Пятнадцать ножевых 3 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 52

— А зонты такие, Артур Михайлович, индус на углу продает, совсем дешевые, — вдруг выступила в мою защиту академица.

Коваленя буркнул что-то себе под нос и удалился бдить дальше.

— Вы как насчет чая, Любовь Трофимовна? — ничуть не расстроившись, спросил я. — Я готов, только переоденусь и руки помою.

— Жду через пять минут. Дорогой зонт? — кивнула на покупку Люба.

— Тридцать пять.

— Откройте, — попросила она. — Нууу, неплохо. Я бы такой тоже купила. Где брали?

Есть такой газетный штамп — «утром он проснулся знаменитым». Мы стали звездами за двадцать минут доклада Морозова. А что, основополагающие теории не каждый день пересматривают. Если после Вены нами просто интересовались, то здесь... А как же, показали и доказали. Такие масштабные исследования, хоть и пока однократные, трудно не принимать во внимание. Одно то, что сразу же повторить опыт решили итальянцы и американцы, причем независимо друг от друга, о многом говорит. Нам даже выделили время для обсуждения на срочно сформированной секции. Знай наших!

Даже наши советские коллеги подходили и поздравляли. Это вам не от норвежца какого-нибудь дежурной улыбки дождаться. Это признание!

В числе любопытствующих оказался и Раппопорт. Заявляя кому-то, что верил в нас с самого начала, он посмотрел мне в глаза и коротко кивнул. И тут, значит, что-то есть. Определенно сегодня мой день. Что же, надо срочно собираться в туалет. Самое что ни есть секретное место.

— Ферринг, — коротко произнес Раппопорт, когда я убедился, что нас никто не подслушивает, кряхтя в кабинке.

— Давайте подробности.

— Но я хочу комиссионные. Десять процентов суммы сделки.

— Пять, — отрезал я. — И только акциями компании.

— Да они почти ничего не стоят!

— Подробности!

Короче выяснилось, что небольшая швейцарская фирма Ферринг одна из первых в мире начала производить искусственный окситоцин и вазопрессин. На этом и поднялась, построила фабрику рядом с немецким городом Киль. Однако конкуренты не дремали. На рынок гормонов вышли с демпингом американцы. И тут дела Ферринга пошли под откос. На строительство компания брала дорогие кредиты, продажи обвалились, образовался кассовый разрыв. Замаячило банкротство.

— На владельца давит банк. Кредит Суисс. Они одолжили полмиллиона франков под залог складских запасов, — Раппопорт плотоядно облизнулся. — Аудит и переоценка убила стоимость залога. Это уже считай дефолт, если владелец не довнесет средств — его начнут банкротить.

— Кто владелец?

— Фредерик Паульсен. Швед.

Да... Это будет несколько сложнее, чем я думал.

— Назначайте встречу на сегодняшний вечер, в Марриотте. В ресторане. Обязательно, чтобы кто-то был от банка.

Я потер руки. Все складывается просто отлично. Привлечем к этому делу Солка. Но сначала надо провести подготовительную работу.

Вернувшись в зал, я сел рядом с американским ученым, наклонился к его уху:

— Джонас, как вы смотрите на то, чтобы слегка разбогатеть?

Солк повернул ко мне удивленное лицо:

— Эндрю, о чем вы?

Выложил все карты на стол. Тихо рассказал про димебон. Дескать, в кое-кто в Союзе из разработчиков подозревает, что лекарство работает не только как антиаллергенное, но может облегчать состояние больных с Альцгеймером. Полной уверенности нет, нужны исследования. Нет еще даже производства. Патент на Европу, США чист — можно купить за копейки. Им распоряжается минздрав СССР.

— Тут требуется кооперация с какой-то фармацевтической компанией, — задумался Джонас, потом внимательно на меня посмотрел. — Я поражаюсь вам, Эндрю. Вы бы сделали потрясающую карьеру на Западе!

— Фирма уже есть, — проигнорировал я новый призыв «выбрать свободу». — Ферринг. Делают искусственные гормоны, но у них сейчас серьезные финансовые трудности. Можно купить за недорого.

Больше всего Солка потрясло, что у меня есть собственный капитал в венском банке и я готов профинансировать сделку. Он долго в это не мог поверить — пришлось тайком, из портфеля продемонстрировать чековую книжку Райффайзена.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Деньги есть, своего человека в совете директоров нет, — теперь уже я внимательно посмотрел на Солка. — Самого Фредерика Паульсена можно оставить на его месте. Но кто-то хотя бы на первых порах должен за ним присматривать, да и двигать вопрос с димебоном в компании, проводить клинические исследования, — я глубоко вздохнул. — Вы получите десять процентов. Просто за то, что согласитесь раз в месяц прилетать в Швейцарию и давать пинков местным камарадам.

Солк тихо засмеялся:

— Советы точно продадут патент на этот димебон?

— Ручаюсь.

У меня есть Галя, у меня есть Суслов. Впрочем, Галя все больше и больше теряет свои позиции — как папа умрет, про нее все забудут. Надо спешить.

— Тогда я в деле. Готов даже вложить своих средств — это будет любопытный опыт.

— Думаю, не потребуется. Но на всякий случай, отказываться не буду.

Толстый и тонкий. Фредерик Паульсен и Ганс Вебер — банкир Кредит Суисс — вышли будто из пьес Чехова. Тощий, желчный владелец Ферринга смотрел на нас волком, есть отказался, заказал только апельсиновый фреш. А вот Ганс выбрал себе два салата, отбивную с картошкой, взял пива. Он был шумным, жизнелюбивым, как все толстяки. Я поймал себя на мысли, что никогда не слышал, чтобы пузан кончал жизнь самоубийством. Инсульт, инфаркт, рак, что угодно — только не суицид. А вот тонкие...

Когда Раппопорт, взявший на себя роль переводчика на немецкий, представил сначала меня со всеми регалиями (по руками пошел Ланцет со статьей), а потом Солка — атмосфера мигом переменилась. Пуальсен начал улыбаться, банкир так и вовсе расцвел. У него с собой были все финансовые документы и мы тут же погрузились в расчеты.

Моими тремястами тысячами можно было легко закрыть кассовый разрыв, но на развитие фирмы требовались дополнительные средства. У Фредерика был план, как выйти из кризиса — планировался ускоренный выход с новинкой — терлипрессином. Что-то про лечение кровотечения из варикозно расширенных вен пищевода. Очень «узкий» препарат. Что-то он, конечно, заработает, но кардинально ситуацию не спасет. Убытков по году ожидается больше полумиллиона долларов. Это если не закрывать фабрику под Килем.

Мы переглянулись с Солком, Джонас мне кивнул:

— Я тоже вложу триста тысяч долларов, но мы с Эндрю хотим контрольный пакет акций.

Пошла торговля. Паульсен упирался, мы давили. Решил все Вебер. Он пристукнул ладонью по столу, чуть не уронил бокал с пивом:

— Фредерик, ты не в той ситуации, чтобы отказывать господам. Если сделки не будет — банк заберет компанию по банкротству и сам продаст ее. Уже без твоего участия. Советую соглашаться — условия более чем приемлемые. Ты остаешься директором, дело всей твоей жизни будет процветать. Господа, похоже, дадут не только деньги, — Ганс на нас внимательно посмотрел, потом постучал жирным пальцем по Ланцету. — Но и разные интересные идеи. Я прав? Эндрю, Джонас?

Мы дружно кивнули. После его Паульсен вздохнул, протянул руку. Мы ее пожали по очереди. Сделка совершилась. Я и Солк получали по тридцать процентов акций, Раппорту за ушлость упало два процента уставного капитала в виде комиссионных.

Мы обсудили детали. Я заявил, что подпишу доверенность на Солка на совершение сделки, выпишу переводной чек. И дальше, Джонас после окончания конференции, урегулирует все юридические вопросы, проведет первый совет директоров.

Сделку отпраздновали шампанским. Я не стал мелочиться и заказал «Клико». Кислятина с пузырьками, между нами говоря. Но символ — просто отличный.

Вот как назло сегодня экскурсия по ленинским местам. А вечером на концерт, надо успеть. Хотя на глобусе Цюриха, купленном за пять франков в киоске в лобби «Суиссотеля» расстояние от нашего отеля до этого самого Галленштадиона не очень большое, километра три. Успею. Люба же меня отпустила, даже предложила позвать к себе Коваленю, чтобы я ушел незамеченным. И билетик у меня есть, двадцать франков отдал. Танцпол.