Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ложь, которую мы крадем - Монти Джей - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

Я знала, что он меня видел. Как и на вечеринке.

Уголок его губы дернулся, и я втянула воздух. Он медленно подмигнул, прежде чем дверь полностью закрылась, и они направились в полицейский участок.

В тот день меня преследовало темное облако, даже после того, как я сбросила мокрую одежду и стояла под теплым душем. Я стояла там, меня охватило чувство, что Алистер еще не закончил со мной.

В течение моей жизни было много вещей, которые я никогда не чувствовал. Вещи, о которых мне было бы все равно, если бы я когда-либо испытал их сейчас.

Тривиальные вещи вроде мира, комфорта, любви.

Видите ли, ребенку нужны эти вещи, чтобы расти. Очень важно, как они получаются. Тем не менее, я уже давно смирился с тем, что то, что питало меня, не было чем-то мягким и сладким.

Меня не воспитывали в доброте или радости. С того момента, как я пришел в этот мир, моя роль в семье стала очень ясной.

Ничего, кроме запаски. Резервная копия.

Если что-то не случилось с моим старшим братом, я был не чем иным, как пустой тратой отличного места для мебели.

Но было одно чувство, которое я знал. Не из-за моей кровной семьи. Не потому, что мой отец научил меня этому или моя мать показала мне в детстве.

Это было что-то, что я мог чувствовать своими костями и течь по моим венам. Кое-что, чему я научился на многолетнем опыте. Это была одна из немногих вещей, в которых я был уверен.

Верность.

Зная, что есть кто-то, кто прикрывает мою спину так же, как и я их. Зная, дойдет ли дело до них или до меня, я каждый раз бросался бы под автобус.

И вот откуда я знал, что этот придурок со значком был полным дерьмом.

— Сдавайся, Алистер. Остальные пацаны нам уже все рассказали, все на тебя повесили. Ты же не хочешь попасть под суд за покушение на убийство и поджог, не так ли, сынок?

Моя верхняя губа дергается, мне приходится физически проглотить желание встать и разбить его лицо об этот разделяющий нас металлический стол. Однако я не двигаюсь, держа руки в наручниках на коленях.

Я впечатлен своим самообладанием.

— Да? Скажи мне, папа, что я сделал? Ты расскажешь мне, как я это сделал? Хм? — Я напеваю, не обращая внимания на его игры.

Обострение съедает его. Вероятно, он получает такое же дерьмо от Рука и Тэтчера, Сайласа, я сомневаюсь, что хоть слово пробормотал с тех пор, как они тащили нас в полицейский участок.

Они ничего не получат от нас и вскоре поймут, насколько бессмысленно было даже привлекать нас.

— Я не твой отец, парень. Если бы я был на его месте, ты бы отправился в военное училище быстрее, чем успел открыть свой умный рот. — Его южный акцент меня беспокоит, очевидно, что он переехал сюда в более позднем возрасте, потому что местные жители не похожи на деревенщину.

— И я не твой сын и не твой парень, ты, врожденный деревенщина. И я больше ничего не скажу, так что вы зря тратите время.

Небрежно закидываю ноги на стол, грязь с подошв моих ботинок падает на поверхность. Закинув руки за голову и откинувшись назад, закрыв глаза. Я никогда не был более беззаботным.

Мы не голодные собаки, готовые разорвать друг друга на куски, как только наша верность подвергнется испытанию. В течение многих лет мы покрывали друг друга, нам даже не нужно было знать подробности того, что сделал один из нас, и все же мы могли солгать так безупречно, что их никогда бы не заподозрили.

Они думали, что мы будем доносить друг на друга? Поселить нас в разные комнаты? Выключить термостат? Держать нас в наручниках и оставить здесь на час, прежде чем войти? Что они могут напугать нас и заставить напасть друг на друга?

Мы не ебаные собаки.

Мы волки. Бешеные, дикие и яростно преданные нашей стае и только нашей стае.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Думаешь, это шутка? Это серьезные обвинения, вам грозят годы тюрьмы. Думаешь, эта игра крутого парня сработает в государственной тюрьме? — Он повышает голос, я слышу, как он громко бьет кулаком по столу, но не пытаюсь открыть глаза.

— Если бы у вас были какие-то доказательства, да, и я имею в виду, мог бы и глазом моргнуть. А пока я собираюсь немного поспать, вы не против? — Я приоткрываю один глаз и киваю на выключатель.

Визг его стула сотрясает комнату, тяжелые шаги приближаются ко мне, я чувствую, как его пальцы впиваются в края моей кожаной куртки, притягивая меня ближе к его лицу. Я чувствую запах его утреннего кофе и дешевого лосьона после бритья.

— Я пригвоздю тебя за это, маленький придурок. Если это будет последнее, что я сделаю, я сам отправлю тебя в тюрьму. — Шипит он.

Я скриплю зубами, мои глаза открываются, и я уверен, что за ними не стоит ничего, кроме чистого зла. Красные пузыри начинают просачиваться сквозь мои радужки, комната быстро кружится, полицейский, имя которого я даже не знаю, начинает превращаться в черный силуэт.

Кое-что, что мне нужно уничтожить. Я не могу остановить дрожь в руках, или то, как мои руки поднимаются вверх, даже связанные наручниками, ударяясь о нижнюю часть его рук. Его руки от меня отлетают.

— Возьми меня еще раз, и я засуну свой кулак так глубоко в твою белую дрянную задницу, что ты оближешь мои гребаные костяшки пальцев.

Я встаю, мой рост дает мне примерно дюйм от него. Я смотрю на него сверху вниз, задаваясь вопросом, были бы у него такие же яйца, если бы я не был в наручниках, а у него не было гребаного пистолета. Сомневаюсь в этом.

— Да, большой мальчик? Сделай это. Дай мне повод бросить тебя в яму. — Он ухмыляется, весь дерзкий, как будто я не собираюсь разбить ему лицо.

Моя сдержанность — не то, чем я известен, и единственное, что спасает меня от наблюдения за тем, как он поднимает челюсть с земли, — это дверь комнаты для допросов, распахивающаяся с глухим стуком.

— Ваш рыцарь в сияющих доспехах здесь! — Рук поет, вальсируя в комнату.

Офицер-придурок отступает от меня на шаг: — Тебе нельзя здесь находиться, это продолжающееся допрос.

— Ну, видите ли, дело в том, что, — начинает Рук, но не успевает договорить, потому что я слышу его отца в холле позади него.

— Кто-нибудь хочет сказать мне, почему моего сына арестовали из-за того, что сказал наркоторговец?! — Он бубнит, и я знаю, что офицер рядом со мной понимает, что он облажался.

Отец Рука, Теодор, не был легкомысленным врагом. Его отец когда-то был судьей, и всего за несколько лет Теодор прошел путь от окружного прокурора Пондероз Спрингс до вашей чести. И, как и его отец до него, он постепенно стал худшим кошмаром собственного сына. Но отпускать его в тюрьму не собирался. Это слишком запятнало бы его имя.

Я смотрю на Рука, на моем лице что-то вроде понимания того, с чем, я знаю, ему придется иметь дело сегодня вечером. Если кто и заслуживал покинуть это место, так это он. Если кому и нужно было сбежать от его токсичной семьи, так это Руку.

Он качает головой, молча говоря мне бросить это.

Я поднимаю руки вверх, встряхивая наручники. То, что он должен отпустить меня, съедает его заживо. Он весь в нем, пока он вставляет ключ в замок, освобождая мои руки от металлических браслетов.

Я не уделяю ему ни минуты своего времени, у меня и так слишком много дел. Разбираться с ерундой этого придурка - не то, что я хочу добавить в список того, что мне нужно сделать.

Идя к выходу с Руком впереди, я слышу, как он снова открывает рот.

— Колдуэлл, — говорит он.

Я поворачиваю голову ровно настолько, чтобы дать ему понять, что я слушаю.

— Каково это знать, что твои родители единственные, кто не брал трубку? Они заняты? Разве они не навещают Дориана в Бостоне, он получает еще одну награду?

Я ненавижу звук его имени.

Дориан.

Причина, по которой я оказался таким. Причина, по которой я вообще родился в своей гребаной семье. Думаю, я был единственным человеком в мире, который ненавидел Дориана Колдуэлла.