Самозванка - Гамильтон Диана - Страница 28

Женщина уже сделала один раз из него дурака. Он воспримет мое вранье как очередную попытку, и его гнев и отвращение будут ужасными. Он многое может простить. Но только не это.

— Не хотите пойти погулять? — спросила Роза, входя в залитую солнцем детскую. И, встретив отсутствующий взгляд Кэти, добавила: — Вот уже неделю вы шага не сделали из дому. И совсем забросили свои этюды, а ведь они у вас так хорошо получаются!

— Не ворчи, Роза, — вяло откликнулась Кэти, хотя девушка была права: последние семь дней она все время проводила у себя в комнате или в детской, выходя только к завтраку, обеду и ужину. И лишь иногда катала Хуана в коляске по аллеям, стараясь держаться как можно дальше от садового домика. Все это время она обдумывала ситуацию и пришла к окончательному — отрицательному — решению относительно нового предложения Хавьера о браке. Слава Богу, что он не объявил о свадьбе никому, кроме своей матери.

Ее изоляции от всех помогало и то, что донья Луиса неожиданно простудилась и не хотела общаться с ней или заходить в детскую, пока не уверится, что никого не заразит.

— Кто-то же должен ворчать, — возразила Роза, глядя, как Кэти укладывает Хуана в кроватку для утреннего сна. — Может быть, вы истосковались по дону Хавьеру, но ему наверняка не понравится, что вы стали такая бледная.

Эта фраза и недвусмысленный намек достигли своей цели. Роза была умна и вполне могла сделать собственные выводы из того факта, что мать ребенка Франсиско привезли в Испанию, где, судя по всему, ей предстояло задержаться надолго, а также из того, что они с Хавьером исчезли в вечер приема и вернулись в дом только в четыре часа утра.

Ах, Роза, если б только ты знала! — подумала Кэти, чувствуя себя несчастной.

— Пожалуй, мне и правда стоит куда-нибудь выбраться, — пробормотала она. — Донья Луиса оправилась от своей простуды. За завтраком она сказала мне, что хочет весь день провести с Хуаном.

Роза не торопясь прибирала в детской, но, увидев, что Кэти направляется к своей спальне, бросила работу и последовала за ней.

— Мы ждем возвращения дона Хавьера через пару дней. Мне так хочется, чтобы вы сделали прическу! Здесь, совсем рядом, есть очень хороший салон…

— Нет, я лучше поеду на эскизы, — быстро прервала ее Кэти, хотя рисовать совсем не хотелось, весь энтузиазм испарился в ожидании надвигающегося с каждым мгновением возвращения Хавьера. В то же время прихорашиваться, подтверждая тем самым догадки Розы, и вовсе было глупо. — Я, пожалуй, съезжу в Кадис, — заявила Кэти. Она читала, что это очень необычный, экзотический город, к тому же довольно далеко от Хереса. Если Хавьер вернется еще сегодня, подумала она, меня не окажется дома, и он поймет, что его ждет отказ. — Как я понимаю, туда можно добраться поездом? Надеюсь, вы не откажетесь присмотреть за Хуаном?

— Ну конечно же, вы прекрасно это знаете, — улыбнулась Роза. — А морем не хотите поехать? Так проще, — добавила она. — Я закажу вам такси, вас отвезут в Пуэрто-де-Санта-Мария, и там вы сядете на vapor до Кадиса. А если вам не понравится морское путешествие, оттуда легко вернуться в Херес поездом.

Часом позже Кэти, вооруженная мольбертом, фотоаппаратом, записной книжкой и всем необходимым для рисования, одетая в один из тех нарядов, что ей презентовала донья Луиса, уже подставила лицо легкому бризу, дувшему с Атлантики, а крепкое суденышко неторопливо пыхтело, двигаясь вниз по реке Гуаделате навстречу открытым водам Кадисского залива.

На несколько часов надо забыть все свои заботы, велела она себе. Если я этого не сделаю, то к приезду Хавьера стану просто истеричкой.

Вся неделя, потраченная на то, чтобы принять окончательное решение, вернула ее к началу — к полной неразберихе, к сознанию, что она хочет стать его женой больше всего на свете, но не может ответить ему согласием. Выдавать себя за другого человека трудно, а выйти замуж — просто невозможно. Стоит ему узнать правду, он преспокойно вымажет самозванку дегтем, предназначавшимся для ее сестры, и осуществит то, чего хотел с самого начала, — получит законную опеку над сыном своего брата.

Вот почему Кэти заставила себя выбросить все мысли о Хавьере из головы и огляделась вокруг. Открытая верхняя палуба корабля была переполнена людьми, почти все места на деревянных скамьях были заняты оживленно переговаривающимися женщинами, стариками, погруженными в свои собственные мысли, и кучкой немецких туристов с распухшими рюкзаками за спиной.

Все были оживленные и довольные, Кэти тоже постаралась отбросить жалость к самой себе и подарила испанцу, подошедшему собрать сколько-то там песет за проезд, широкую улыбку.

Они с пыхтением обогнали трехмачтовую рыбацкую шхуну, затем миновали устье реки, где маячили останки какого-то изъеденного ржавчиной судна и полузатонувшие обломки еще непонятно чего, и вышли в залив, берега которого были заняты пляжами и еле видными в легкой дымке высокими белыми домами. Вдали, на перешейке, замыкавшем Кадисскую бухту, Кэти разглядела сам город и стала вытаскивать из сумки фотоаппарат. Подняв голову, она чуть не отпрянула: огромное грузовое судно стояло перед ней, как стена, неожиданно появившись из дымки, скрывающей причалы.

Теперь она с интересом разглядывала сверкающие круизные лайнеры, три маленьких буксира, выводившие из гавани какое-то торговое судно, рыбацкие лодки, борющиеся с волнами, и все это на фоне высоченных портовых кранов, белых, современной архитектуры офисов и раскидистых пальм. Сойдя с парома, Кэти пересекла какую-то оживленную улицу позади доков, уселась за столик маленького симпатичного бара и сказала официанту:

— Uno cafe solo, рог favor.

Последний раз она так же сидела за столиком перед кафе в Хересе. С Хавьером. И он был вне себя от злости, потому что она отказалась принять его предложение о формальном браке. Тогда отказаться было просто, и она сделала это сразу, не задумываясь. Но его последнее предложение… Кэти допила кофе и бездумно побрела в город, потрясенная обилием солнца и царившим повсюду белым цветом. Иногда она выходила на каменную набережную и любовалась блеском волн, играющих в подернутой легкой дымкой дали, иногда оказывалась в лабиринте узких улочек, где балконы почти соприкасались у нее над головой. Она знала, что этот город считается одним из древнейших в Европе, и его атмосфера напоминает о богатых купцах, выдающихся ученых, роскошных куртизанках, путешествующих королях с огромными свитами, что, собственно, и сделало его одним из самых великолепных и космополитичных городов на этом побережье.

Ей было жарко, она устала и проголодалась. Пора было уже найти дорогу назад к пристани. За все это время она так и не прикоснулась карандашом к бумаге: ей не терпелось поскорее обежать старый город, посмотреть и то, и это, а главное — удержать свои мысли подальше от Хавьера.

И вот теперь жара доняла ее. Натруженные ноги гудели, цветастая хлопчатобумажная юбка и свободная, без рукавов черная кофта липли к разгоряченному телу, а длинные белокурые волосы были спутаны ветром, дувшим с моря.

Кэти нахмурилась, убирая с лица раздражавшую ее массу волос, и тут из здания банка напротив вышел Хавьер.

Время остановилось, когда она заметила неожиданно вспыхнувшую на его лице широкую улыбку, а в душе пронесся целый калейдоскоп чувств. Он был в легком сером костюме, безукоризненный покрой которого выгодно подчеркивал его узкие бедра, широкие плечи и длинные ноги. Но помимо идеальных внешних данных в нем было и нечто специфическое, причем такое, что вся она таяла. Кэти засияла навстречу ему улыбкой, почувствовав, как всю ее охватила волна возбуждения, пока он быстрыми шагами уменьшал разделявшее их расстояние.

— Что ты здесь делаешь? — заговорили они одновременно.

Хавьер лукаво склонил голову набок, в уголках его глаз залегли веселые морщинки.

— Ответь сначала ты.

— Ах… Я тут на эскизах, — ответила Кэти, едва дыша и удивляясь про себя, почему тот момент, которого она так ужасно боялась всю неделю, оказался вдруг просто восхитительным. Только теперь она поняла, как отчаянно скучала без него. Он взял ее за руку.