Беременна от бабника (СИ) - Лорен Лена - Страница 53

Не знаю, почему, но что-то меня останавливает. Так и держа ладонь на ручке, я замираю за дверью. Вслушиваюсь в телефонный разговор. Кажется, с Серёжей.

— Если б ты только знал, как меня всё это достало уже. И молчать больше нет сил, — вымученно произносит Кирилл.

Я довольно остро реагирую на данную фразу. Так остро, что иголками вся покрываюсь из-за закрадывающегося плохого предчувствия.

— Да нельзя больше ждать. Сроки подгоняют, дальше уже будет слишком поздно, — с какой-то скрытой ненавистью он проговаривает. — Серый, так и есть! Я очень долго терпел. Думал, одумается, но ты прав. Этот ребёнок нам не нужен. Мне, так вообще, он на хер не упал. Возиться с малышом я не собираюсь. Тем более, сам понимаешь, мне здесь недолго осталось.

В глазах моих мгновенно темнеет. Всё туманом парализующим заволакивает. Я роняю свитер на пол и сама готова скатиться по двери вниз на трясущихся ногах. Коленки подгибаются, но я ухватилась за ручку так крепко, что надави я сильней — и я вырву её с корнями.

Как же так? Получается, всё было ложью?

Не струится больше тепло по венам. Холодный пот бежит по позвоночнику. От холода меня даже передёргивает. Это всё он. Кирилл в момент превратил моё вечное лето в вечную, безжалостную зиму. Его слова покрыли толстой коркой льда все мои мечты. Все надежды.

Вот он мой крах. Не зря я не была наделена оптимизмом. У всего есть конец. Вопрос в том, как скоро он наступит. Наш конец наступил в эту самую минуту.

А дальше... А дальше только руины и ничего больше. Не отстроить заново эти развалины, ведь моя мечта и вера теперь навечно погребены там...

Вырываю разум из навязчивых мыслей, откуда-то беру силы и с резкостью распахиваю дверь. Ничего практически не вижу перед глазами. Только расплывчатые силуэты. Слёзы выжигают глазницу раскалённым паяльником.

— Серый, перед тренировкой договорим. У меня тут, кажется, проблемы, — тревожно проговаривает он, а в следующую секунду я уже ощущаю его ладони на своих щеках.

Сволочь, вытирает слёзы, которые сам же и заставил бежать.

— Что случилось? — говорит он очень тихо, прижать к себе пытается.

С силой одёргиваю его руки и отшатываюсь на шаг от него.

— Всё было ложью... Наглой ложью, чтобы залезть мне не только под кожу, но и в мозги, а потом уговорить избавиться от... — практически кричу я, раздирая горло своим голосом.

И это не вопрос, не предположение никакое. Какие могут быть вопросы, когда и так всё яснее белого дня.

— Во-первых, успокойся! Сейчас же! — надвигается он на меня, но сколько бы он не приближался, я отдаляюсь от него ровно на столько же. — Ян, иди ко мне, — тянет ко мне свои руки.

— Не хочу! Не приближайся ко мне! — рычу я, пятясь назад.

— Ты всё неправильно поняла...

— Я не настолько глупа, чтобы не понять смысла, сказанных тобою слов, — перебиваю, хмыкаю злорадно. — Знаешь, а мне ведь тоже есть, что тебе сказать.

Хоть в моих глазах и стоят застывшие слёзы, я могу различить, что в его глазах нарастает тревога. Он переживает, что его план не сработал. Переживает, что теперь ему не отделаться от ответственности.

Так я избавлю его от этого. Заставлю почувствовать себя в моей же шкуре.

— Так скажи! Не молчи! Сколько раз я просил, чтобы ты делилась со мной всем, о чём думаешь, — разозлён он.

Я сама подхожу к нему. Медленно, словно боюсь вновь попасть в расставившие им сети. Расстояние вытянутой руки становится некомфортным, но я силюсь, чтобы приблизиться ещё на один шаг. Чтобы заглянуть ему в глаза. Такие чистые и ничего не подозревающие, но такие подлые и отвратительные.

Никакая подлость сразу не убивает любовь. Она лишь ранит, медленно губя, обескровливая по капле. До тех пор, пока не прольётся последняя. В ней и заложена вся сила любви.

Я рассматриваю его. Запоминаю черты лица. Губы, которых больше никогда не коснусь. Руки, тепло которых больше не удастся почувствовать, и аромат, которым вскоре будет наслаждаться другая.

— Яна, не глупи, — хрипит он, подхватив мою ладонь. Сжимает её, пальцы перебирает. — Мы с Серёгой разговаривали о...

— О ребёнке, я знаю, — снова обрываю. Сглатываю подступившую горечь и на выдохе произношу: — Так вот знай, нет никакого ребёнка. Никогда не было и нет!

Моя ладонь тотчас выскальзывает из его руки. Я ждала именно такой реакции. Я стала ему противна до такой степени, что даже касание тошно терпеть.

— Как это понимать? — заторможенно спрашивает.

— Я выдумала историю про беременность, а ты как идиот повёлся! А знаешь, почему я согласилась пойти на обман? — он не отвечает. Кажется, ему стало всё равно на то, что я скажу. Хоть я и не вижу его лица, оно сейчас скрыто под его ладонями, но я уверена, что под ними скрывается облегчение. — Ты поспорил на меня! Ты поспорил на меня, чёрт возьми! Да как ты посмел вообще? Мало того, ты всё разболтал Серёже! Что мне оставалось делать? Только ответить тебе тем же!

Кирилл буквально падает на диван, стоявший у него за спиной. Ставит локти на колени. Вымученно, как будто его кто-то вынуждает. Он склоняет голову, удерживая её на своих сомкнутых ладонях.

Почему он молчит? Почему не наорёт на меня? Или не пошлёт к чёртовой матери?!

Такое ощущение, что я повергла его в шок, и из него он в ближайшее время вряд ли сможет выбраться.

Я думала смогу спокойно говорить, но мне приходится выдавливать из себя слова. Больно они мне даются. Каждое такое слово оставляет глубокий зарубок на сердце. Они будут всю жизнь напоминать мне о сделанном:

— Я хотела признаться. Ценой наших отношений хотела рассказать тебе всю правду, но я настолько потерялась в себе... в тебе, что была вынуждена постоянно откладывать момент. Я не хотела, чтобы это заканчивалось. А я знала, что стоит сказать тебе, что я всё выдумала, чтобы проучить тебя, как ты исчез бы из моей жизни, почувствовав свободу. Но я ненавижу! Ненавижу тебя за то, что только таким образом я смогла достучаться до тебя! А теперь ты свободен! Можешь со спокойной душой возвращаться к своей прежней жизни! Гуляй! Веселись! Трахайся сколько влезет! Больше ты мне ничем не обязан!

Свой монолог я могла бы продолжать до тех пор, пока не задохнулась бы от собственных слёз. Но какой смысл, если только стены в этой квартире слышат меня.

Я падаю без сил на пол. Выдохлась вся.

Притянув колени к груди, смотрю в окно, на линию горизонта. Там солнце восходит в кровавом зареве. Это наш последний восход, который станет для меня и закатом.

Мы всё испортили. Мы оба отвратительны.

Сзади себя слышу шаги. Я веду борьбу с собой, чтобы не смотреть на то, что Кирилл делает, но как бы ни заставляла себя, я же и проигрываю в этой борьбе.

Поглядываю на него из-за плеча. Кирилл уже одет. Он набрасывает на плечо ремешок своего спортивного баула, делает шаг в сторону холла, но останавливается. Проходит минута, а может быть больше.

Развернув голову вполоборота, он бесцветным голосом произносит:

— Когда будешь уходить, занеси ключи в соседнюю квартиру. Пожалуйста.

— И это всё? Тебе даже сказать нечего?

— Что бы я ни сказал, это уже абсолютно не важно...

И всё. Он уходит.

А первая волна истерики только-только накатывает на меня. И она оказывается настолько мощной, что я могу опомниться только тогда, когда понимаю, что разрушила в этой квартире практически всё....

Всё, включая саму себя....

Глава 55 Яна

— Да нет же! Говорю, это всё! Конец! — реву я в истеричных припадках, бумажным платком обтирая лицо. — Я сама поставила точку! Жирнющую!

— М-да уж, — стоя спиной ко мне за кухонной стойкой, вздыхает Демид. Это вздох осуждения, но никак не сожаления. — Наломала ты дров. Такими хорошо только дровяную печь затапливать.

Мне не к кому больше было идти. Единственное, что у меня оставалось —  это созвониться с Демидом. Тот нисколько не раздумывая, откликнулся и пришёл мне на помощь. Снова приютил меня у себя. Оставаться у Кирилла было бы не столько неразумно, сколько опасно. Понятия не имею, что сейчас творится с ним.