Великолепие - Джойс Бренда - Страница 3

— Вы что-то расстроены, ваше сиятельство, или просто устали ждать? — спросила пикантная рыжеволосая леди.

Высокий светловолосый офицер в темно-зеленом мундире с бронзовыми пуговицами, золотыми эполетами и множеством орденов на груди обернулся и тотчас склонился к ручке обратившейся к нему дамы.

— Леди Кэррэдин, вы напугали меня, — тихо сказал он на безукоризненном английском языке с едва заметным иностранным акцентом.

— Вот как? — усмехнулась она. — Сомневаюсь, что вас кто-нибудь способен напугать, князь Северьянов.

Николай Иванович Северьянов, мужчина более шести футов ростом, возвышался над толпой и над миниатюрной рыжеволосой дамой. Мундир сидел как влитой на его стройной широкоплечей фигуре. Офицер пристально смотрел на собеседницу неотразимым взглядом янтарных глаз.

— Я ничем не отличаюсь от других. — Он едва заметно улыбнулся краешком губ. — Несмотря на небылицы, которые пишут обо мне в ваших газетах.

— Неужели вы читаете сплетни в «Светской хронике»? — Леди Кэррэдин улыбнулась подкрашенными губками.

— Только в случае крайней необходимости.

— Вы знакомы с Чарльзом Коппервиллом? — спросила она, обмахиваясь веером. — Кажется, он знает вас очень хорошо.

— Если мы с ним и встречались, то он не назвал себя, хотя я с удовольствием познакомился бы с ним, причем как можно скорее.

— Мне страшно за беднягу Коппервилла, — театральным шепотом проговорила леди Кэррэдин. — Возможно, ему придется отказаться от колких высказываний, которые он отпускал насчет вас, вашей миссии и вашей страны.

Северьянов промолчал. Не исключено, что его предки в подобном случае сочли бы необходимым защитить свою честь, и тогда оскорбителю наверняка пришлось бы не сладко, но Северьянов отнесся к словам собеседницы равнодушно. Он привык к тому, что его появление в обществе, высказывания, связи мгновенно порождают слухи и сплетни. Особенно наглядно это проявлялось на родине, где каждое слово, каждый шаг и чуть ли не каждая потаенная мысль членов семьи Северьяновых и их дальних родственников давали пищу самым фантастическим небылицам. В Англии Северьянов находился по делу государственной важности. Эта страна и Россия находились в состоянии войны с момента подписания в году Тильзитского договора. В Лондоне князя приняли без особого энтузиазма, поэтому сейчас он предпочел бы обойтись без ядовитых статеек какого-то писаки Коппервилла, лишь подливавших масла в огонь и разжигавших враждебное отношение к нему. Царь Александр крайне нуждался в союзе с Британией, поскольку Наполеон, вволю потешившись над Европой, вторгся теперь на территорию России. Александр, всецело полагаясь на Северьянова, своего давнего и близкого друга, направил его в Лондон с весьма деликатной миссией — наладить отношения между странами.

— Конечно, — продолжала между тем известная светская красавица, — трудно представить себе, что вам небезразличен слух, пущенный о вас каким-то Коппервиллом или кем-то еще…

Северьянов понимал, что леди Кэррэдин имеет в виду недавно появившиеся в печати грязные инсинуации о нем. Газеты утверждали, будто лорд Кэррэдин пришел в ярость, узнав, что супруга наставляет ему рога с «наглым иностранцем», которому он якобы даже угрожал в «Уайт-клубе», старейшем лондонском клубе консерваторов. Северьянов отнесся к утро-зам с полным равнодушием. Страдавшему ожирением лорду Кэррэдину перевалило за шестьдесят, и, по словам супруги, он давно был полным импотентом. Едва ли лорд решился бы осуществить какой-либо акт возмездия.

— То, что думают обо мне другие, интересует меня куда меньше, чем ваше мнение, леди Кэррэдин, — сказал Северьянов. Любезности и комплименты привычно слетали с его языка. Леди Кэррэдин была очень хороша собой, а он вырос в среде, где с дамами обращались с особой галантностью.

— Прошлой ночью вы были восхитительны, — шепнула она. Князь чуть заметно поклонился.

— Так же, как и вы. — Этот ответ ни к чему не обязывал. Вообще-то Северьянов почти не помнил подробностей их свиданий ни прошлой ночью, ни позапрошлой… Он напряженно размышлял о невероятном упрямстве лорда Каслеро и о необходимости преодолеть его. Рано или поздно ему это удастся, и он, выполнив свою миссию, вернется к себе в армию. Но время поджимало. Два дня назад французы взяли Вильно. Александр, не послушав своих советников, принял на себя командование всеми действующими армиями и приказал войскам отступать. Вильно практически сдали без боя.

— Могу ли я надеяться, что вы придете ко мне и сегодня? — промурлыкала леди Кэррэдин.

Северьянов помедлил в нерешительности и хотел было ответить отказом, но тут поверх голов собравшихся гостей заметил на верхней площадке лестницы, ведущей в бальный зал, только что прибывших даму и кавалера. Те на мгновение остановились, прежде чем спуститься. Северьянов застыл в напряжении, напрочь забыв о леди Кэррэдин.

Она проследила за его взглядом. Может, это появился принц-регент, решив наконец осчастливить собравшихся своим присутствием? Но когда леди Кэррэдин разглядела тех, чье появление так поразило князя, оживленная улыбка сразу же исчезла с ее миловидного лица.

Взгляд Северьянова был прикован к черноволосой красавице, стоявшей на верхней площадке пологой лестницы. Сердце у него учащенно забилось. Он не верил своим глазам. На ней было серебристое платье с таким глубоким декольте, что оно, в сущности, выставляло на всеобщее обозрение все ее прелести. С тем же успехом она могла появиться голой. Хотя она была стройна и изящна, ее округлившийся животик сразу бросался в глаза. Северьянов застыл от изумления. Только этого не хватало!

— Вижу, вы потрясены, — сдержанно заметила леди Кэррэдин, — и понимаю почему. Она необычайно красива.

Князь, кажется, даже не услышал ее слов. О Господи, она беременна! Эта женщина дерзко пренебрегла его требованием, а кроме того, последовала за ним в Лондон! Он не знал, что более поразило его.

Но от леди Кэррэдин было не так-то просто отделаться.

— Вы знаете эту даму, ваше сиятельство? — спросила она с натянутой улыбкой. — Я ее никогда прежде не видела, а уж мне-то все здесь знакомы. Она, очевидно, из провинции или приехала из-за границы. — Ненатурально рассмеявшись, леди Кэррэдин украдкой взглянула на князя. — Нет, пожалуй, на деревенскую мышку она не похожа.

Князь почувствовал, что лицо у него одеревенело так, словно на нем плотная маска из папье-маше.

— Это моя жена.

Леди Кэррэдин вздрогнула.

— Я, конечно, подозревала, что вы женаты, как и все прочие. Но не предполагала, что она приехала с вами в Лондон. Северьянов тоже не предполагал этого.

— Извините. — Поклонившись, он стал пробираться сквозь толпу.

Она заметила князя и, подняв узкую ручку в перчатке, помахала ему. Потом оперлась на руку своего кавалера, Михаила Федоровского, стройного молодого человека, тотчас залившегося краской.

Князь ждал, когда они спустятся по лестнице, чувствуя, что становится объектом всеобщего внимания. Он и без того возбуждал любопытство окружающих и замечал, что люди разглядывают его и перешептываются. Подобная неучтивость раздражала Северьянова, но он привык к этому. Князь подумал, что не пройдет и четверти часа, как Мари-Элен узнают и языки сплетников заработают с бешеной скоростью. Он заранее знал, о чем они подумают и что скажут. Мари-Элен считали одной из самых удивительных красавиц в Европе, и Северьянов не раз слышал, что их называют прекрасной супружеской парой. Князю вдруг вспомнилась их дочь Катя, и, как всегда, при мысли о ней ему стало очень грустно.

— Ники, я очень рада видеть тебя, дорогой! — воскликнула Мари-Элен. Она чмокнула мужа в щеку, прижавшись на мгновение к его рукаву обнаженной грудью. Глаза у нее были такие же черные, как волосы, и это оттеняло безупречно чистую и светлую кожу. Головку Мари-Элен украшала бриллиантовая тиара, а запястья — браслеты с рубинами и бриллиантами.

— Мы только что прибыли, — сказала она. Ее кавалер счел за лучшее ретироваться, чтобы позволить супругам поговорить наедине.