Термитник. Энтомологический детектив - Юшко Петр - Страница 6

– Мне бы надо статью написать про пожарных. Тут у меня, понимаешь, приличное повышение ожидается на работе. Нужно постараться – бабосиков добавят нехило! Покажешь мне завтра, что к чему? Пару набросков надо сделать с тебя и пепелища.

– Ну, меня, пожалуй, не стоит изображать, – поморщился Стрекозя, снова делая глоток на две трети стакана, – не люблю я мелькать на страницах газет.

– Типа, ты когда-то мелькал на страницах, – хохотнул Тёма, – лады, тебя не буду рисовать, сделаю портрет храброго пожарного со спины.

– Мокрицу нарисуй, – посоветовал Стрекозя.

– Фу, гадость какая, – скривился муравей, – буду я еще этих придурков рисовать. Не хватало в новостях ракообразных. Изображу тебя во всей красе. Только курносым сделаю, рыжим и глаза косые.

– Скотина ты, – по-дружески подмигнул пожарный, – у меня и так от девчонок отбоя нет, – первая ночь за неделю, когда один буду спать. А если еще и в газету тиснешь мой профиль, вообще помру от измождения, как в тот раз.

Друзья, вспомнив какую-то пошлую историю, дружно заржали.

– Короче, раз тебе надо, то, давай завтра, с утра пораньше. Я быстро на развод сбегаю в шесть утра и потом на полчаса зависну над пожарищем, и все тебе покажу. Есть у нас такая процедура – в течение суток осматривать места пожаров на случай повторного возгорания. По идее, там нужно было висеть в небе даже ночью, но они сами всех разогнали.

Наконец тревоги и переживания опасного дня стали отпускать пожарного, усталость наваливалась с каждым глотком. Он стал спокойнее и даже начал грызть печеньки, внимательно следя за манипуляциями друга по устранению пустых стаканов.

– Горение, это сложный физико-химический процесс, Тёман, – говорил Стрекозя пьяным голосом, – Различают два вида горения: гомогенное и, и-ик! гетерогенное. Гомогенное горение происходит в случае нахождения горючего вещества в газообразном состоянии. И-ик! И-ик, никак иначе!

Стрекозя качал голой ногой и размахивал рукой со стаканом.

– Так вот, любезный мой любознательный кореш, и-ик! Если же реакция идет между твердым горючим веществом и газообразным окислителем, то говорят о гетерогенном, блин, как его там – горении, – Стрекозя растекся по стулу и начал пить маленькими глотками, – внешним признаком гомогенного горения является охрененное пламя, гетерогенного – накал. Пламя представляет собой область, где происходит реакция соединения паров горящего вещества с кислородом. Понимаешь? Температура пламени – это и температура этого долбанного горения. При пожарах в жилых и административных зданиях она составляет в среднем 850-900 градусов, причем, заметь, и-ик! Градусов Цельсия, а не каких-то там дебильных Фаренгейтов. Да. О чем я? Ах, да! А в лесу это 500-900 градусов…

И дальше пожарного понесло на лекцию по теории пожаров. Тёма наливал и слушал. Стрекозя пил и рассказывал. Тёма тоже пил, не отставая от друга, и сначала делал какие-то заметки в своем походном блокноте, а потом, приблизительно после четвертой или пятой бутылки «крепкого пенного», блокнот полетел на пол. Хруст «Крошек настоящего печенья» перемежали громкий смех и невоздержанные с цензурной точки зрения, возгласы. Тема беседы плавно перешла с температуры горения на горячих девочек, потом на ночные похождения друзей в прошлом и тому подобное. Вечер закончился в прекрасной обстановке хмельного веселья. Почему-то последнее, что всплыло у Тёмы перед глазами, было заплаканное лицо Тизы, новой сотрудницы редакции, выпорхнувшей из кабинета главного редактора Шигана. Длинные ресницы, наполненные слезами глаза, выразительно глядели на него и прекрасные полные алые губы шептали: «Тёма, помоги мне».

Глава 2. Вторник. Утро новых надежд

Солнечный луч пробился сквозь окно, занавешенное старой пыльной шторкой, и острым лучиком ударил Тёму в глаз. Муравей замычал и попытался перевернуться на другой бок, натягивая рукой на себя одеяло. Загремело что-то, упало на пол и разбилось с громким звоном. Тёма от неожиданности с грохотом слетел с кухонного диванчика на пол. Оказалось, что это было не одеяло, а скатерть со стола. Слипающимися глазами он осмотрел осколки стаканов и тарелки, разлетевшихся по полу. В гостиной радио орало безвкусный модный регтайм исполняемый визгливой певичкой-однодневкой:

Глазки – антенки,

Домик на спине,

Милая Улитка улыбнулась мне!

Милая Улитка ты теперь со мной,

Нас не разлучить ни ночью, ни днем.

Каждый вечер ждет он меня домой,

Вместе с Улиткой мы ужинать идем.

Глазки – антенки,

Домик на спине,

Милая Улитка улыбнулась мне!23

Тёма сморщился от накатившего спазма головной боли. В ванной громко лилась вода и слышалось фальшивое завывание Стрекози, не попадающего в такт песенки ни словами, ни ритмом:

Со своей Улиткой купаюсь я в ванне,

И салат зеленый я ей подаю.

Лучше нету парня в нашем Крае,

И красивее в улиточном раю.

Глазки – антенки,

Домик на спине,

Милая Улитка улыбнулась мне!..

– Тёман, чего у тебя там гремит, – жизнерадостная мордаха Стрекози высунулась из двери ванной, – ага, проснулся. Вставай, давай, уже половина шестого. У меня в квартире опять нет горячей воды. Так что давай, делай мне кофе. Пора бежать на службу. Развод через двадцать минут начнется!

Тёма вскочил на ноги и похмелье ударило ему в голову. Он очумело посмотрел на часы, которые не двигали стрелками уже полгода и показывали без пяти одиннадцать24. Тряхнув головой и аккуратно переступив через осколки бокала, он плеснул себе холодной водой из кухонной мойки на голову. Включил свою гордость: дорогущую кофе-машину, на которую копил несколько месяцев, с трудом откладывая из небольшого жалования. Машина зажужжала, и аромат свежемолотого кофейного зерна разнесся по квартире, прочищая мозги от вчерашних посиделок. Муравей сходил в комнату и вырубил визги доносящиеся из радио. Сразу стало легче.

– Вылазь давай, – Тёма бухнул в дверь своей ванной кулаком, – заплыл как водомерка на все утро. Кофе сварился.

Стрекозя вылез из ванной, обмотанный полотенцем до пояса, и ткнув друга кулаком в плечо, понеся на кухню.

– Чё такой клоповник у тебя? – завопил он, – где чистая чашка?

– Не выпендривайся, – пробулькал Тёма, полоща горло, – чашку тебе подавай чистую. Перебьешься и грязной.

Стрекозя, глотнув свежего кофе, унесся к себе и уже через пять минут крикнул снизу:

– Я улетел на развод! Через тридцать минут будь у больницы!

Тёма терпеть не мог вставать в такую рань, да еще и с похмельем после попойки. Как Калверт умудрялся оставаться свежим и бодрым поспав всего три – четыре часа, он не понимал и это немного бесило. Муравей схватил измочаленный веник и сунулся было с ним на кухню, но не найдя совка, просто смел осколки в кучу около далеко не пустого мусорного ведра, заваленного бутылками. Бросив веник на пол, он окинул взглядом свою кухню и пробормотал:

– Не помешало бы сделать уборку тут. Действительно, клоповник.

Решив не задерживаться и не пить кофе дома, он быстро накинул куртку, нашел под столом свой блокнот и карандаш и выскочил на улицу.

Стрекозе хорошо, чиркнул несколько раз крыльями и уже около больницы. А тут надо нестись через полтора десятка кварталов на полной скорости, да еще и с тяжелой головой. Около своего подъезда Тёма споткнулся об Улита – почтальона, увешанного коробками.

С тех пор как Главное управление Почты Округи, сокращенно ГуПО, начало работать «По-новому», как гласил их обновленный лозунг, на работу там набрали довольно странных сотрудников. В штат приняли моллюсков по договору обмена кадрами с соседним большим озером. Теперь улитки разносили почту по адресатам. На почтовых терминалах разбирать корреспонденцию поставили слизней, после которых брать письма в руки не хотелось. В офисах почтовых отделений работали скорпионницы и уховертки, мимо которых и на улице без скандала не пройдешь, а уж просить их о чем-то было просто самоубийством. У Тёмы, в его предположительном рейтинге профессий почтальон находился на почетном седьмом месте по важности. Но обдумывая статью об этой службе, Тёма мысленно сталкивался с тем, что у него ничего не получается. Откровенный сарказм, уничтожающая критика, неприкрытая сатира. Такая статья точно не обрадует ни редактора, ни его заказчика, кто бы он ни был.