Семь мармеладных поцелуев (СИ) - Зарецкая Рацлава - Страница 15

Мне вдруг стало жалко этого мужчину, который, будучи таким сильным, высокомерным и доминирующим, сейчас выглядел слабым и жалким.

Отбросив жалость, я положила мармелад в сумку, которую оставила в противоположной от Ларского стороне, и смело подошла к нему, сжимая в руке уже приготовленный телефон. Только бы он не заметил, что я снимаю.

Когда мое лицо приблизилось к его лицу, Ларский отвел взгляд в сторону и сдавленно сглотнул. Я посмотрела на его губы, сжатые в тонкую полоску, и тоже сглотнула. Руки мои мелко задрожали, а сердце от волнения и страха забилось чересчур сильно. Я придвинулась ближе, ощутила на себе прерывистое дыхание Ларского и…

Следующая минута была для меня самой неудобной, неловкой и неприятной за всю мою сознательную жизнь. Даже в свой первый визит к гинекологу я не была так сконфужена, как сейчас, прикасаясь своими дрожащими губами к каменным губам своего гендиректора. Тем не менее, я включила камеру на телефоне и сделала несколько беззвучных фото, надеясь, что мы оба были в кадре и в фокусе. Поцелуй наверняка выглядел неуклюже: будто я споткнулась и упала на Ларского — прямо лицом на лицо, губы на губы, как бывает в ромкомах. Да уж, Демидова наверняка забракует это фото, но иначе я не могла. Если поцелую Ларского по-настоящему, то потом он из меня фарш сделает. Намажет на сэндвич, добавит сливочно-чесночный соус без чеснока и кинет к ногам какого-нибудь Артура Коваленко. А еще…

Не успела я подумать о том, какая участь еще меня может ждать, как вдруг мучение мое изменилось. Нет, это все еще было невыносимо, но по десятибалльной шкале оно опустилось с десяти до шести.

Ларский вдруг резко оживился. Громко вдохнув, он положил руки на мои лопатки и зачем-то задвигал губами. Испугавшись, что он сейчас специально укусит меня, я дернулась, но Ларский крепко держал меня. И крепко целовал. По-настоящему и весьма недурно. Если бы Ларский не был Ларским, я бы даже сказала, что мне было приятно, но, увы, это был Ларский, поэтому сознание мое оставалось ясным и незамедлительно решило, что надо сделать еще несколько фото.

— Кхе-кхе, — послышался чей-то сторонний кашель. — Меня слышно?

Я мгновенно сообразила, откуда доносится голос, оторвалась от Ларского и, подбежав к панели, нажала на кнопку связи.

— Мы вас слышим! Скоро лифт заработает?

— С минуты на минуту. Потерпите немного, — сказал лифтер.

— Ох, слава богу.

Я повернулась к Ларскому с довольной улыбкой, но, увидев его злое лицо, сразу же перестала улыбаться.

— Ой, простите! Совсем забыла! — тараторила я, доставая мармелад и отдавая его Тирексу.

Молча приняв от меня пачку, он вскрыл ее и, сверля меня жутким взглядом, принялся его есть. В это время лифт дернулся и поехал вниз. Когда его створки распахнулись на первом этаже, Ларский уже стоял позади меня и тяжело дышал мне в висок.

Выскочив из лифта, я обернулась и, встретившись с Тирексом взглядом, сжалась и тихо спросила:

— Вы меня теперь уволите, да?

— Скорее всего, — кивнул Ларский.

— Но…

— Александр Сергеевич! — К нам стремительно приближались лифтер и три охранника. — Вы как?

— Почему вас не было на месте, когда мы вас вызывали?! — сразу же наехал на пожилого лифтера Ларский.

Мужчина замялся, неловко улыбнулся и пробормотал:

— Ну, я вышел перекусить и…

— И теперь я могу вас уволить за это! — повысил тон Ларский.

— Простите, такого больше не повторится, клянусь.

Тирекс такого не простит. Эх, жаль лифтера. Жанна как-то говорила за обедом, что он один содержит двоих внуков.

— Удалите запись с камер в лифте и никому о произошедшем не рассказывайте. Иначе уволю всех по статье, понятно?

Я удивленно уставилась на Ларского, не веря тому, что только что услышала. Он что, проявил милосердие?

— Да, конечно! — закивал лифтер.

— И проведите диагностику лифта. — Ларский поправил галстук и отряхнул пиджак. — Нельзя, чтобы подобное повторилось с другими сотрудниками.

— Все сделаем! — Радости лифтера не было предела.

Я же стояла с открытым ртом и все еще таращилась на Ларского. Поймав на себе мой взгляд, он нахмурился и спросил:

— А вы тут что стоите с открытым ртом, госпожа Воробей? Домой не собираетесь?

— О! А, да! Уже ухожу! — спохватилась я и, зачем-то поклонившись Ларскому — от волнения, наверно, — побежала к выходу.

Глава 8

Шагая по тускло освещенным дворовым улочкам, я держала в руках телефон и думала о том, что написать в сообщении Демидовой. Так ничего не придумав, я просто прикрепила фото и нажала на кнопку «отправить».

Все, дело сделано. Обратного пути нет. Не стало с того момента, как я поцеловала Ларского, который завтра меня наверняка уволит.

— Да, Аня, ты влипла, — пробормотала я, зарывшись носом в теплый вязаный шарф — март выдался холодным как никогда.

— Во что ты влипла? — раздалось прямо рядом со мной.

Вздрогнув от неожиданности, я повернула голову в сторону голоса и увидела Катю.

— Боже, напугала! — Я слегка толкнула подругу в плечо. — Ты что тут забыла?

— На чай к вам иду, — Катя продемонстрировала торт в руке. — Смотрю, ты плетешься и что-то бубнишь себе под нос. Так что случилось? Во что ты влипла?

— Да так, ни во что. — Я продолжила медленно идти к дому. — Просто Тирекс работой нагрузил. Я словно на каторге какой-то, вот и говорю, что влипла.

— А-а-а, — протянула Катя. — Ну, ты можешь уйти после испытательного срока. Тирекс никого не держит, поверь мне. Увольнять сотрудников — одно из его любимых дел.

Я вспомнила, как Ларский дал шанс лифтеру. Кажется, сегодня я стала свидетелем настоящего чуда…

— Если бы не ты, у меня не было бы столько проблем, — буркнула я, обходя стороной крышку канализационного люка.

Мама с самого моего детства твердила, что на них ни в коем случае нельзя наступать. С моим везением крышка запросто может сдвинуться, и я полечу вниз. А вот мама Кати, похоже, подобного своей дочери не говорила, потому что подруга беззаботно прошлась прямо по крышке, говоря:

— Я тебе работу нашла, между прочим, за которую неплохие деньги платят! Сама же сказала, что все сбережения ушли на тетку.

Промолчав, я резко развернулась и, подойдя к качелям на детской площадке, села на одни из них и начала раскачиваться. Катя повторила за мной. Положив торт на колени, она придерживала его одной рукой, а другой держалась за перекладину и неловко раскачивалась.

— Помнишь мальчика, которого мы встретили здесь, когда были маленькими? — спустя некоторое время спросила Катя. — Он еще сказал, что его похитили, но он убежал.

— Да, помню. Он еще такой грязный был и без конца плакал, — вспомнила я.

— Интересно, где он сейчас и каким стал?

Это было так давно, нам тогда было лет по восемь. Мы с Катей играли во дворе и вдруг увидели в кустах за лавочкой мальчишку. Он сидел на корточках, тихо подвывал и тер грязными руками лицо. Вся его одежда тоже была грязной.

Мы подошли к нему, начали расспрашивать, но он никак не переставал плакать и все, что смог сказать — это то, что его похитили злые дядьки, но он убежал от них.

Катя побежала за мамой, а я осталась с мальчиком. Он так и не назвал мне своего имени, как я ни просила. Все плакал и дрожал. У меня с собой был мой любимый плюшевый мишка, которого мне подарили родители на семь лет. Мишка был серым, с коричневыми глазами-бусинками и с красным бантом на шее. Недолго думая, я протянула игрушку мальчику и разрешила поиграть с ним некоторое время. Мальчишка посмотрел на мишку, шмыгнул носом и, взяв игрушку, перестал плакать.

Вскоре пришла Катина мама и попробовала расспросить мальчика, но он так был занят игрушкой, что сказал ей только то, что сказал нам: его похитили злые дядьки, но он от них убежал. Тогда тетя Света повела его к участковому, чтобы тот занялся поисками его родителей. На следующий день Катя сообщила, что мальчик благополучно вернулся домой. Вместе с моим медведем.