Дорога ветров - Джонс Диана Уинн - Страница 36

15

Остаток дня их новый пассажир спал, повернувшись лицом к стене. Все посчитали, что оно и к лучшему. Они оставили его в покое и почти забыли о его присутствии.

Йинен остался у руля. Таким образом он после шторма снова заявил свои права на корабль. Он не то чтобы обиделся, когда командование взял на себя Митт, но все-таки «Дорога ветров» принадлежала ему! Она была самой красивой и удачливой яхтой во всем Холанде, и Йинен страстно ее любил. Поэтому Хильди и Митту оставалось только лежать на крыше надстройки. Хильди прекрасно понимала Йинена.

Митта это позабавило, хотя он должен был признать, что, если бы ему посчастливилось быть владельцем «Дороги ветров», он, возможно, вел бы себя так же. «И больше бы заботился о ее краске», — подумал он.

«Дорога ветров» изящно скользила на северо-восток.

Суши не видно было. Выискивая взглядом берег, они начали разговаривать — в основном о Холанде. Митт раздражал Хильди, потому что считал, будто жизнь во дворце была сплошным блаженством. Поэтому она стала рассказывать ему, как там жилось на самом деле. Ей трудно было как следует описать ту пустоту и чувство одиночества и заброшенности, с которыми жили они с Йиненом, но она могла рассказать Митту, что Хадд был у себя дома не меньшим тираном, чем в своем графстве.

— Все были такими... такими... покорными, Ни у кого характера не было, — сказала она. — Тети — просто аристократки. А уж кузины! Сплошные «да, дедушка» и «нет, дедушка», и красивые платьица, и презрение к тем, кто не желает быть послушным.

— А мальчишки и того хуже, — с чувством добавил Йинен. — Послушные и покорные, но в душе они о себе здорово воображали!

— Как и дядья, — согласилась Хильди. — По-моему, дядя Харл все время только и делал, что ползал перед дедушкой, пока тот был жив, а еще вечно улыбался и был ужасно скучный. Л когда дедушку застрелили, дядя Харл от радости напился. Меня от всего этого тошнило. И надо отдать отцу должное — он был не такой.

— А какой? — возмущенно спросил Йинен. — От рыбы на разделочной доске и то больше толку добьешься!

— Только рыба над тобой не подшучивает, — добавила Хильди.

— А вот с рыбой я знаком хорошо — и на разделочной доске, и нет, — отозвался Митт. — Вид у нее, как правило, очень грустный. И, будучи знатоком в этом деле, я должен признать, что мне очень жаль вашего отца, когда я слышу, что вы говорите. Счастливая вы семейка, да?

— Жаль ЕГО! — возмущенно воскликнула Хильди.

— Знаю. Не мне такое говорить, правда? — согласился Митт. — Но, насколько я вижу, ему ничего не позволяют делать, разве что играть в войну и изредка ходить на охоту. Ему можно только торчать среди своих счастливых родных и выполнять чужие приказы, и поскольку ему графом не стать, то так и будет до самой его смерти. Не очень-то веселая жизнь, правда? Правильно вы сказали — на разделочной доске, и так до самой могильной.

Хильди с Йиненом какое-то время переваривали этот необычный взгляд на своего отца. Но даже после этого Йинен смог только с сомнением протянуть:

— Ну, не знаю...

Они выглядели такими озадаченными, что Митт попытался их развеселить историями о том времени, когда он ходил на промысел рыбы с Сириолем, и о том, как он потом эту рыбу продавал. Это ужасно позабавило Хильди и Йинена. Хильди чуть не скатилась за борт от смеха, а Йинен скорчился над румпелем. Но эти истории подвели беседу к другой щекотливой теме.

Йинен распрямился, ласково поправил курс «Дороги ветров» и спросил:

— А Сириоль — вольный холандец? Похоже, он был к тебе очень добр.

— Да. — Митт принялся ковырять пузырь, который появился на краске надстройки после шторма.

Поймав на себе взгляд Йинена, он прекратил это занятие и постарался ухмыльнуться. На лице Йинена начало появляться то озадаченное и серьезное выражение, которого Митт уже привык опасаться.

— Ладно. Он был одним из доносчиков. Так что говорю тебе прямо: не знаю, как я к нему отношусь. Да, он был ко мне добр. Да, я не захотел идти к нему после бомбы, потому что боялся привести к нему солдат. Больше я ничего не знаю.

Йинен открыл было рот, чтобы задать еще какой-то вопрос, но Хильди увидела, что лицо Митта снова стало старческим. Она ткнула Йинена локтем и поспешно достала пироги.

Уцелевший с «Семикратного» все еще спал, так что Хильди положила довольно сильно сморщившийся мясной пирог между его головой и стеной. Когда она снова вернулась на палубу, Митт все еще походил на старика, а по лицу Йинена было видно, что он вот-вот снова начнет задавать вопросы.

Хильди начала оживленно говорить о Святых островах. Она и сама не знала, зачем пытается сменить тему. Если не считать того, что чувства Митта были в смятении, отчего ему было явно больно — а она немного понимала, каково это. Возможно, Святые острова были не таким уж удачным выбором. Чувства Хильди по отношению к ним и Литару были такими же противоречивыми, как у Митта по отношению к вольным холандцам. Из-за этого — и еще из-за того, что Хильди не хотелось ранить чувства Митта, — она начала хвастаться. Весь этот длинный день, пока «Дорога ветров» мягко скользила по невысоким синим волнам, Хильди сидела на крыше надстройки и хвасталась знаменитым флотом Литара и красотой и необычностью Святых островов. Она рассказала Митту о волшебном Быке, о таинственной свирели, о старике из моря и его конях. Она говорила, что Святые острова — это самое благодатное место в Дейлмарке. Вскоре Хильди уже начало казаться, что ей и впрямь удивительно посчастливилось, что она туда поедет, и она снова стала рассказывать Митту о славе и красоте Святых островов, и ее слова звучали еще более восторженно.

На третьем повторе Митт почувствовал, что с него хватит.

— Ладно, — сказал он. — Тебе так повезло с помолвкой, что ты сбежала при первой же возможности. Так что перестань чваниться.

— Да, хватит, Хильди, — поддержал его Йинен, которому это надоело не меньше, чем Митту.

Хильди немедленно озлилась:

— Почему это?

Йинен посмотрел на ее побелевшее лицо и промолчал. Митт тоже увидел, что Хильди вне себя, но он не считал, что это причина для того, чтобы промолчать.

— Потому что ты уже три раза сказала, что собираешься стать святой Хильдридой, — отозвался он. — Ты будешь кататься на быке, дудеть в маленькую свистульку и прыгать с острова на остров, выполняя заветные желания. А теперь расскажи нам, как к этому относится бедняга Литар. Не удивлюсь, если его тошнит.

Хильди встала на надстройке, такая обжигающе яростная, что Йинен вздрогнул. Как Митт смеет над ней смеяться! И ведь она же старалась ему помочь! А он отплатил ей, как последний уличный мальчишка, какой он и есть. Она так разозлилась, что даже хотела прыгнуть на него и стукнуть побольнее. А Митт, нисколько не смутившись, ухмыльнулся ей, задрав голову. Хильди сообразила, что он, наверное, сильнее и крепче ее.

— Ты просто гадкий маленький убийца, — заявила она. — И не забывай об этом!

Она резко развернулась на каблуках и удалилась на нос яхты.

Митт понял, что зашел слишком далеко. Сначала ему стало немного стыдно. Но когда Хильди просто продолжала сидеть, бледная и разгневанная, глядя поверх головы Старины Аммета, он тоже разозлился.

— Давай мне румпель, — сказал он Йинену. — Тебе так и так нужно отдохнуть. И пойди скажи своей сестрице, чтобы прыгала в море.

Вместо этого Йинен отнес Хильди пирог. Но она упорно сидела надувшись и не желала разговаривать. Тогда он отнес пирог человеку с «Семикратного». Тот не съел и первого пирога. Йинен как раз собирался уйти, когда мужчина пришел в себя. Когда Йинен спросил его, не хочет ли он пирога, он зарычал. Единственное слово, которое Йинен разобрал, было «хозяин». Он немного опасливо наклонился ближе и спросил матроса, как его зовут. Мужчина прорычал, чтобы хозяин звал его Ал. А потом он протянул руку и схватил пирог, который Йинен собрался убрать. Йинен ушел на корму, считая себя единственным добродушным человеком на борту.