Одаренный: ученик (СИ) - Волков Тим - Страница 6

— Ежин-Сбажинское семя! — выругался я.

Вот так попал!

— И зачем только деньги брал в долг? — выругался я.

— Известно зачем, — тут же ответила Марина. — Чтобы устроить вас в магическую школу. Для поднятия в Рейтинге.

— С ума сошли тут все с этим Рейтингом! — тихо выругался я.

Другое дело мой мир, где нет никаких проклятых рейтингов. Грабь и убивай, не попадайся в лапы штурмовиков — и будешь жить в свое удовольствие. А тут вон как хитро придумали. Мазохизм, одним словом.

Первая радость от переселения начала меркнуть. Уже не казалось привлекательным все вокруг.

— Спасибо за ответы, Марина, — кисло произнес я, давая понять, что мне нужно остаться одному.

Подумать и в самом деле было о чем. Однако невеселые размышления довольно быстро прервались — в комнату вбежал отец.

Был он возбужден и, кажется, напуган.

— Сынок!

— Что такое?

— Сынок, ситуация изменилась. Очень сильно изменилось.

Судя по голосу не в лучшую сторону. Я напрягся. Как оказалось не зря.

Вытирая взмокший лоб, отец дребезжащим голосом произнес:

— Мне позвонили... сказали... в общем... Нам конец!

Глава 4. Школа

— Почему это конец? — напрягся я.

Отец дрожащими руками спрятал в карман платок, ответил:

— Тебе нужно отправляться школу прямо сейчас!

— Что?! — только и смог выдохнуть я. — Почему такая спешка?

— Звонил князь Лаврухин, по очень большому секрету сказал, что Прутковский будет настаивать на внеочередном пересчете рейтинга, сославшись на непредвиденные обстоятельства повышения ставки налога на табачные изделия. Надуманные конечно обстоятельства, да и причем здесь это, но дело не в этом. Как сказал Лаврухин, это предложение, скорее всего, поддержат все остальные члены Высокого Совета — там у них целей заговор, хотят какого-то новенького кандидата протащить вверх. Я надеюсь, ты понимаешь за счет чьего выбытия? Так что надо спешить. Иначе...

Федор Иванович не договорил, но все было понятно и без слов.

— Но ведь меня еще не отчислили! — резонно заметил я.

— Чует сердце, Прутковский и насчет этого уже походатайствовал, он с первым помощником ректора Павловым известные друзья. У тебя выдан больничный жетон до завтра. А потом... думаю, бумага об отчислении уже лежит на столе Павлова, и он только и ждет, когда ее подписать. Если ты явишься в школу прямо сейчас, и мы подадим заявку на внеочередные экзамены — закон такое позволяет, — то это даст нам шанс. Заявка приостановит машину отчисления. До экзаменов, а потом... Потом только все в твоих руках, сынок.

Было понятно, что Федор Иванович не питает иллюзий насчет меня и сдачи экзамена. Он всеми силами хотел, чтобы все было иначе, но видимо слишком хорошо знал своего сына, чтобы верить в чудо.

Это задело меня. Не привык я хоронить себя раньше времени. Что там? Экзамен? Да не будь я Рексом Старком, космическим пиратом, которого боятся во всей галактике Креста, если не справлюсь с этим. Если суждено мне прожить вторую жизнь в этом теле и в этой семье — значит, так тому и быть. И я сделаю все, что в моих силах и даже больше, чтобы не опуститься на дно, а напротив, подняться как можно выше, к звездам. Ведь именно там мое место!

— Не переживай, — твердо сказал я. — С экзаменом справлюсь. Готовь необходимые документы. И машину подай. Надо для рода — значит сделаем!

Такого Федор Иванович явно не ожидал услышать от своего сына и потому онемел от удивления. Он смотрел на меня со смесью чувств — радостью, смятением, даже страхом, на мгновение видимо даже посчитав меня обезумевшим. Потом, едва сдерживая слезы, прошептал:

— Спасибо, сынок!

И обнял.

— С ранением не сильно тяжело будет? А то я могу попросить врача таблеток тебе выписать обезболивающих.

— Таблеток? — задумался я. — Это можно. Желательно по сильней. И побольше. Сам понимаешь, такой стресс, рана может вновь заболеть.

— Конечно-конечно! — всполошился отец и принялся набирать номер телефона врача.

Я же принялся собирать вещи. Пора было отправляться в школу и показать всем. Чего стоит род Пушкиных.

Школа...

Это странное, непривычное для меня слово крутилось в голове. Нет, я знал, что это такое, в моем мире они тоже имелись. Но вот я в них не ходил. Я вырос в городских трущобах, кормился на помойках, воровал. В десять лет украл свой первый челнок. В пятнадцать — небольшой космический корабль. Тогда же и началась моя жизнь пирата. А школа в мое мироустройство не входило.

Видимо сейчас пришло время наверстать упущенное.

Марина проводила меня до гардероба (целая отдельная комната под одежду!) где я подобрал себе пару комплектов одежды. Несмотря на советы служанки, которая руководствовалась вкусами прошлого меня, я подобрал для себя кое-что другое. Пышные рубашки с рюшками брать не стал. Что за бабская хрень?! Вместо этого взял обычную, удобно сидящую, не мешающую движению рук рубашку. С брюками поступил так же. В шкафу нашлись отличные серые, идеально сидящие на мне.

Вместо туфлей, блестящих, как у кота глаза, я выбрал крепкие ботинки со стальным носком. Подбитые гвоздями, сшитые из настоящей кожи, они, тем не менее, не выглядели громоздко. Стильно и со вкусом. Мастер знал свое дело.

Я надел ботинки и понял, что прошлый их владелец даже ни разу носил их — не разношенные.

— Подарок отца, — произнесла Марина, указывая на обувку.

Батя толк в ботинках знает. Не тяжелые, но ощутимые, такими в зубы дать — пол-лица снесешь. За такие на Тутахуене горло зубами перегрызут.

Завершил мой наряд небольшой золотой перстень с узорчатой буквой «П» и орлом, сидящим на верхней планке.

— Ваш именной тотем, — заботливо подсказала Марина.

Сидело все на мне идеально, и я любовался собой, глядя в зеркало. Не мешало бы подкачаться, чем я совсем скоро займусь, дрыщеват. А так — вполне достойно.

Марина тоже смотрела на меня с плохо скрываемым вожделением. Я подумывал о том, чтобы проверить на звуконепроницаемость стены гардеробной, но нужно было спешить. Другой слуга, высокий и прямой как гвоздь старик, сообщил, что машина уже подана.

Нужно было идти.

...Через полчаса лимузин привез меня к каменным воротам, отделанным гранитом и украшенным у входа мраморными статуями. Подстриженный газон, фонтан, пруд и лебеди в нем — все говорило о том, что школа элитная. Даже в ботинках ходить как-то не удобно — боишься асфальт замарать, такой он тут чистый.

Встретивший комендант проводил меня до корпуса, где я жил. Как я понял из отрывочных разговоров и картинок из памяти прошлого владельца тела, в школе мне придется жить всю неделю. Домой только на выходных. Таков порядок.

Память упорно не хотела рассказывать, где же моя комната — только выплыл из тумана номер: «23».

Я вышел в коридор, с двух сторон которого были расположены комнаты. Слева начинается с «9», справа — с «54». Полный кавардак!

Я прошел вперед, вернулся назад. Нужной комнаты не нашел. Казалось, расположены они были в хаотичном порядке, как зорг наплевал.

Ругань моя то затихала (когда я находил комнату № 22), то вновь прорывалась (когда следующая комната внезапно оказывалась № 42). Я был на пределе.

— Заблудился? — спросил кто-то.

Я обернулся.

Передо мной стоял толстячок, в школьной форме, мешковато сидящей на нем, с толстыми очками, которые все время норовили съехать на кончик круглого картошкой носа.

— Ага, заблудился, — хмуро ответил я. — Тут все зорговских волос с задницы накурились, когда номера присваивали?

Толстячок меня явно не понял, но спросил:

— У тебя какая комната?

— Двадцать третья.

— Это вон там, — он показал в дальний конец коридора. — Сразу после тридцать седьмой.

Я с недоверием посмотрел на толстяка. Но прошел вперед. И...

Потные усульские подмышки! Комната № 23! Как она туда спряталась?! Ведь я же ходил тут, и не раз.