарных вещей не разумеете, вот что! — Она разочарованно махнула рукой и встала, намереваясь покинуть ординаторскую с высоко поднятой головой.

Данилов ничего не понимал.

— Спасибо за рекомендации, но давайте перейдём к сути вашего вопроса. Вас что-то беспокоит? Шов болит или газы плохо отходят?

Иванова вытаращила глаза и изменилась от возмущения в лице.

— Вы ещё спросите, как я какаю, — всё больше расходилась она, — про цвет и запах моего говна уточните!

— После перенесённой вами холецистэктомии обязательно задам и эти, не очень удобные, по вашему мнению, вопросы, несмотря на то, что вы не моя больная и ведущему вашу палату хирургу я всего лишь ассистировал. — Данилова начинала нервировать эта ситуация, он хотел покончить с протоколом и выпить чашечку крепкого кофе, а лучше две или три. Он никак не мог уразуметь, чего от него добивается больная, ещё и к горе-мотоциклисту, собранному по частям и скреплённому аппаратами Илизарова, надо заглянуть в реанимацию. Тот как раз от наркоза должен начать отходить.

— Доктор, вы того? — женщина покрутила пальцем у виска. — При чём здесь моя холетомия? Я про персонал ваш безрукий поговорить пришла.

— То есть вас ничего не беспокоит? — уточнил Данилов.

— Очень даже беспокоит, руки вон все расковыренные. Где это видано, чтобы таких бездарей, как ваша новенькая медсестра, к больным на расстояние меньше метра подпускали?!

— Так вы на медсестру жалуетесь? — устало произнёс Данилов. — Я сейчас допишу и попрошу сестричку сделать вам спиртовые компрессы, для рассасывания гематом. Потерпите, пожалуйста, минут двадцать.

— Доктор, вы тупой или прикидываетесь? — Иванова громко и неприятно засмеялась, схватившись двумя руками за живот. — Да через двадцать минут вам придётся весь спирт в отделении на компрессы извести, на выпивку не останется.

Это было последней каплей — слушать Иванову Данилов больше не мог.

Он отложил историю «хрустика» и пошёл вслед за больной в палату.

Картина, представшая его взору, действительно была нерадостная. Молоденькая, хрупкая на вид медсестра безуспешно пыталась попасть в вену пациентке. Грузная женщина, лежащая на койке, возмущалась, употребляя отнюдь не литературные слова в адрес девочки. У той от страха дрожали руки. А ещё ей жутко мешало то, что на глаза всё время падала чёлка, которую горе-медсестра то сдувала, то убирала за ухо, но как только наклонялась, чёлка снова оказывалась на глазах.

— Добрый вечер, девушки! — обратился Данилов к пациенткам, надев на лицо самую что ни на есть обворожительную улыбку. — Что ж вы такие грустные? Плохое настроение мешает выздоровлению.

И тут все шесть женщин наперебой начали жаловаться, указывая пальцами на медсестру. Та стояла перед Даниловым ни жива ни мертва.

— Всё понял, сейчас примем меры. Вы ругаетесь, а она нервничает, все проблемы от этого.

Он подошёл к грузной пациентке на кровати и легко поставил систему. Зафиксировав иглу, отрегулировал её и попросил медсестру пройти с ним в ординаторскую.

— Вы бы их местами поменяли, вон Фёдоровне новая санитарочка сразу в вену вошла, и не больно совсем.

— Санитарочка — в вену? — удивился Данилов. — Захарова, — прочитал он на бейджике фамилию медсестры, — найди санитарочку, и я жду вас обеих.

Данилов вернулся в ординаторскую, позвонил в реанимацию узнать о состоянии мотоциклиста и снова принялся за протокол операции.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он слышал, как открылась дверь, как перешёптывались вошедшие девушки, но поднял на них глаза, только услышав родной знакомый голос.

— Папа, я тебя очень прошу, только не ругайся.

Данилов молчал. Молчал достаточно долго, переваривая ситуацию. Он был, мягко говоря, удивлён. Нет, скорей ошарашен. И ведь ни слова не сказала! Что Катя хотела показать своим поступком? И сделано всё было за его спиной, дома ни полслова об устройстве на работу не было. Или он уделяет мало внимания детям? Как узнать, о чём они думают, если все разговоры сводятся к вопросам, задаваемым им, и ответам, подчас очень сухим и скупым? Да, в желании отодвинуть проблему он всё своё свободное время посвящает младшему — Мишке. И от того есть отдача: и в развитии, и в чувствах, и в отношениях. Да за одно Мишкино «папочка мой» Данилов готов отдать всё. А Катя вроде бы взрослая, самостоятельная, рассудительная, но всё равно она ещё совсем ребёнок, только шестнадцать лет исполнилось. Он внимательно посмотрел ей в глаза и произнёс совсем не то, что хотел сказать.

— Катя, с тобой мы поговорим чуть позже, иди занимайся работой, но делать инъекции, тем более внутривенные, ты не имеешь права. Не подставляй меня, пожалуйста. Я потом сам за тобой зайду. У меня вопросы к Людмиле. — Он ещё раз посмотрел на бейджик медсестры. Дождался, когда Катя выйдет из ординаторской, и только потом спросил: — Люда, вы в каком году училище закончили?

Выяснив всё с медсестрой, понял, что она вовсе не безнадёжна, просто три года декретного отпуска наложили свой отпечаток на её профессиональные качества. Поржал в душе над главным, который специально ему эту неучь подсунул, знал ведь, что Данилов не спустит всё просто так, а начнёт учить и добьётся результата, а Людмила родственница его какая-то. Тут и расклад с приёмом на работу Катюшки стал ясен. Главный же не подозревал, что Саша был категорически против того, чтобы Катя совмещала учёбу с работой. Её главная задача сейчас учиться, окончить колледж и получить высшее образование, а всё остальное — это его обязанность. Если бы Катя поделилась с ним своими планами, он бы постарался переубедить её.

Ему крупно повезло, что до полуночи никто не поступал и времени на контроль и помощь медсестре оказалось предостаточно.

А вот в половину двенадцатого привезли аппендицит, а следом за ним ущемлённую паховую грыжу.

Когда вернулся из операционной в отделение, обнаружил Катюшку спящей на каталке в коридоре, принёс плед из ординаторской и укрыл. Так что встретились они только утром. Когда он её нашёл, она старательно мыла пол и ничего вокруг не замечала и вздрогнула, услышав его вопрос

— Миша ночевал с бабушкой?

— Нет, я с Асей договорилась. Ты сердишься, да?

— Я ещё не понял, сержусь или нет. Хотелось бы услышать, что подтолкнуло тебя на этот шаг. Но поговорим дома. Что касается Аси… Кстати, почему ты называешь её просто Ася, она же много старше тебя? — Данилов не услышал ответа на этот вопрос, только заметил, как Катя пожала плечами, и не стал акцентировать внимание. В конце концов, Катя с Асей давно знакомы, сами и разберутся. — Ну, это вы с ней решайте, — продолжил он. — Если ты уверена, что тебе так необходима работа, я договорюсь с Асей об оплате её труда.