Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил - Страница 22

И второе, что диктовалось здравым смыслом рациональности: нужно ли всей ракете лететь до цели? Ведь она не самолет, ракетный двигатель отработал положенные ему минуты, разогнал ракету, выключился — и все, больше ни он, ни баки с остатками топлива, ни устройства системы управления не нужны. К цели должна долететь только головная часть с боевым зарядом. Зачем же тащить все остальное? Стало быть, нужно сделать так чтобы «головка» отделялась от ракеты. Это даст выигрыш в массе и дальности полета. К тому же не надо делать весь корпус столь прочным, чтобы он выдерживал большие перегрузки при входе в атмосферу, в ее плотные слои, при подлете к цели.

Наконец, третий момент, который прорабатывался по заданию Королева. Какие стабилизирующие плоскости должны быть: небольшие крылышки или более солидные? Где они должны быть расположены, а главное — зачем они? Вопрос мог показаться странным. Когда к цели летит вся ракета, ее полет должен быть стабилизирован не только при работе двигателя, разгоне, но и на конечном участке, при падении на землю, на цель. А если к цели будет лететь одна головка? Нужна ли ей стабилизация? Вроде бы — да, а может быть — нет. Провели эксперимент и получили это самое «нет», за которым стояло сокращение массы всей хвостовой части.

При создании «единички» (Р-1) Королев нашел вариант схемы, которая стала классической как для одноступенчатых, так и для двухступенчатых ракет большой дальности.

…И все-таки почему из многих, не «запачканных» страшным обвинением «осужден за…», в общем-то именитых, авторитетных в кругах технических и научных, выбор, хотя и не без сомнений, пал на Королева? Этот вопрос я задавал многим, кто с ним работал, кто искренне уважал его, и тем, кто относился к нему с неприязнью, но в силу ряда причин не очень-то демонстрировал эту неприязнь. Пожалуй, точнее других сказал Михаил Клавдиевич Тихонравов, знавший Сергея Павловича многие годы: «Королев — это личность. Масштабная. С очень высокой целью. С волей, умеющей сдерживать радость успеха и противостоять неудачам. Он был и остается лидером».

Лидер. Что за этим? В ЦК, Совмине, оборонных комиссиях понимали, что новой отрасли предстоит не простое становление. Надо было собрать, осмыслить и критически оценить все, что уже сделано в области ракетной техники, определить перспективные направления дальнейшего движения. Требовалось отыскать, собрать и объединить для решения общей задачи разрозненные инженерные и научные кадры, определить необходимые производственные мощности, создать базы для испытаний. Словом, нужен был лидер.

Примерно в то же время начал действовать «совещательный орган», так называемый Совет главных конструкторов. Он включал шестерых: С. П. Королев (сама ракета), В. П. Глушко (двигатели), В. П. Бармин (наземные средства обеспечения старта), В. И. Кузнецов (командные приборы), Н. А. Пилюгин (системы управления полетом ракеты), М. С. Рязанский (радиоуправление).

К проектным работам привлекались академические и отраслевые институты, отдельные крупные ученые. Однако многие научные исследования проводились силами самого КБ. Королев очень скоро почувствовал, что без перевода на инженерный язык, без тщательного отбора научных результатов применительно к особенностям разрабатываемых конструкций научные исследования, выполняемые где-то на стороне, использовать невозможно. Поэтому научные работы у себя в КБ он организовал так, чтобы соответствовать по уровню исследований тем работам, которые выполнялись специализированными научными учреждениями.

Главный конструктор создал подразделения, которые не только контролировали работу смежных организаций с целью увязки технических характеристик ракеты, но и обосновывали возможность осуществления таких характеристик. Именно эта особенность организационной структуры позволяла обеспечивать деловой характер взаимоотношений со смежниками и прогрессивность всех технических решений. Эти деловые тенденции углублялись за счет расширения объема исследований самого КБ и давали Королеву основание требовать от смежников проведения разработок с учетом получаемого им опыта. Иными словами, он не только составлял стратегические планы, но и шел во главе атакующих.

Уже тогда начали создавать своеобразный культ главных конструкторов. В постановлениях ЦК и Совмина их фамилии стояли рядом с фамилиями министров отраслей. Такая форма директивных документов означала, что все нижестоящие инстанции — и партийные, и хозяйственные — были обязаны оказывать содействие главным конструкторам. Это был тот прогрессивный вариант управления, когда обязанности обеспечивались эквивалентными правами.

Кто выбрал это место в сердитой приволжской степи? Версий много. Одно достоверно: когда спецпоезда из Германии, замаскированные под передвижную метеостанцию, прибыли на станцию Брест, никто из офицеров бригады особого назначения не знал, куда их «погонят» дальше. Известия пришли из зарубежного радио: эшелоны с оборудованием для подготовки к пускам немецких ракет «Фау-2» следуют в Капустин Яр.

Бывают поселки или хутора, смысл названия которых затрудняются объяснить даже самые дотошные краеведы. Тогда, в 1946-м, многие из обитателей спецпоезда не знали, что ждет их впереди. А там и вовсе был «сплошной нуль».

«Чертово место, Богом забытый край», — ворчали те, кого командировали сюда. Никто не знал на сколько: на неделю-другую, на месяц, а то и совсем «бессрочно», пока начальство не даст команду на возвращение.

От станции до базы добирались на попутке. Там на рельсах стояло несколько железнодорожных вагонов, рядом — низенькие деревянные бараки, столовка, здание технической позиции… Суровый комендант внимательно изучал документы приезжающих, что-то записывал в свой талмуд и, поводив пальцем по разграфленной на клеточки бумажке, долго молчал, что-то соображая, и озабоченно цедил:

— Вагон номер шесть, полка шестнадцатая, верхняя… Да, а фотокарточки привез? Давай сюда. За пропуском придешь завтра. Устраивайся пока…

«Нулевой цикл» — это, конечно, не первый день сотворения мира. Какие-то домишки и строения были, и железная дорога худо-бедно куда-то вела. И стояли на ней вагоны-лаборатории, вагоны-мастерские. Штаб, столовая, жилье — в палатках и вагончиках. А кругом — степь. Земля там была серая, сухая, летом пылила молчаливыми столбами смерчей, зимой стыла. По утрам, чтобы умыться, разбивали лед в ведре, а по жаре негде было укрыться. Вода привозная, песок везде — на зубах, в сапогах, в хлебе…

По весне земля размокала так, что ногу не вытащишь. Дороги (ох уж эти дороги!) называли «роялями». Поперек глубокой колеи накладывали что попало, и по этому настилу, как по клавишам, тряслись грузовики, доставляя стройматериалы, технику, питание. На проложенной от Баскунчака железнодорожной ветке стояли спецпоезда, которые называли «экспедициями». На работу в «монтажки» шлепали по шпалам. Мелькают перед глазами эти грязные, промасленные деревяшки. Боже, будет ли конец? «Но ведь когда есть, куда идти, что может быть лучше, — рассказывал полковник Рафаил Борисович Ванников (в Капьяре он был начальником технической позиции). — Рельсы упирались в тупик. Однако и тупики для чего-то существуют. Только не думали тогда, даже предположить не могли, что вот с такого «тупика» в степи начнется дорога в космические высоты…»

На сколько приехали? Для чего? Пускать ракеты — это ясно. А какие и куда? Многим ракета представлялась неким подобием «катюши». Но то, что привезли в вагонах и собрали на месте, выглядело совсем иначе.

Первым начальником секретного испытательного полигона № 4 (так он назывался в официальных документах) был назначен генерал В. И. Вознюк. Это он возглавил по решению правительства рекогносцировочную группу, которая вела поиск места будущего ракетного центра. Обследовали семь районов — выбрали глухомань в Астраханской области.

Королев смотрел на голую, безжизненную степь, сухую и серую от пыли полынь. Суховей играл шарами перекати-поля, и эта незатейливая игра вызвала улыбку: «Невеселенькое местечко, а им хоть бы что: катят и катят, туда-обратно… А нам нужно только в одну сторону…»