И аз воздам (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 37

— У многих несколько отар, несколько коней, два, а то и три дома …

— А в среднем по больнице. Шучу. У обычного орка?

— Две сотни овец, большая сакля. Пару пастухов.

— Как думаешь, Зубер, если я предложу лучшим воинам среди ворков послужить пару лет при дворе нашего императора за пятьдесят рублей в месяц или даже за сто. Будут ходить в красивых местных одеждах во дворце и охранять Александра. В набеги на врагов России ходить. Согласятся ваши аскерчи?

— Конечно, согласятся, все помнят про князя Черкасского. И сто рулей это очень большие деньги. Все захотят почти. А как ты выбирать будешь? Ругаться будут, до вражды дело дойдёт! — Замахал руками импульсивный черкес.

— У вас есть национальная борьба?

— Адыгэбэнаки — это борьба на поясах. Есть еще у черкесов эпщэры-банэ. Тогда соперники хватают друг друга за руки немного выше локтей и ведут схватку; для большей устойчивости борцы расставляют ноги шире плеч. По традиции не разрешается выполнять захваты руками за голову или ноги, зато можно делать захват двумя руками одной руки противника при броске через себя. Чтобы победить необходимо, оставшись стоять на ногах, бросить соперника на землю спиной вверх.

— Спиной вверх. Зачем. — Брехт о таком способе победы не слышал. Везде же наоборот, нужно на спину бросить. Лопатками должен борец ковра, ну или земли коснуться. С самых первых олимпиад так у греков заведено.

— Ты смешной, русский, это же просто. Даже ребёнку у нас понятно, что в боевой схватке человек, лёжа на спине, ещё в состоянии оказывать достойное сопротивление противнику, действуя руками и ногами, а лёжа на груди он лишён такой возможности. Он повержен. Кроме того, в таком положении человека легче связать, если его нужно пленить.

— Разумно. Так вот, Зубер, я найму десять человек лучших воинов в свою охрану с выплатой сто рулей в месяц и двадцать человек в охрану императора. Тех, кто поборет меня. Найдутся такие пелиуаны?

— Здесь надо лучше говорить «къарыулу». Все захотят померяться силой с тобой.

— Хорошо. Можешь ты завтра с утра отправиться в горы и всех предупредить, что я их, в смысле, желающих, буду ждать десять дней у аула Нальчик. Как у вас новости разносят.

— Есть гонцы. Хорошо, урус, я сделаю это. Мне тоже сто рублей, возьмёшь меня потом с собой в Петроград.

— Пойдёт. Только бумажных. У меня нет с собой мешка с серебром.

— Договорились. Я уйду сейчас. Время — деньги. Давай деньги.

— После того, как приведёшь бойцов, пока дам задаток. Вот это золотая пятирублёвая монета императрицы Елизаветы Петровны или полуимпериал. Держи. А стой. Будет два испытание. Одно борьба, а второе меткая стрельба. Пусть обязательно возьмут къарыулу с собой самые лучшие ружья. Поторопись аскерчи. Из Петербурга сам вернёшься орком. И ещё постой. У вас есть сказители, поэты, акыны — те, кто народные всякие предания сказки рассказывает или сам сочиняет. Таких лучших два — три человека, но не сильно старых, я бы тоже с собой взял в столицу. Да, ты всех къарыулу предупреждай, что мы отсюда поедем сначала в Дербент, а потом в Москву прямо на коронацию к Александру. Нужно с собой красивые национальные одежды взять. Потом в Петербурге им одинаковую форму сошьём, а пока нужна именно ваша — национальная.

— Понял, все, генерал. Уже ускакал. — Зубер вскочил с кошмы, на которой они сидели, и как молния метнулся к реке, на берегу которой паслись кони.

Тугудым, тугудым. Оперативно. Ещё бы и собрались также, а то время неумолимо утекает.

Событие пятьдесят первое

Храбрый человек вступает в схватку, несмотря на то, что его противник гораздо сильнее его; потому что, если он на это посмотрит, то может испугаться.

Сытый смелому не товарищ.

В Нальчике, там, в будущем, Брехту побывать не довелось. Предгорье Кавказа куча рек и озёр, наверное, замечательно всё обустроено, большой зелёный город-курорт. Сейчас это был аул в несколько сотен человек. Чуть больше его Студенцов. И только десяток русских и это не администрация и не военные, это отставные солдаты, открывшие тут что-то типа постоялого двора и парочку лавок — мастерских. Оружие ремонтировали, и прочие збруи, хомуты, сапоги. Был магазинчик торгующий европейскими товарами, но физиономия продавца на русского не тянула, вообще на европейца, то ли грек, то ли турок. Чёрная завитая борода, ярмолка. Шаровары красные. Помещения, чтобы разместить пятьдесят гусар не было. А пристроить сто с лишним коней уж и подавно.

Брехт, устроив на берегу реки Нальчик, среди кустов и высокой травы, людей и, выделив деньги на покупку продовольствия каптенармусу Михеичу Седых, решил по аулу прогуляться и русскоязычных порасспросить о житье-бытье. Знания лишними не бывают.

— Как эти горы местные называют? — спросил у того самого мастера Константинова Фомы, что оружие ремонтировал. Заодно и присматривая, если у того что необычное с местным колоритом. Было одно интересное ружьё, почти такое же, как он с собой из Студенцов взял, что-то арабское или афганское. Калибр поменьше, ствол длиннее и всякие узоры завитушки на ложе и прикладе. Нарезы имелись. Интересно сколько же времени такое длинноствольное ружьё заряжать надо? Пять минут? Только для охоты годится. На войне главное почти это скорострельность. А сколь времени нарезы делали и сколько стволов при этом угоробили?

— Наши его Леситым хребтом кличут, и по-кабардински также. Это перевод.

Брехт огляделся. С запада, юга и востока аул окружён грядами северного склона этого Лесистого хребта. Хребет имеет крутой, почти отвесный склон на юге и юго-востоке и более пологую северную часть, и в виде подковы окружает город Нальчик с трёх сторон. Сегодня уже первое июня и весь хребет покрыт зеленью, воздух пахнет чем-то южным и запахи эти идут из садов, что окружают каждую саклю. Райское такое место, правильно тут потом курорт сделают.

— Далеко отсюда до Владикавказа.

— До крепости? — мужчина лет пятидесяти, явно все двадцать пять лет в армии отслуживший, причём, именно здесь на Кавказе, с Турцией и Персией воюя. Борода седая, стрижен коротко, в просторных штанах и рубахе косоворотке зелёного цвета. Он отложил пистоль, в котором с замком колдовал, и, вытащив трубку с кисетом, стал жёлтым пальцем набивать в приличную ёмкость мелко-рубленный табак.

— До крепости. — Пётр Христианович уселся на высокий, типа барного, стул, что стоял под навесом у прилавка мастера, отхлебнул предложенной мастером воды из глиняной пиалы.

— Далёко. Вёрст сто, мабуть чуток больше. Только тут вёрстами-то кто мерит, тут все днями мерят. С проводником и с таким отрядом — это дня три. Горы. Абреки. Пальнут. Чего не пальнуть, вон какие все видные, — ветеран ткнул трубкой в бивак гусар. Оттуда уже потянуло дымком из полевой кухни. — Печка на колёсах. Хитро. Нам бы тода такие. Что щас в России у всех таки?

— Первая. Сам придумал, — решил похвастаться Брехт. Пусть ценят.

— Вы, Вашество, со всем полуэскадроном во крепость собрались, али дальше к грузинцам.

— Да, нет, только до Владикавказа, а оттуда в Дербент собираюсь.

— В Дербент? Из Владикавказу? Через Моздок, а потом всю Чечню. По горам? Ого-го. Не. Не пройти. Вертаться надо и через Кизляр вдоль моря двигаться. — Отставник высек искру, задымился трут, от которого он прикурил и стал выпускать огромные облака терпкого дыма.

— А с проводником из местных? — если круги нарезать, то не успеть к коронации, и это в разы обесценит привезённых абреков.

— А веры ему? В засаду и заведёт. Не, вертаться треба. — Фома вновь окутался облаком, как паровоз в депо, когда пару некуда деваться. В Нальчике царил полный штиль и дым не сдувало.

— А если кто из князей местных провожать будет? — Приедут же поединщики.