Сын менестреля - Джонс Диана Уинн - Страница 24

Но и другие объяснения не выглядели убедительными.

– В любом случае это значит, что завтра мы сможем купить еды, – сказала Брид. – Отец не был бы против.

– Не будь дурой! – возразил Морил. – Разве у нас когда-то раньше были золотые монеты? Кто-нибудь решит, что мы их украли, а если арестуют еще и нас, то все выплывет наружу.

Он осторожно убрал монету обратно под оплетку.

Брид вздохнула:

– Целая бутыль золотых! Ох, ну ладно. Пожалуй, ты прав: это выглядело бы странно. Я ложусь спать. Уходите из повозки.

Морил помог Киалану поставить палатку. К этому моменту Киалан уже настолько устал, что затащил одеяло внутрь и заснул еще до захода солнца. А Морил был слишком взволнован, чтобы спать. Он сел у скалы неподалеку от Олоба, который составил ему компанию, пощипывая траву, и начал наигрывать на квиддере, чтобы успокоиться. Он не играл какую-то определенную песню – только отрывок из одной или пару аккордов из другой. Казалось, это лучше всего выражает его чувства. Ему все еще трудно было поверить в то, что его отец оказался печально знаменитым агентом Севера. Морил думал, что хорошо знает Кленнена. Теперь выяснилось, что это не так. Ему интересно было бы узнать, когда правда об отце стала известна Дагнеру и что брат при этом почувствовал. Морил попытался подумать о Кленнене в этом новом свете.

Но почему-то не получилось. Перед глазами снова появился кровавый ручей, стекающий в озеро, и тут же расхотелось размышлять о том, как Кленнен мог одновременно быть таким открытым – и таким скрытным. Вместо этого Морил постепенно погрузился в туманные воспоминания о давних днях. Он представил себе, как повозка катится по зеленой дороге Севера. Кленнен поет на козлах, Линайна что-то штопает, сидя рядом с ним, трое детей спокойно играют. Светит солнце, и… К его изумлению, квиддера начала издавать какие-то путаные звуки. В результате получился очень странный шум. Морилу он не понравился, и Олоб неодобрительно обернулся к Нему.

– Время спать, – сказал Морил Олобу.

Он встал и пошел положить квиддеру в повозку. Внутри оказалось жарко, вдобавок Брид и винная бутыль не оставили ему места. Морил помедлил, памятуя о беспокойных локтях и коленках Киалана. Но жара показалась ему невыносимой, так что он взял одеяло и заполз в палатку.

К счастью, Киалан так вымотался, что спал не шелохнувшись. И он, и Морил проснулись отдохнувшими и бодрыми. Брид была довольно мрачна, но и она повеселела после завтрака:

Киалан расстарался и поджарил кусочки бекона. После этого Морил взялся приводить в порядок упряжь Олоба. Он твердо решил, что их хозяйство должно выглядеть как можно более аккуратным и праздничным. Киалан, не дожидаясь никаких просьб, отправился чистить коня. И Морил заметил, что после их отъезда из Маркинда Киалан выполнял свою долю работ по хозяйству, а никто этого не заметил и не сказал ему спасибо.

– Тебе не обязательно заниматься Олобом, – сказал он. – Я его почищу.

– А я должен стоять и смотреть, как ты надрываешься? – возразил Киалан. – Поворачивайся, Олоб, лентяй.

– Ну, раньше ты так и делал, – вступила в разговор Брид. – И ведь ты сын графа.

– Я так и думал, что рано или поздно это услышу! – заявил Киалан с самым недовольным видом. – Сначала я не знал, что надо делать, и потом вас всегда было достаточно для всех дел. Но если вам двоим теперь придется зарабатывать деньги, то только справедливо, чтобы я помог вам в остальном.

– Морил… а ты думаешь, что мы действительно сможем заработать деньги? – спросила Брид, снова мрачнея. Я хочу сказать… мы ведь даже с Дагнером звучали довольно жидко и бледно, правда?

– Нет, неправда! – заявил Киалан, занимаясь дальним боком Олоба. – Вы просто дали совсем другое представление. Только я считаю, что вы ошиблись, не сделав Дагнера его центром. Тебе следовало заставить его спеть еще раз, Брид. Он выступал бы каждый раз понемногу, а ведь его песни действительно хороши!

– Хороши, правда, – печально согласилась Брид. – А теперь…

– Морил, – сказал Киалан, поднырнув под морду Олоба, – ты случайно не помнишь песни Дагнера, а? Достаточно хорошо, чтобы их исполнить?

– Я об этом не думал! – отозвался Морил. Закончив чистить упряжь, он достал инструменты.

Пока Брид протирала каждый, он взял большую квиддеру и попытался спеть первую же песню Дагнера, какая пришла ему в голову. Почему-то ею оказалась недописанная баллада – та, которую Кленнен запретил Дагнеру петь, пока они не окажутся на Севере. Морил остановился после первых нескольких нот, чтобы убедиться в том, что поблизости никого нет. Никого не увидев, он заиграл снова. Он почувствовал, что ему хочется закончить эту песню за Дагнера. Казалось, это – единственное, что он может для него сделать.

Дагнер только наметил мелодию, да и то не всю. Поскольку Морил не знал, что именно задумал Дагнер, он позволил словам вести его, куда им заблагорассудится, через тающую фразу скворца:

Иди со мной, иди со мной!

Скворец зовет: «Ступай за мной!»…

– и к триумфальной трели птицы: «…тебя спутник крылатый зовет».

Киалан, казалось, пришел в благоговейный восторг. А вот Брид, поняв, какую песню заиграл Морил, посмотрела на вершину скалы и оглядела склон внизу, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Морил прекрасно знал, что нарушает закон. Однако ему хотелось закончить песню, и он вызывающе перешел к словам:

«И полечу я впереди».

Квиддера издала пронзительный и вызывающий звук. Морил, рассердившись на себя за то, что испугался, попытался снова вернуться к первым тающим тонам, но смог добиться только резкого сердитого звяканья. Дагнеру такой звук был бы противен. Морил подумал о Дагнере и закончил песню первыми четырьмя строками, как и собирался сделать его брат. Но теперь он старался думать не о самом Дагнере, а только о Дагнере как о части счастливой семьи, ехавшей по зеленой дороге Севера, которую он представил себе накануне вечером. И как и прошлым вечером, звук квидлеры стал странно неясным.

Морил стремительно встал и отпрыгнул назад. Он ничего не мог с собой поделать. Квиддера упала на траву с мелодичным стуком.

– Морил! – укорила его Брид. – Ты же ее разобьешь!

– Это было великолепно, – сказал Киалап. – Не останавливайся.

– Мне наплевать! – истерически вскрикнул Морил. – Я готов на нее прыгнуть с разбега! Эта проклятая штуковина играет мои мысли! Она играет так, как я думаю!

Брид с Киаланом переглянулись, а потом оба повернулись к Морилу. Киалан сказал:

– А тебе не кажется, что именно так и должно быть? Ведь это твои мысли будят ее силу.

– Но для отца она этого никогда не делала! – возразил Морил. – Он мне сказал! Он

мне сказал, что она сделала это всего один раз.

– Ну… – довольно смущенно отозвался Киалан. – Значит, он не мог по-настоящему ею пользоваться, так? Это было ему не дано.

– Не считая одного раза, – добавила Брид. – Что только все и подтверждает. Потому что это, наверное, случилось тогда, когда отец увидел мать в доме Ганнера. И ему хотелось, чтобы она любила его, а не Ганнера, – так хотелось, что ему удалось заставить квиддеру действовать, и Линайна полюбила его достаточно сильно, чтобы уехать с ним.

После этого Морил пошел и убрал квиддеру на место. Брид снова достала ее и бережно протерла, но он притворился, будто ничего не заметил. Когда Олоб, повозка и инструменты приобрели безупречный и сияющий вид, они снова поехали по предгорьям, в сторону крутого подъема, который вел к перевалу. Брид правила повозкой. Морил сидел рядом с сестрой и подбирал другую песню Дагнера на своей маленькой квиддере. Но из этого ничего хорошего не получалось. Его дискантовая квиддера казалась глупой, слабой и визгливой, и звук у нее был ужасно безыскусный. Намучившись, Морил обернулся и попросил Киалана убрать маленькую квиддеру на место и передать ему большую.