Козырь Рейха. Дилогия (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 45

– Желают вам доброго утра, майн герр! «Положенными салютами обменяемся на рейде, но лучше этого не делать, как и вам пользоваться радиостанциями. Ваши «Телефункены» имеют характерные щелчки и британцы, как и мы, их всегда отслеживают. Следую с важной миссией, передаю лучшие пожелания фон Шенбергу. Находится ли сейчас на «Нюрнберге» лейтенант Отто фон Шпее – у меня для него срочное послание, обещал осчастливить его первым, лишь потом встретится с его отцом, рейхсграфом. С наилучшими пожеланиями, контр-адмирал Лангсдорф».

– Передавайте ответ – «здесь фон Шенберг и лейтенант фон Шпее – и вам самых наилучших пожеланий, герр адмирал», – усмехнулся командир «Нюрнберга». – Узнаю обычную бесцеремонность янки – даже немцы ее воспринимают, если живут здесь относительно долго. Судя по всему, вам, Отто, этот человек знаком?

– Нет, майн герр. Просто у меня остался друг в фатерланде, графского рода Лангсдорфов. Он часто говорил, что родственники рассеялись по свету, один даже стал министром иностранных дел в России, а другой служит командором флота САСШ. Выходит, так оно и есть. Но предполагаю, что прав на графский титул контр-адмирал Лангсдорф не имеет, а приставка фон американцами никогда не используется.

– Майн герр! Адмирал Лангсдорф пожелал прибыть на наш крейсер незамедлительно, с борта броненосца спустили на воду катер.

– Вахтенный! Спустить трап! Нужно встретить американского адмирала как положено. Отто, вам быть рядом – послание адресовано вам в первую очередь, а лишь потом нашему командующему. И все же… Какая-то странность в этом броненосце, в глаза бросается, а понять в чем дело пока не могу. Но странность присутствует…

Командир «Нюрнберга» внимательно посмотрел на броненосец, и что-то тихо произнес, Отто послышалось ругательство. Потом с кривой ухмылкой Шенберг громко сказал, глядя на приближающийся катер, что быстро резал волну острым носом:

– А ведь корабль похож на драчливого пса, весь в отметинах от снарядов, причем небольшого калибра. «Заплаток» много, вот в чем странность – а ведь американцы не воюют! А потому возникает вопрос – кто оставил эти отметины? Наши крейсера исключаются, тогда остаются англичане?! Теперь понятна та таинственность, с которой прибыл сюда корабль US Нэви, и его намеки по поводу наших «Телефункенов». И что это за странный флажок на корме катера, больше похож на пиратский?!

Отто присмотрелся – на красном фоне в центре белый круг, в котором рунический с изломанными концами крест, именуемый «свастикой». Действительно, во все времена пиратским цветом считался красный, но вот сочетания с такой древнегерманской символикой не было. Отто вообще не мог припомнить такой флаг, и, судя по изумленному лицу капитана цур зее Шенберга, тот тоже не встречал столь странное сочетание.

Катер быстро догнал медленно идущий крейсер и на нижнюю площадку трапа, со сноровкой бывалого морского бродяги, отклонив руку матроса, протянутую для помощи, лихо спрыгнул моряк в черном мундире. Невысокого роста, с небольшой шкиперской бородкой на властном лице, с живыми умными глазами. От него прямо веяло властностью и аристократизмом, походкой уверенного в себе человека «гость» быстро поднялся на палубу.

– Простите, сэр, – несколько иронично произнес Шенберг. – с каких это пор адмиралы американского флота прибегают к маскараду? И позвольте осведомиться – вас действительно наградили Железными Крестами обоих степеней?! За какие заслуги перед кайзером?!

Отто от изумления чуть ли не открыл рот, забыв о хороших манерах. На «госте» был надет мундир, непонятно какой страны, в нем не было ничего даже отдаленно похожего на US Нэви, за исключением золотистых нашивок контр-адмирала, практически идентичных на всех флотах мира. И все же в форме чувствовалось сильное германское влияние, те же витые погоны из серебряной канители на плечах.

Взгляд юноши зацепил шейный на ленте тевтонский крест со свастикой в центре, что находился ниже воротника мундира, сразу отметил ленточки Железных Крестов, что давались исключительно за боевые отличия перед Рейхом – но откуда они у американца?

Странная фуражка с очень высокой тульей, буквально задранной вверх, золотистая незнакомая кокарда. И нашивки на правой стороне груди и на фуражке – раскинувший крылья серебристый орел, несомненно, прусский, державший в когтистых лапах венок со свастикой. Он бросил взгляд на броненосец и вздрогнул – на корме корабля был точно такой же орел, отлитый из металла, огромных размеров. И офицер с картонной папкой в руках, спрыгнувший на трап одет в точно такой же черный мундир. С нашивками лейтенанта, вот только без наград, и с орлами на фуражке и груди.

Лицо адмирала было поразительным – такого невероятного сходства со своим другом Гансом фон Лангсдорфом Отто не ожидал. Один в один, только здесь немного постаревший и заматеревший. Услышав голос, он невольно вздрогнул – это какое-то наваждение, те же интонации.

– С каких это пор офицеры кайзерлихмарине задают вопросы, касающиеся секретов кайзера и рейха прямо на палубе, – тон был ледяным и высокомерным, более того, отстраненно-вежливым, так говорят природные прусские аристократы с прислугою. Лицо Шенберга моментально побагровело. – Кардинал Арман дю Плесси, герцог Ришелье, всегда говорил – не судите опрометчиво! Рад видеть тебя, Отто, ты окреп и возмужал! Где мы можем поговорить, господин капитан цур зее?! Палуба, как я знаю, по уставу принадлежит команде?! Или о делах рейха у вас принято говорить здесь и задавать старшему по званию неуместные вопросы?!

Немецкий язык контр-адмирала чистейший, с явственным берлинским выговором, причем тем, что слышится исключительно в дворянских салонах. На французский, говоря о кардинале, Лангсдорф перешел легко. И выволочка была жесточайшей – так даже его отец не говорил с командирами крейсеров. Но в то же время совершенно заслуженной Шенбергом. В ней слышался подтекст – «где ваши манеры, вы же капитан?!»

– Прошу следовать в мою каюту, герр адмирал!

Иронии в голосе Шенберга уже не слышалось, там бушевали страсти, и кипела ярость. Но капитан тоже стал отстраненно-вежливым, все же был не только опытный моряк и офицер, но и родовитый дворянин – а такое сразу чувствуется. Командир «Нюрнберга» обозначил поклон и первым пошел на корму, как бы показывая путь столь высокомерному, как он посчитал, самозванцу в неведомо какой страны мундире.

Командир броненосца «Адмирал граф Шпее»

контр-адмирал граф фон Лангсдорф

– Прежде чем изложить цель своего визита, господа, я бы хотел бы задать несколько вопросов лейтенанту фон Шпее, – Лангсдорф говорил в позабытом тоне природного аристократа – гросс-адмирал Редер всячески насаждал в кригсмарине те порядки, что царили на германских кораблях при кайзере. Сам он был не сторонником полного возврата к прежним временам, придерживаясь «золотой середины», но допущенный Шенбергом моветон, как говорят французы, разозлил не на шутку – это взыграла кровь многих поколений военных, носивших с честью графский титул.

– С вашего позволения, господин капитан, – тут Лангсдорф учтиво наклонил голову, и, дождавшись в ответ столь же вежливого кивка Шенберга, обратился к молодому офицеру:

– День 15 ноября десятого года запомнился молодым друзьям на всю жизнь. Они решили посмотреть прелести розового цвета, – Лангсдорф усмехнулся, видя, как бросило в краску молодого Шпее. Щеки лейтенанта покрыл багровый румянец, он с изумлением посмотрел на адмирала – откуда тот мог узнать столь постыдную тайну, о которой друзья поклялись не говорить ни слова. Дело в том, что два юных аристократа подсматривали в окошко, вставая поочередно на приставную лесенку, за милыми фройлян, что занимались примеркой белья. Вот только в очередь самого Лангсдорфа, лесенка под ним сложилась, и, упав, юный повеса порвал себе все запястье. Шпее перевязал другу руку и сбегал за доктором отца, что потом долго занимался этой раной, от которой остался причудливой формы изогнутый шрам.