Не верь его улыбке (СИ) - Owl Eugenia - Страница 30

— Да, но я поговорил с начальником полиции, убедив его, что это не такое громкое дело, чтобы закрывать галерею. К тому же, если работаете вы, детектив Им, всё закончится уже скоро, — ответил он, думая, что его лесть подействует меня весьма располагающе. Но это то, что я ненавидел больше всего. — Так у вас есть подозреваемый? — как бы невзначай поинтересовался мужчина, делая очередную затяжку.

— Вы всегда подписываете так документы? — вопросом на вопрос ответил я.

— Да, мои инициалы. Почему вы спрашиваете? — Мужчина уже явно нервничал, трясущимися руками расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки.

Я всегда говорил напрямую, но почему сейчас мне был так приятен этот момент недосказанности? Мне вспомнилась Элизабет, которая молчала до последнего, выжидая подходящего момента, и как только я подумал о ней, на телефон пришло новое сообщение, которое в очередной раз доказывало, что она чувствует меня, как никто другой.

«— Ты ведь в галерее? Знаю, что там. Анна не та, за кого себя выдаёт, она дочь директора. Возвращайся, я знаю всю правду».

«— Не сомневался в тебе, но если я уйду сейчас, то он сбежит».

«— Полиция скоро будет там. Уходи, я переживаю».

— Детектив Остин, вы не ответили на мой вопрос, — оторвал меня директор от написания ответа.

— Брайн ведь так же подписывает свои картины.

— Кто такой Брайн?

— Позавидовали успеху сына? Ой, простите, он же вам не родной, тогда конечно можно оправдать ваш поступок, или тут кроется другой мотив?

— Не понимаю, о чём вы говорите.

— Как долго вы планировали это всё с вашей дочерью? Я почти что купился, поверив, что позади картины нет тайного хода. Да, хода там нет, всего лишь удачно замаскированная дверь в ваш кабинет.

— И давно вы знаете? — Мужчина уже не пытался отнекиваться, теперь его тактика складывалась из отвлечения меня, чтобы незаметно сообщить кому-то из своих помощников действовать.

— Помните, когда я сказал: «У картин есть глаза». Камеры ничего не показали, потому что вы были по ту сторону картины. Успешно вырезали глаза и через дыры пустили краску. А сделали вы это для того, чтобы по ним не узнали вашу дочь. У вас не было объяснений, если бы вы просто её сняли, тем более мистер Пакер хотел приобрести её.

— Да, детектив Остин, вы действительно лучший в своём деле.

— Я слышу это постоянно, давайте не будем отходить от темы.

— Боюсь вас разочаровать, но дальше эту тему вам придётся обсуждать одному, — сказал директор, и резким движением направил на меня пистолет.

— Вы слишком предсказуемы, — спокойно отреагировал я. — Знаете, сколько людей хотели убить меня, а сколько всё ещё хотят?

— Я не убийца, просто дайте мне уйти.

— То, что вы сделали с сыном хуже, чем убийство.

— Он мне не сын! — рявкнул мужчина.

— Расскажете об этом следователю, — ответил я. — Можете попробовать сбежать, но на улице вас уже ожидают.

— Ты блефуешь.

— Если это так, то почему ваши помощники до сих пор не появились? Всё кончено, мистер Уайльд.

Ещё до того, как она ворвалась в кабинет, я услышал её голос, зовущий меня по имени. На секунду моё тело сковал страх за неё, и уже в следующую секунду я выбил у мужчины пистолет, скрутил его руки за спиной и сцепил наручниками.

— Даниэль, — снова позвала она, резко открывая дверь. — Вижу, что ты в порядке, — с облегчением сказала она.

— А ты всё такая же безрассудная. Передаю его вашему отделу, как и обещал.

Когда директора увели под его громкие возмущения и заявление, что его адвокат просто так всё не оставит, мы остались в кабинете вдвоём, и я знал, что ей не терпится рассказать, что она узнала от художника, но ждёт, когда я попрошу её об этом.

— Ты ведь и так всё понял.

— Готов выслушать тебя, — ответил я, и её глаза загорелись, как у ребёнка, который накопил за день много интересных, пусть и совершенно пустяковых историй, но у него есть те, кто с удовольствием выслушают каждую. И сев на стул, поджав ноги под себя, она начала с того момента, как вошла в комнату Брайна.

Два часа назад

— Она моя сестра, но не родная. Меня усыновили в одиннадцать лет. Она была младше, и сначала мы очень хорошо ладили. Помню, как она гордо говорила в школе, что у неё есть брат. По мере того, как мы росли, наши интересы менялись, я записался в художественную школу и стал меньше уделять ей времени. А потом она изменилась. Один момент так прочно врезался в мою память, и я до сих пор виню себя в этом. Отец всячески поощрял моё увлечение, особенно, когда я стал получать награды, Анне же всё меньше доставалось его любви и внимания. На каждых важных встречах он говорил лишь обо мне, будто её вовсе не существовало. И в одну из таких встреч, услышав, как он снова хвалится мной, она убежала в комнату, а утром. Утром появилась Хелен.

Парень замолчал, потому что такие воспоминания нужно было снова пропустить через себя. Я не торопила его, ведь после смерти мамы, даже если уже прошло много лет, тень прошлого следовала за мной. Поэтому, понимая его, мне хотелось, чтобы он сам продолжил, не подгоняемый никем. На его переносице пролегла небольшая морщинка, а веки тяжело опустились. Какое-то время он сидел так, а потом проговорил, не открывая глаз:

— Она изменилась всего за одну ночь. И знаешь, что самое страшное в этой ситуации? Отцу было наплевать. Она уже достаточно взрослая и с тем, что считает себя кем-то другим, должна разобраться сама. А потом эта часть её стала для него очень даже выгодной, потому что она с лёгкостью договаривалась с художниками и спонсорами, излучала уверенность, и тут уже мы поменялись с ней ролями. Я продолжал рисовать, мои картины продавались с успехом, а Анна стала моим менеджером. Но из-за определённых действий просыпалась её вторая личность, из-за которой я начал сходить с ума. Она могла среди ночи придти ко мне в своём любимом голубом платье, встать у двери и наблюдать, как я сплю. Просыпаясь в холодном поту, я начинал рисовать её, а когда Анна заходила следующим утром будить меня, то не понимала, почему все холсты были исписаны её лицом, но с пугающим взглядом и ехидной улыбкой. Помню, как посадил её рядом с собой и начал рассказывать, что она больна, и нужно обратиться к доктору. Она вырвала свою ладонь из моей, и закричала, что это я ненормальный. На шум пришёл отец и закрыл в комнате, чтобы я подумал над своим поведением, а её увёл. Он знал, что я прав, но ему не нужно было, чтобы она пришла в себя. В итоге, от Анны ничего не осталось, она полностью погрузилась в придуманный образ. Стала любимицей отца, о чём так долго мечтала. И решила избавиться от меня, от единственного препятствия, из-за которого отец всё ещё мог передумать. Она начала изводить меня, что у неё отлично получалось, ведь я всё ещё любил её и хотел помочь, отдавая всего себя. Пытался достучаться до неё, но чем больше старался, тем хуже становилось мне. И единственное, что приносило мне всегда успокоение — рисование теперь стало мукой. Но я не мог так просто сдаться, и дело было уже не в моём творчестве, а в психическом здоровье моей сестры.

Картинная галерея

— Вот так, тот, кто принёс огромный успех своему отцу и искренне хотел помочь сестре, стал погружаться в темноту. А после того, как кроме портретов Хелен, он ничего не мог рисовать, то и вовсе стал не нужен. Директору ничего не оставалось делать, как представить картину на выставке, потому что стало поступать слишком много вопросов о его сыне. Он попросил Анну забрать один из холстов из студии, поехав туда, она не ожидала увидеть Брайна, ведь он закрылся в себе и не выходил из комнаты. Однако у него были друзья, которые переживали за его резкие изменения и пытались вытащить его из того ада, о котором он рассказывал. Брайн не позволил ей забрать картину, но её это не остановило. Она понимала, что брат ничего ей не сделает, поэтому пока охранники держали его, девушка схватила первый попавшийся холст и ушла. Но, как оказалось… — сказала Бёль и прервалась, давая мне шанс закончить.