Самозванка - Гамильтон Диана - Страница 23

Ничего мы не собираемся! — мысленно ответила Кэти. Как только ты узнаешь правду, ты не потерпишь меня рядом с собой ни в каком качестве. А узнаешь ты ее неизбежно, раньше или позже. Моя надежда на то, что, пока я сижу тут в Хересе, придет письмо от Молли с положительным решением, просто глупость. Молли ведь предупреждала, а я не захотела слушать. Пока опекунский совет не убедится на все сто процентов, что Корди в один прекрасный день не передумает, до тех пор законное усыновление невозможно.

Но Хавьер продолжал говорить, и у нее не оставалось иного выбора, как слушать; чем больше она вникала в смысл его слов, тем сильнее расширялись у нее глаза — сначала от неверия, а затем от сочувствия, потому что все было совсем не так, как она себе представляла.

— Если кто-то из членов семьи Кампусано вступает в брак, это происходит по ряду вполне определенных причин, — объяснял он спокойным голосом. — Чтобы добиться более высокого положения в обществе, увеличить состояние или землевладение, обзавестись наследником. Любовь и страсть с их ненадежной и изменчивой природой к этому списку причин никак не относятся. Но я, — в его голосе послышалось раскаяние, — по своему безрассудству поступил вопреки здравому смыслу. Будь мой отец жив, он, возможно, удержал бы меня, настоял бы на том, чтобы я лучше узнал свою невесту. А может быть, и нет. Кровь моя кипела, и я знал, чего хочу. Элен. — Это имя, точно призрак, промелькнуло между ними, и Кэти вздрогнула, надеясь, что он не заметил. Она чувствовала, что в его сердце все еще осталась страшная боль.

Снова заговорил он очень не скоро, когда вечер совсем уже погас, и на этот раз речь его текла гораздо свободнее:

— Она тоже была англичанкой. Хотя, в отличие от вас, оба ее родителя были живы и неусыпно опекали ее, даже слишком. Она была единственным и поздним ребенком, к тому же красавицей. Я могу понять, но никак не смириться с тем, до какой степени они ее избаловали. За два или три месяца до того, как мы познакомились, ее отец вышел на пенсию и купил дом на Плайя-де-Вальдеграно, приблизительно на полпути из Хереса в Кадис, и они обосновались там. Элен, конечно, приехала вместе с ними, ей было тогда восемнадцать. В первый раз я увидел ее на празднике в честь сбора винограда и тут же был очарован. Я ходил за ней по пятам, как будто она была единственной женщиной на земле. — Хавьер наклонился вперед, положил руки на колени и, резко повернувшись в ее сторону, спросил: — Вы можете понять, что такое страсть?

Могу! — мысленно ответила Кэти. Еще как могу. Разве не это происходит со мной? Я знаю больше — что такое безнадежная страсть.

— Думаю, да, — тем не менее спокойно ответила она и слегка вздрогнула, когда он раздраженно воскликнул:

— А я не могу понять! Cristo! Я ведь был далеко не мальчик! Мне было под тридцать, я считался полной копией своего отца: таким же проницательным, благоразумным, даже, пожалуй, слишком. И чтобы всего этого лишиться и превратиться в моральную и физическую развалину, потребовалась всего лишь приятная мордашка, дразнящая улыбка, соблазнительные обещания и мучительные отказы. Ничто не могло удержать меня от женитьбы на ней. Свадьба была великолепной, самой роскошной из всех, которые когда-либо видел Херес. Празднования длились неделю. Но для меня они закончились сразу же, как только за нами закрылась дверь апартаментов для новобрачных. Не успев снять фату, Элен начала излагать мне основные правила, как она называла их. Я не должен предъявлять никаких ?необоснованных требований?. Ей нравилось флиртовать с мужчинами, и к тому времени у нее был уже опыт негативных последствий такого рода флирта. Она желала быть честной: в обмен на все преимущества, которые давал ей мой вес в обществе и мое богатство, она согласна была отплатить ничуть не меньшим — разрешала делить с ней ложе раз в неделю до тех пор, пока не будет зачат наследник. Однако потом этот срок стал еще длиннее. Она встречала меня холодно, без всякой страсти. Она была похожа на ребенка, который отрывает ноги у жука, не задумываясь о причиняемой боли.

— О Господи, как же она могла? — прошептала потрясенная Кэти, и голос ее был едва слышен сквозь журчание фонтана и плеск струй, падавших в бассейн.

Хавьер распрямился и повернулся к ней, ища ее глаза в бархате ночи.

— Очень просто. Что делает избалованный ребенок, когда ему чего-нибудь хочется? Он просто хватает это. Элен хотела богатства и была уже достаточно взрослой, чтобы уметь насадить наживку на крючок, использовать свою красоту, заманить пустыми обещаниями. Но она оказалась недостаточно зрелой, чтобы рассчитать последствия. Очень скоро наш брак стал только видимостью. Она была со мной откровенна, и эта откровенность могла погасить любую страсть, как будто ее никогда и не было. Два долгих года мы встречались с ней только в обществе других людей, хотя и жили в одном доме. Она получила все игрушки, которых так страстно желала: платья, драгоценности, лошадей, курорты. Я никогда не спрашивал ее, счастлива ли она. Для меня она почти не существовала. Конечно, подобный брак можно было в судебном порядке признать недействительным, но я не видел в этом смысла. Во-первых, я был слишком горд для этого, а во-вторых, знал, что больше уже никогда не женюсь. Я не позволю делать из себя дурака дважды.

— Но не все женщины такие, — мягко напомнила ему Кэти, поняв теперь, почему столь резко он ответил, когда она восхитилась апельсиновым деревом: обещание и выполнение одновременно. Элен обещала многое, но не дала ничего.

— Наверное, вы правы, — ответил Хавьер. — Но как быть мне? Разве могу я позволить себе еще раз дать волю чувствам? Я был убежден, что люблю Элен больше собственной души. Но когда дошло до дела, оказалось, что это всего лишь страсть, яростное желание. Если бы я любил ее по-настоящему, я бы перешагнул через свою гордость. Я был бы терпеливым и научил ее — постепенно и нежно — понимать, сколько счастья приносят физические проявления любви. А так как я не любил ее, то во мне возобладала гордыня, и я отверг эту глупую девчонку абсолютно равнодушно, безо всяких эмоций. Я даже получал какое-то злобное удовольствие, наблюдая, как она отбрасывает одну игрушку за другой, ища чего-то, чего не может найти. И погибла она за рулем последней своей игрушки, — сказал Хавьер мрачно. — Теперь вы понимаете, почему я никогда не позволю себе поверить, что могу кого-то полюбить?

От сострадания, смешанного с огромным желанием взять его за руку и убедить, что не все еще потеряно, сердце ее разрывалось на части.

— Ваша мать знала, сколь несчастливым был ваш брак? — дрожащим голосом спросила Кэти.

— Думаю, что моя матушка и целое полчище моих тетушек, которых ниспослал мне Господь, догадывались. — В темноте блеснули в улыбке его зубы. — Но они слишком хорошо меня знают, чтобы о чем-нибудь расспрашивать. Мать предупреждала меня о почти неприличной спешке со свадьбой, она считала Элен слишком молодой и незрелой для меня. А Франсиско тогда был чересчур занят собой. Как всякий молодой человек, он наслаждался жизнью и вовсе не задумывался над превратностями моего брака. Кроме того, — Хавьер слегка подвинулся, повернувшись к ней и стараясь прочесть выражение ее лица, — слово ?несчастливый? не совсем точно отражает то положение, в котором мы оказались. Элен получала все, чего хотела, — во всяком случае, в материальном плане. Ну а я, конечно, не стал заливать подушку слезами. Эта девчонка уязвила мою гордость, но не мое сердце. Я был в ярости, потому что позволил использовать себя, сделать из себя идиота.

— Мне очень жаль, — прошептала Кэти, страдая за него. У нее просто разрывалось сердце.

— Я не нуждаюсь в вашей жалости! — (Неожиданно грубый ответ потряс ее, и она перестала дышать, испугавшись этого возвращения ненависти.) — Я просто хотел, чтобы вы все знали и поняли, почему я предложил вам формальный брак.

Итак, он опять возвращается к этому вопросу. Кэти сделала единственное, что ей оставалось, — поднялась на ноги и, стараясь смягчить резкие нотки, помимо ее воли прорывавшиеся в голосе, сказала: