Въ лѣто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ) - Воронков Александр Владимирович - Страница 40

И вот теперь Фёдор Брянчанинов узнал, что суматошно-праздничный колокольный перезвон затеян по повелению митрополита Исидора в ознаменование венчания на царствие недавно прощённого за заговор и возвращённого из ссылки боярина Василия Шуйского. Прежний же царь не то убит, не то схвачен, не то ударился оземь и, обернувшись чёрным враном, улетел в земли Ханаанские[2]. В любом случае верному слуге свергнутого Государя отныне не стоило ждать ничего хорошего. Потому, после недолгого раздумья, стрелецкий голова решил покинуть Кремль, а позже — и Москву и перебраться подальше от новых властей и недоброжелателей. Но как это сделать? Скрытно, переодевшись, дождаться, пока суета прекратиться? Невместно, да и трудновыполнимо: слишком многим Брянчанинов знаком в лицо. Прорваться из крепости верхом, сам-третий? Велик риск не доскакать до ворот, да и сами ворота должны охраняться так, что не проскочишь. Значит, нужно пробиваться не с одними слугами, а тем более — не в одиночку, а во главе серьёзного отряда. Так рассудил Фёдор — и не ошибся. Пользуясь своим статусом стрелецкого головы, Брянчанинов оперативно снял с караула всю дежурную подсмену и частично стрельцов с не самых важных постов в Оружейной и Грановитой палатах, а также государевых мастерских Оружейного приказа. Набралось сорок пеших бойцов с пищалями, включая двоих десятников. Остающимся на постах было приказано закрыться в зданиях изнутри и при попытке нападения палить на поражение.

С этим-то отрядом Фёдор Брянчанинов и предпринял свою попытку прорыва. Сперва отряд напоролся на крестный ход, сымпровизированный по распоряжению митрополита Исидора по случаю поспешного венчания на царство Василия Шуйского. Всё бы обошлось, вот только у кого-то из «наотмечавшихся» до синих чертенят сторонников «боярского царя» при виде выходящего навстречу строя стрельцов в красных кафтанах, не выдержали нервы и. Он посчитал, что войско предыдущего самодержца уже ворвалось в Кремль и открыл пальбу из пистолетов, никого, к счастью, не зацепив. К нему — с тем же результатом — присоединилось ещё несколько мятежников. Стремянные стрельцы в походы ходили редко, в основном выполняя роль кремлёвского гарнизона. Однако люди они были обученные воинскому делу и подставляться под пули пьяных идиотов, пусть даже и присоединившихся к крестному ходу, совершенно не желали. Пули — они ведь дуры, им в башку угодить, чтоб ума набраться, ничего не стоит. Потому-то, по команде головы, первый ряд опустился на колено, наводя стволы пищалей на толпу, норовя целить мимо находящихся в голове икон с хоругвями, второй десяток изготовился к пальбе стоя… И двумя залпами весь крестный ход был разогнан: были убитые и раненые из числа как мятежников, так и просто примкнувших к шествию мирян, была и поднятая разбегающимися паника. Но Брянчанинов, понимая, что времени на то, чтобы постараться добраться до выхода из Кремля, не привлекая внимания, у него ужа не остаётся, позволил задержаться лишь для перестроения, чтобы сохранившие заряды в пищалях десятки сменили в строю спешно перезаряжающихся, повёл отряд дальше, надеясь выскочить из-за стен на Торг.

Однако на подходах к Фроловской башне, стремянные стрельцы напоролись на заслон мятежников, укрывающихся за импровизированной баррикадой из повозок и, потеряв троих товарищей, включая одного из слуг головы, сманеврировали, углубившись в территорию, занимаемую приказными избами и двором государевых духовников. По случаю госпереворота и осады мятежников внутри кремля, о которой, впрочем, Брянчанинов и его люди в тот момент и понятия не имели, у приказов не толклись обычные в это время посетители, только то тут, то там торопливо перебегали одинокие фигуры. Пораскинув умом, Фёдор решил добраться к заветным воротам в обход, по боевому ходу кремлёвской стены, а потому повёл отряд к Глухой башне[3], которая, не имея выхода вне крепости, была удобно расположена, замыкая собой боевой ход[4] от башни Фроловской. А главное — караул в ней несли стрельцы его Стремянного приказа — всего двое, поскольку башня не имела ворот и держать здесь более многочисленную охрану не было смысла: какой дурак вознамерится украсть дробовые тюфяки подошвенного боя или установленные на третьем ярусе две пушки? Мало того, что замается их переть, так ведь порох, ядра и жеребеи к ним в мирное время башне не хранят!.. Чем стрелять-то? И, хотя эти ребята и были оповещены моим посланцем из Тайницкой о необходимости никого не впускать, однако выполнить прямой приказ непосредственного командира не решились, открыв дверь перед беглецами.

Лишь оказавшись внутри оборонительного сооружения, Брянчанинов узнал, что уже мысленно похороненный Государь Димитрий Иоаннович на самом-то деле спасся, и это его войска сейчас стоят за рвом, укрываясь от пальбы занявших все кремлёвские стены и Фроловскую башню с воротами бойцов мятежных бояр Шуйских. Малочисленный караул в Глухой башне, не имея возможности ни присоединиться к царским отрядам, ни уйти, бросив пост, вглубь кремлёвской территории из-за опасности напороться на превосходящие силы мятежников, заперли оба выхода на боевой ход, благо специально для этой цели в третьем ярусе башни имелись окованные железом крепкие двери, и затаились в ожидании, соблюдая вынужденный нейтралитет.

Однако теперь, с приходом отряда стрелецкого головы, внутрь Глухой башни набилась без малого полусотня неплохо обученных пехотинцев. Поскольку Фёдор Брянчанинов теперь знал, что законный с его точки зрения — то есть признанный всем народом, в том числе и матерью, вдовой Иоанна Грозного, и по всем правилам венчанный на царство Государь жив-здоров и его крестное целование продолжает действовать, то и бездействовать — преступно. Пораскинув мозгами, командир маленького гарнизона решил, что терять, по сути, ему уже нечего и распорядился развернуть стоящие на третьем ярусе башни пушки жерлами к дверям, перекрывающим выходы на оба боевых хода. За неимением специального пушечного пороха он распорядился использовать пищальный, хранившийся у каждого стрельца на перевязи-берендейке в деревянных трубочках-зарядцах. Вместо отсутствующих ядер и картечи снизу, от тюфяков, расположенных у бойниц подошвенного боя, приволокли с полпуда каменного дроба: в отличие от железных боеприпасов использовать его в хозяйственных целях было проблематично, поэтому и в арсенал его, для предотвращения покраж, никто сдавать не додумался. Вот внезапным выстрелом одной из этих пушек брянчаниновские стрельцы и смели вооружённых пищалями мятежников с отрезка стены между Глухой и Фроловской башнями. Впрочем, об этом я уже упоминал…

…И вот теперь Фёдор Брянчанинов обильно потеет неподалёку от моей царской особы, наживающей геморрой на очень красивом на вид, но совершенно неудобном троне. Вот она, царская доля: «только и делай, что ничего не делай». Впору, как тому мультяшному самодержцу, взять кисть и пойти забор красить[5]. А что? Я бы с большим удовольствием покинул это церемониальное сиденье и размял ноги — но увы: «невместно». Хотя май в этом году выдался прохладный, не сказать — холодный, но всё-таки внутри Грановитой палаты воздух хорошо прогрет большим количеством горящих лучин и свечей. Привычных по историческим кинофильмам факелов на стенах нет, да это и хорошо: своей смоляной копотью они бы сильно попортили отличные фрески, украшающие помещение. В прежней моей жизни мне в Кремле побывать не довелось, хотя несколько раз видел фотографии интерьера Грановитой палаты и телесъёмки с официальных мероприятий. За четыре сотни лет изменилось многое. То же электрическое освещение сейчас бы не помешало, но увы: кроме молний пока что на Руси источников тока не имеется… Впрочем, жарко Брянчанинову не столько от свечей, сколько от надетой медвежьей шубе, крытой снаружи синей парчой. Всего сегодня шубами с царского плеча я наградил пятерых: всех троих стрелецких голов, во главе своих приказов активно поддержавших подавление боярского переворота, Евстафий Никитич Зернин, ставший сегодня сотником государевых телохранителей и простой «хранцуский немец» Жан Буонасье, спасший меня от выстрела в спину. Престиж награждения одеждой, которую носил сам царь, на Руси крайне высок. До орденов и медалей пока что не додумались, хотя, как было вычитано в далёком-далёком будущем, случалось, что отличившихся награждали золотыми монетами — разумеется, иностранными, кажется, венгерскими, поскольку в России таких пока что не чеканят — и большинство старалось их не тратить, а пришивали себе на шапки или кафтаны. Но здесь и сейчас находятся лишь двое награждённых подобным образом, Зернин и Брянчанинов. Огарёв с Сергеевым отправлены руководить оцеплением Москвы и зачистками скрывающихся пока в городе мятежников и уголовного сброда, крепко покуролесившего при попытке госпереворота. Брянчаниновские стрельцы, свободные от караулов, постепенно собирают бояр, думных дьяков и духовных лиц, отсидевшихся во время мятежа по домам для предстоящего заседания Правительствующего Сената, вызванного чрезвычайными обстоятельствами. Полностью отделить овнов от козлищ вряд ли получится, но официальный боярский приговор должен легитимизировать предстоящие опалы и уголовные репрессии с конфискациями. Мой предшественник в царском теле оказался нехарактерно для этой суровой эпохи мягким и слишком недальновидным правителем, от чего в итоге не только погиб, но и создал возможность для активации Смуты на Руси и иностранного вторжения. Придётся исправлять: «кровопролитиев» постараемся избегнуть, но вот наказать причастных к совершившимся безобразиям придётся сурово.