Ты меня предал (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 5

Сегодня Динь смотрела на Павла так, как никогда не смотрела раньше — холодно и безразлично, будто на чужого человека. Иногда она раздражалась, но даже это раздражение отдавало равнодушием, как случается, если злишься на случайного попутчика в автобусе. Динь была закрыта для него, и это оказалось очень больно. До невыносимости.

Павел закурил, шагая дальше, по направлению к парку. Погуляет с Кнопой подольше, проветрит мозги, а собака разомнёт лапы — обоим будет полезно. Главное, не замёрзнуть и не превратиться в снеговиков на этом бешеном ветру.

Он знал, что эти три года Динь старалась не думать о нём, тогда как он, наоборот, думал каждую минуту. Просто не мог иначе — жизнь без неё превратилась в какую-то безумную тягомотину, которая угнетала, словно на грудь поставили бетонную плиту. Удивительно, но последние пару лет перед разводом им не было легко, однако то гнетущее ощущение беды ни в какое сравнение не шло с тем глухим отчаянием и безысходностью, которые накрыли Павла после ухода от Динь. Пока Настя была беременна, он ещё как-то держался, но потом Соня родилась и почти сразу умерла — и всё.

Павлу тогда казалось, что он долго шёл по краю пропасти, и вот наконец — сорвался. Он начал и пить, и курить, взял на работе неоплачиваемый отпуск и погрузился в собственную депрессию. Да, это была депрессия, именно такой диагноз поставил психотерапевт, к которому Павла чуть ли не за уши оттащила мать, рыдая и угрожая позвонить Динь и всё ей рассказать. Это и привело его тогда в чувство — не хотелось позориться перед женой, она ведь считала его сильным. Хотя теперь она, наверное, уже давно передумала, и не зря. Павел и сам полагал, что он слабак. Не выдержал диагнозов и проблем Динь, не обсудил с ней своё подавленное состояние, набрал слишком много работы, пытаясь отстраниться от проблем в семье, и повёлся на вертихвостку. А после даже не объяснил ничего нормально, не пытался попросить прощения, а слился, как то самое… дерьмо.

И если есть шанс что-то изменить сейчас, чтобы Динь хотя бы перестала считать его моральным уродом, Павел им воспользуется. И заодно поможет бывшей жене выносить и родить. В том, что помощь ей нужна, он ни капли не сомневался.

Павел гулял с Кнопой почти час, и когда возвращался, на улице уже стемнело. Он зашёл в квартиру, тихо открыв замок запасным ключом, который забрал из комода в прихожей, где он лежал и раньше, заглянул на кухню и в гостиную — света нигде не было. Наверное, Динь ушла в маленькую комнату и, возможно, даже легла спать. Павел решил не тревожить её, бесшумно разделся, помыл Кнопе лапы, зашёл на кухню и огляделся.

На полу стояла только одна бутылка воды, которой Динь хватит максимум до завтра. В холодильнике почти не было любимых йогуртов жены, и кефира, и никакого мяса, и яиц маловато. Павел набрал список в заметках телефона, оделся и отправился в магазин. Купил всё по списку, в том числе несколько двухлитровых бутылок воды, вернулся в квартиру к Динь, так же тихо всё расставил, написал жене записку, погладил между остро торчащих ушей Кнопу — и ушёл.

Дина

Я проснулась около восьми часов вечера. Вытащила из-под подушки мобильный телефон и поморщилась — и как я умудрилась так долго проспать?.. Прилегла же на минуточку! Видимо, организм настолько пребывал под впечатлением от встречи с Павлом, что не выдержал и решил отключиться, восстановить моральные и физические силы. Ну и ладно. Плохо только то, что я планировала сходить в магазин, в холодильнике шаром покати и воды нет, а теперь получается — либо тащиться туда сейчас, вечером, рискуя напороться на каких-нибудь новогодних алкашей, либо откладывать до утра.

Я вышла из спальни и сразу наткнулась взглядом на довольную Кнопу, развалившуюся на лежанке и грызущую какую-то вкусняшку. Пригляделась и нахмурилась — подобных собачьих лакомств дома сейчас не было. Откуда это? Павел купил, что ли? Он мог. Любил Кнопу, когда жил с нами, всегда гулял с ней с удовольствием, несмотря на то, что заводила собаку вообще-то я. Почти сразу после свадьбы поехала в приют и выбрала там дворняжку, которая мне понравилась больше всего, маленькую и какую-то шуганную. Кнопа оказалась воспитанной и то ли знала команды, то ли хорошо понимала речь, но с поведением у нас никогда не было проблем. Были проблемы только со страхом — она опасалась чужих людей, боялась, что её от нас заберут и настороженно относилась к другим собакам. Павел сам ходил с Кнопой к кинологу, занимался и дрессировал, и честно говоря, настоящим хозяином я считала его, а не себя. Да и Кнопа тоже. Но… когда в тот вечер он собирал вещи, то даже не вспомнил про неё. Оставил мне и за три года ни разу не поинтересовался, жива ли она вообще.

И вот — теперь эта влюблённая псина сидит абсолютно счастливая, грызёт что-то и виляет хвостом. Она даже не понимает, что её предали, кинули, как надоедливую игрушку, выбросили на помойку. И меня вместе с ней, да. Но она способна радоваться «возвращению» в нашу жизнь Павла, а я как-то не очень.

Я погладила Кнопу по голове, вздохнула и направилась на кухню — безумно хотелось есть, я ведь только завтракала. Но на пороге застыла и нахмурилась, не понимая, почему мне кажется, будто что-то не так…

Точно. На подоконнике двухлитровые бутылки с водой. Раз, два… пять бутылок. Чёрт побери, откуда? Хотя глупый вопрос. Но почему вот так, а не по пять литров, как мы обычно покупали?

От этого «мы» меня покоробило. Но правда ведь, когда я ещё была замужем, мы с Павлом всегда покупали пятилитровые упаковки с водой. Может, таких в магазине не было, раскупили перед Новым годом и ещё не завезли? Или…

Я распахнула глаза, заметив на кухонном столе листок бумаги и ручку. Записка? Он оставил мне записку?

Я приблизилась к ней, как будто она могла взорваться и убить меня, осторожно взяла в руку, вчиталась в знакомый ровный почерк.

«Не выводи Кнопу. Я подъеду к шести утра, выведу».

И всё.

Господи, он сошёл с ума. Надо срочно найти человека, который будет выгуливать мою собаку вместо Павла, чтобы он наконец от меня отстал. Вот сейчас этим и займусь, как раз время есть. Только сначала поужинаю.

Я открыла холодильник… и замерла в недоумении. Я точно помнила, что моего любимого черничного йогурта оставалась только одна баночка, а теперь их было четыре. И кефир на двери стоит, а он же как раз утром кончился. Упаковка яиц лежит на верхней полке. В лотке для овощей — огурцы, помидоры и укроп, а в зоне свежести — куриная грудка, творог и два творожных сырка. Как я люблю, со сгущёнкой.

Я настолько удивилась, что у меня даже не осталось сил сердиться на Павла. Хорошо, конечно, что в магазин не надо — минимум на завтра всё есть — но меня не оставляло ощущение подставы. Сегодня бывший муж выгуливает мою собаку и ходит за меня в магазин, а завтра что? Решит, что ему можно вернуться, раз он такой хороший и старательный? Ну нет, только через мой труп.

Я заварила себе ромашку, чтобы успокоиться, сделала яичницу с помидорами, отрезала сыр, почистила огурец. И когда всё съела и выпила, то как-то угомонилась и перестала нервничать.

Пусть Павел делает, что хочет, без разницы. А мне просто надо выносить и родить ребёнка.

Но человека для Кнопы всё-таки нужно найти.

Я надеялась проснуться к утреннему приезду бывшего мужа, чтобы поговорить с ним, сказать, что ищу для Кнопы кого-нибудь, кто будет с ней гулять, но не смогла встать по будильнику без десяти шесть. Только открыла глаза, посмотрела на часы и решила — ну к чёрту, я спать хочу. Потом поговорим. И лучше не лично, а по телефону.

В итоге проспала почти до девяти утра. Встала, позавтракала, потом погуляла — благо, снегопад прекратился и дорожки успели расчистить — приготовила себе еды и пообедала, и только ближе к вечеру села за работу. Пару часов занималась переводами детских энциклопедий… а потом неожиданно услышала скрип поворачиваемого в замке ключа. Кнопа залаяла, метнулась в коридор — и я за ней.

Не знаю, кого я ожидала там увидеть, но это, разумеется, был Павел. И мне хватило одного лишь взгляда, чтобы понять — он примчался сюда после работы. Частная стоматология, в которой он трудился хирургом, даже по выходным была открыта для экстренных случаев. Он всегда выглядел вот так после двенадцатичасовой смены — словно его лицом мыли пол. Ничего удивительного: если стоять на ногах почти весь день, и не так будешь выглядеть, а Павел всё-таки уже не мальчик. Он поэтому и на машине домой ездил, хотя на метро выходило чуть быстрее — опасался, что не выдержит стоять ещё и в вагоне, а взрослым мужикам никто места не уступает.