Стану ему женой. Ребенок от монстра (СИ) - Устинова Мария - Страница 17

Каждое слово жалило, как пчела.

Узнала? Он спросил: узнала ли я его?

Полтора года я выплакивала по нему глаза… И только сейчас подумала, с чего я взяла, что ему было это нужно? Почему думала, что он действительно нуждался в помощи, что люди Эмиля бросили его, что расставание его ранило.

Да, было больно. Обоим.

Он принял у меня роды, по пятам шли убийцы. Нас всколыхнуло обоих, но с тех пор полтора года прошло. Он не давал о себе знать.

Ни мне, ни Эмилю. Продолжил жить, как всегда жил.

Мы расстались по взаимной договоренности. Это я потом всю душу себе вымотала, а он знал — с нами, его единственной семьей, все хорошо. Мы пристроены. Такие, как он, часто оставляют семью. Живут параллельно им. Для них это нормально…

И мне он внушал: пройдет лет десять, ты меня и не вспомнишь.

— Лена? Ты узнала? — снова спросил он, когда я не прореагировала.

Андрей приблизился, от него пахло сигаретами… Глядя в мои большие, заплаканные глаза, он улыбнулся — уголком рта. У меня задрожали губы.

Он всерьез? Когда-то превратил меня в любовницу, сделал мне дочь, влюбил в себя, принял роды, видел, как я по нему с ума схожу, а теперь спрашивает, помню ли я его, словно мы когда-то просто на Красной площади столкнулись.

Вопрос ранил в самое сердце.

И дочь мою перепугал.

Перед глазами стояло, как она кричит от ужаса и тянет ко мне ручки. А он как ни в чем не бывало…

— Лена? — когда наклонился, я влепила ему пощечину.

Сурово сжала губы, чтобы слезы из глаз не хлынули снова. Звук удара прозвучал хлестко, все видели, как я бью киллера и психопата.

Вернее, их нового советника по безопасности.

Сразу за все: за себя и за Аню. За дурацкие вопросы и погоню, которая нам с дочкой вытрепала нервы.

Хотела еще раз врезать — по другой щеке, но он схватил меня за плечи и, задыхающуюся от рыданий, втолкнул за одну из дверей, которые я заметила раньше.

Чтобы побыть наедине.

Объясниться.

Это оказалась небольшая каморка: кладовая. В углу стояли хозяйственные принадлежности. Под потолком было маленькое занавешенное окно. Полумрак.

Вместо того чтобы поговорить, он по инерции впечатал меня лопатками в стену, так что флаконы на полках вздрогнули, прижал всем телом и впился в губы. Перехватил тонкие запястья, когда я подняла руки. Наверное, решил, снова хочу ударить. Но я сжимала и разжимала пальцы, наслаждаясь неукротимой силой, с которой он меня держал и целовал. Андрей протолкнул сильный язык мне в рот, с хрипом целуя взасос.

Нереальные ощущения.

Я закатила глаза под веками, таяла под этим поцелуем: страстным и упоительным. Он что-то сказать хотел, когда вел меня сюда. И к счастью не стал. Не нужны ни слова, ни объяснения…

Я обвисла в его руках, позволяя ему целовать.

Доказать, что он реален.

Что это правда он. Что не снится… Я таяла, как мягкая карамель, и одновременно меня трясло от истерики. Я едва успевала вдохнуть между нашими поцелуями. Мурашки были на спине, животе — по всему телу. Колючие, приятные, они предвосхищали его прикосновения: и жесткое кольцо пальцев на стиснутом запястье, и вторую руку, сжатую на ягодице.

Я застонала.

Хотела спросить: это правда ты?

Ты, а не наваждение?

Но каждый раз, когда мы разрывали поцелуй, он целовал меня снова, и снова. Не мог успокоиться. Так не вовремя, неожиданно, сладко. Его поцелуи, вкус — крепкого табака и мяты, и нежные губы тоже его… Эмоции переполняли и сводили с ума, хотелось рыдать, чтобы сбросить напряжение. Свободную руку я забросила ему на шею, запустила пальцы в лохматые волосы на затылке и чуть не умерла от наслаждения.

Он.

Наши израненные безумными поцелуями губы снова встретились.

Слабые ноги подогнулись, но он подхватил меня, просунув ладони под ягодицы. Приподнял и я обняла его ногами. Повисла, как маленькая. Как хорошо, что слезы и агрессия вместо борьбы превратились в страстное приветствие. Поцелуй затих сам собой.

Мы смотрели друг на друга с нескольких сантиметров. Отросшие волосы Андрея щекотали мне лоб. Мы дышали так глубоко, словно из бездны вынырнули.

Я — точно вынырнула.

— Это ты, — прошептала я, убирая волосы с его лба.

Пальцами провела по скуле и худой щеке, по шраму.

Губы горели.

Он должен был чувствовать, как я дрожу. Андрей осторожно опустил меня на пол, наклонившись к лицу, словно наши губы связаны невидимой нитью.

Я вспоминала то, что нас связало: долгие мучительные схватки, плачущая Аня на его руках, уставший, измученный взгляд, наше расставание… И с тех пор, как он вышел за дверь, оставив нас с Аней одних — я ждала, что он вернется. Тихо, глубоко в сердце, под кожей, несмотря на то, что он ничего не обещал — ждала. Как соскучившаяся собака, я начала покрывать поцелуями лицо и шею, пахнувшую дымом, старым лимонным парфюмом и немного потом. Ладонями гладила шею и грудь. Я по нему скучала. С ума сходила. Искренние слезы радости потекли по щекам.

— Андрей…

Он начал отвечать на поцелуи.

— Не реви, — голос был для меня слаще любой музыки, тот самый нежный шепот из снов, и я слушала его с закрытыми глазами. — Все хорошо… Испугалась?

Наши губы, влажные и скользкие, снова встретились, и я поняла, что «бабочки в животе» — не такая уж нелепая метафора.

— Я вас искал, — продолжил он. — Город перевернул, чтобы найти тебя после убийства.

Эйфория…

Это был он. Аня в безопасности. Вне зависимости от того, сумели ее найти или она осталась у Градова — с ней все будет хорошо.

— Почему не сказал, что это ты?

— Я не могу. Мне нельзя светиться, девочка… Раздевайся, — прошептал он на ухо и взял за шею, накрыв плотно застегнутый воротник.

Шепот опьянял. Возвращал в рай из снов, где мы были вместе. Но в комнате люди. Они стоят там, ждут и слышат, что происходит между нами. И нам нужно за Аней — скорее, чтобы она встретилась с отцом, а Андрей посмотрел, как она выросла…

Я попыталась остановить его, и он перехватил запястья.

— На тебе чужие жучки, — мягко сказал он. — Раздевайся.

Блузку и лифчик Андрей порвал прямо на мне. Наклонился. Дыхание обожгло беззащитно вздрогнувший живот, я замычала сквозь сжатые губы, дернулась, но не высвободила пригвожденные к стене руки. И прикусила губу, чтобы не заорать в голос: язык шелковой влажной лентой жадно скользнул по телу. Начиная от впадинки над пупком, по груди, по шее, пока зубы не сомкнулись, крепко прихватив нежную кожу над ключицей…

— Боже, Андрей… — в экстазе прошептала я.

Как я скучала по нему. И он тоже — я чувствовала по обжигающему дыханию, по этой дерзкой ласке, когда он совсем не то должен делать. Он сорвал с меня все, даже белье, и выбросил ворох одежды за дверь.

— Проверьте и избавьтесь, — сказал он, прежде чем закрыть дверь.

Повернулся ко мне. Я стояла перед ним голая — как в нашу первую встречу. Это возбуждало и пугало одновременно.

— Моя девочка… — речь стала нечеткой, но мягкой и плавной — голос для спальни. И столько было в его взгляде… Больше, чем в любых словах.

Новый поцелуй взасос — не такой дикий, как первый. Нежный, страстный. Я боялась продолжать, понимая, чем это кончится — прямо сейчас, не откладывая, потому что внизу живота собралась приятная, мучительная тяжесть. Он взял мое лицо в ладони, не давая отступить.

— Нас услышат…

Распухшие от долгих ласк губы саднили. Больше двух лет я не чувствовала мужского внимания. Он сжимал мои запястья, покусывал и лизал губы, пытаясь добиться, чтобы я делала то же самое… Снова прижал к стене. Не оставляй мне выбора, слышишь? Просто не оставляй. Плевать, что они поймут, что здесь происходит.

Тело горело огнем, разум туманился от близости, запаха, тепла. От любви. Я хотела его — после долгой разлуки, безумно хотела.

Не оставляй мне выбора…

Андрей не был грубым. Но своей лаской мог продавить что угодно, когда угодно. Поэтому, когда он сбросил пиджак и подхватил мою ногу под колено, раскрывая меня себе навстречу, я не стала говорить «нет».