Больше, чем портрет (ЛП) - "debjunk" - Страница 3

Его взгляд опять вернулся к колдографии хмурой физиономии Снейпа. Он усмехнулся.

— Послушайте, профессор, — проговорил он с характерным итальянским акцентом, обращаясь к Снейпу на колдографии, — вам придется показать мне больше, если вы хотите, чтобы я смог точно написать ваш портрет. Мне нужно видеть больше ваших эмоций, а не только то раздражение, что вы демонстрируете.

Снейп насупился и сложил руки на груди, на что Франко лишь пожал плечами.

— Что ж, дело ваше. Если вы хотите, чтобы ваш портрет отражал вашу истинную сущность, то вам волей не волей придется показать мне, какой вы на самом деле. В противном случае магия создаст лишь искаженное подобие. Вы же не хотите этого, правда?

Северус поднял взгляд и хмуро посмотрел на него.

— Да, я знаю. Вы не слишком часто улыбались в реальной жизни. Я также знаю, что вы были шпионом и, вероятно, не могли вести себя иначе. В противном случае вас бы раскрыли и убили. Но! Если вы улыбнетесь или покажете мне другие положительные эмоции, это вовсе не будет означать, что ваш портрет будет улыбаться всем и каждому до скончания веков. Это лишь даст более полное представление о том, какой вы на самом деле… то есть, каким были на самом деле.

Еще мгновение Снейп хмуро взирал на него, а потом его губы медленно, словно нехотя изогнулись в подобие того, что Франко принял за улыбку. Выглядела она натянуто и неестественно.

— Хорошее начало. Как насчет того, чтобы посмеяться?

Лицо Северуса вновь стало хмурым.

— Давайте, я расскажу вам анекдот. Почему профессор Снейп стоит посередине дороги?

Северус прищурился.

— Чтобы никто не догадался, на чьей он стороне.

Это вызвало у него настоящую улыбку.

— Очень хорошо. А вот еще один. Как назвать хаффлпаффца с одной извилиной?

Северус вопросительно изогнул бровь.

— Подарком!

На этот раз шутка определенно удалась, и Франко ошеломленно наблюдал, как Северус Снейп разразился беззвучным живым смехом. Он был поражен тем, как это нехитрое действие преобразило его лицо. Не теряя времени, он принялся орудовать кистью, кое-где добавляя штрихи к своей работе.

Спустя полчаса художник вновь окинул портрет изучающим взглядом, сравнивая его с изображением на колдографиях. Он поочередно подносил их к холсту и внимательно разглядывал. Взгляд метался от портрета к колдоснимку и обратно. Проделав это со всеми четырьмя изображениями, он удовлетворенно кивнул самому себе.

— Готово.

Он подошел к книжной полке и выудил из стопки книг нужную. Заклинание, что использовалось для того, чтобы придать изображению на портрете имитацию жизни, было чрезвычайно сложным и должно было выполняться в точности. Всякий раз зачаровывая портреты, Франко цитировал его прямо из книги, и результат всегда был впечатляющим.

Несмотря на то, что он уже сотни раз использовал это заклинание и даже знал его наизусть, он, тем не менее, нашел время еще раз перечитать весь раздел:

«Для того, чтобы заколдовать портрет, нужно в точности произнести слова заклинания. Даже малейшая ошибка в произношении заклинания может привести к необратимым последствиям или полному провалу. Во избежание этого тщательно отработайте заклинание…»

Dare vita at non cor ad hic effigies — Дай этому портрету жизнь, но не душу.

Франко достал свою палочку и, не произнося ни слова, выполнил нужную комбинацию пасов и взмахов несколько раз в качестве подготовки. Отработав движения палочкой, он посмотрел на портрет Снейпа.

— Вы готовы, синьор? — спросил он, обращаясь к нему на итальянский манер. — Надеюсь, что да, потому что я готов.

Он поднял палочку и взмахнул ею.

— Dare vita at…

Но именно в этот момент в окно комнаты влетела большая сова. От неожиданности и испуга, он сбился с мысли, и движение его палочки на миг замедлилось. Но уже в следующее мгновение он пришел в себя и закончил заклинание.

— Cor ad hic effigies! — громко произнес он.

С кончика его палочки сорвалось золотое свечение и окутало холст. Франко опустил палочку и сосредоточенно свел брови. Он знал, что во время зачаровывания портретов нельзя оставлять дверь и окно открытыми, чтобы ничто не помешало мастеру. Противная сова отвлекла его, и он очень надеялся, что все-таки ему удалось правильно применить чары. В противном случае ему придется начать все с начала: ведь если заклинание сработает неправильно, портрет уже никогда не удастся зачаровать.

Франко ближе подошел к портрету и с волнением вглядывался в него. Магия заклинания все еще окутывала картину, медленно впитываясь в краски на холсте. Наконец, весь золотой свет исчез внутри портрета, и Северус моргнул и удивленно повернул голову.

— Что происходит? — растягивая слова, произнес он.

— Ах! Я думал, что совершил ошибку, профессор! Но похоже, все так, как и должно быть! Добро пожаловать обратно в волшебный мир!

Глаза Северуса опасно сузились.

— Что вы имеете в виду?

— Я нарисовал вас. Теперь вы — портрет, который в скором времени повесят на стену в кабинете директора Хогвартса.

— Но… Только что я сидел под деревом и… читал. Что вы сделали?

Франко удивленно посмотрел на портрет. Прежде он никогда не слышал, чтобы маг, изображенный на портрете, рассказывал, чем занимался после смерти.

— Я лично зачаровал ваш портрет и вдохнул в него жизнь. Вы говорите, что сидели под деревом? Возможно, это было воспоминанием из вашей прошлой жизни?

Северус сверкнул глазами.

— Нет, идиот. Я просто читал под деревом. Я занимался этим с тех пор, как умер. Это очень расслабляет, к тому же не нужно ни с кем общаться. А теперь благодаря вам я снова здесь, где мне придется… разговаривать… с людьми.

Франко с беспокойством поглядывал на картину. Возможно, когда он произнес заклинание что-то пошло не так — странное стечение обстоятельств, которое дало этому портрету немного больше сознания, чем все остальным, которые он создавал до этого. Тем не менее, картина на первый взгляд была в полном порядке и отображала именно то, что обычно делал Северус Снейп.

— Немного больше сознания, чем нужно, наверное, все же не повредит, — пробормотал себе под нос Франко.

— Немедленно отправьте меня обратно, — потребовал Снейп.

— Мне очень жаль, профессор. Но я не могу этого сделать. Когда на портрете проявляются элементы вашей личности, их уже нельзя удалить.

Северус стиснул ладони в кулаки.

— Вы хотите сказать, что я теперь навсегда застрял в этой крошечной раме?

— Ну, она совсем не крошечная. Ее размеры три фута на четыре…

— Мне все равно, насколько она велика, вы, жалкое подобие художника. Я хочу выбраться отсюда!

Франко улыбнулся.

— О, как только я повешу ваш портрет на ваше законное место в Хогвартсе, вы сможете ходить по всему замку от одного портрета к другому.

— И смогу вновь читать, сидя под деревом? — едко спросил Северус.

Франко пожал плечами.

— Я уверен, что на одной из картин вы сможете найти себе дерево. В том, что там определенно есть книги, я и не сомневаюсь. На многих картинах изображены полки с книгами. А в библиотеке Хогвартса висит картина, на которой изображена ее точная уменьшенная копия.

— Меня не интересуют воображаемые книги! Я хочу читать настоящие.

Франко снова пожал плечами.

— Для вас они станут настоящими. Вы сможете брать и читать их, как те, что читали при жизни.

Северус немного успокоился.

— Сколько времени прошло со дня моей смерти? — спросил он.

— Прошло уже двадцать лет, профессор.

Глаза его распахнулись, и он прошептал:

— Двадцать лет? Макгонагалл решила увековечить меня лишь спустя двадцать лет?

— Но директор Хогвартса не профессор Макгонагалл, синьор.

— А кто же теперь директор? — сквозь стиснутые зубы процедил он.

Он поднял руку к лицу и сжал двумя пальцами переносицу.

Похоже, его ожидают плохие новости.

— Гермиона Грейнджер, синьор.

Северус замотал головой, все сильнее и сильнее сжимая переносицу.