Тафгай 5 (СИ) - Порошин Влад - Страница 10

Слово для «приветственной» речи дали мне:

— В то время когда Саяно-Шушенская ГЭС вырабатывает 23 миллиона киловатт в час, а Магнитогорский металлургический комбинат выплавляет целых три тысячи тонн чугуна в сутки!

— Короче Тафгаев, переходи к делу, — пробурчал Всеволод Бобров. — Ты ещё нам про балет расскажи.

— Кстати мы в области балета впереди планеты всей, — огрызнулся я и перешёл к делу. — За перевоз красной икры в западную Германию, каждому мной было возвращено по 40 долларов в руки. Прибавим к этой скромной сумме ещё по две с половиной тысяч долларов и ситуация, товарищи, складывается угрожающая.

— Да, нам ведь ещё выдадут завтра по 150 суточных, — поддакнул Коля Свистухин.

— Завтра утром, — утонил старший тренер. — Перед посещением мэрии города Мюнхена, которая перенесена с вечера на дневное время.

— Ну, правильно, подкинут деньжат, чтобы у нас перед официальным визитом настроение было приподнятое, — пробурчал недовольно Толя Фролов. — А в чём ситуация угрожающая?

— Если ты накупишь шмоток на целую тысячу долларов, то в Союзе возникнут вопросы, откуда дровишки. Ясно? — Спросил я. — Поэтому предложение следующее. Те, кто 26-го марта поедут в турне по Скандинавии, часть денег могут сдать мне на хранение и получить их уже в Мальме или в Стокгольме. Но у нас есть девять человек, которые в Швецию и Финляндию не поедут. — Сказал я, посмотрев на Всеволода Михалыча, который утвердительно кивнул. — Я могу купить у вас по одной тысячи долларов по курсу один к пяти. Деньги отдам после возвращения из Скандинавских стран, 3-го или 4-го апреля.

— 45 тысяч нашими? — Переспросил Свистухин.

— Ес ОБХС. — Кивнул я и продолжил. — И ещё объявление: магнитофоны фирмы «Nagra» бобины к ним, джинсы, дублёнки, кроссовки, джинсовые пиджаки, всё это можно будет сдать после приземления в Шереметьево. Деньги в Горьком поступят в течение нескольких дней от моего надёжного торгового партнёра.

— То есть мы наберём на тысячу с лишним шмотья, и вопросов на таможне не возникнет? — Хитро прищурился Толя Фролов.

— Есть такая идея, выпросить в мэрии Мюнхена благодарственные письма, и сказать уже в Союзе, что товар в мюнхенских магазинах взят с 70% скидкой. — Выдохнул устало я.

Естественно не всем моя идея понравилась. Но полчаса безрезультатно погудев, народ согласился, что другого выхода нет. Кроме разве что пропить и прогулять эти шальные деньги, чтобы было потом, что вспомнить. А переводчик больше заинтересовался тем, как я огромную сумму буду провозить через границу? На что я ответил, что коммерческая тайна разглашению не подлежит, иначе сядем все вместе и на долго.

Вечерняя игра в Гармиш-Партенкирхене, в городке недалеко от Мюнхена, прошла с особым воодушевлением. Вся команда, получив дополнительную мотивацию в виде американских долларов, просто летала по льду, разыгрывая быстрые и мудрёные комбинации. Особенно старалась ветеранская пятёрка, отгрузив бедным западногерманским хоккеистам десять штук. Ну и мы, все остальные, скромно отметились семью заброшенные шайбами. А в довершении всего Виктор Коноваленко отстоял как стена, на ноль. Даже стойкие и верные баварские болельщики не стали досматривать последние пять минут, так как чего ещё ждать при счёте 0 : 17?

— Вы чего как с цепи сорвались? — Сияя как начищенный самовар, спрашивал команду старший тренер Сева Бобров, прогуливаясь на скамейке запасных. — Вы смотрите мне весь боезапас здесь не расстреляйте. Нам ещё чемпионат СССР брать!

— Ноги сами бегут, Всеволод Михалыч! — Хохотнул Коля Свистухин. — Подумать только я за одну поездку на кооперативную квартиру заработал! Первым делом её в Москве и куплю.

— В мае уже сборы со «Спартаком»? — Спросил Бобров.

— Так и у вас с «Динамо» тоже в мае, — пожал плечами Николай, выскакивая на последнюю минуту матча.

На следующий день, 15 марта, в гостиницу приехал работник нашего Советского посольства, невысокий чёрноволосый мужчина неприметной внешности и очень долго, потрясая долларами в руке, читал нам лекцию как вести себя на приёме у мэра города Мюнхена Ханс-Йохана Фогеля.

— А то долларов не получите, — пошутил атташе нашего посольства. — Вот вчера, зачем нужно было забивать 17 голов? Как вы не понимаете, мы здесь находимся на крайнем рубеже идеологической борьбы двух формаций. Мы ночи не спим, всё думаем…

Недослушав этого «страдальца», я встал, прокашлялся и зачитал несколько строк из бессмертного произведения Леонида Филатова:

Утром мажу бутерброд — сразу мысль: а как народ?

И икра не лезет в горло, и компот не льётся в рот!

Ночью встану у окна и стою всю ночь без сна

Всё волнуюсь об Отчизне, как там, бедная она?

После прочтения четверостишия из пьесы «Про Федота-стрельца, удалого молодца» в комнате повисла неловкая пауза. Хоккеисты усиленно давились от смеха, старясь не заржать в голос, а работник посольства как рыба, вынутая из пруда, хватал ртом воздух.

— Вот значит ты какой, Тафгаев? — Ухмыльнулся, наконец, «всесильный» атташе. — А я вот сейчас возьму и штрафану всех на десять долларов. Как вам такой юмор?

«Я бы тебе эту десятку сам бы в рот засунул, чтоб ты заткнулся и убрался восвояси», — зло подумал я, но высказался несколько иначе:

— Вы товарищ, если начнёте подотчётными деньгами спекулировать, то быстро переедет в посольство куда-нибудь в Монголию, в город Улан-Батор. Нам, между прочим, надо ещё себя побрить и помыть перед посещением мэрии, а вы время тяните. Хотите организовать политический скандал? Тогда вас даже в Улан-Батор на работу не возьмут.

— Да подавитесь, — пробурчал товарищ из посольства и швырнул доллары на меленький журнальный столик.

— Десять долларов не хватает, — заметил я, после того как эту информацию подкинул мне голос в голове.

Атташе побледнел, разволновался и вытащил десятку из другого кармана, затем, так же небрежно бросив её на столик, выскочил из дверей.

— Точно переведут в Улан-Батор, — усмехнулся Всеволод Михалыч. — Виктор Алексеевич заполните ведомость, чтобы всё было четь по чести. — Сказал старший тренер переводчику из КГБ.

Мэр вольного города Мюнхена Ханс-Йохан Фогель в приёмном зале, где за длинный стол были поданы маленькие крошечные бутерброды и кофе, смотрел на нас из-под больших квадратных очков с нескрываемой скукой. Через прикреплённую к команде переводчицу и гида Урсулу Ротбауэр, которая сегодня надела скромное платье макси, мэр поблагодарил за серию игр. И ещё высказал намерения о продолжении плодотворного сотрудничества, чтобы крепить дружбу между республикой Бавария и Советским союзом, в общем, вывалил на наши уши всю ту «ботву», которую несут политики, когда сказать особо нечего, но очень нужно.

— А как обстоит дело с безопасностью спортсменов в Олимпийской деревне? — Спросил я, дождавшись окончания длинного и бессмысленного приветствия.

На вопрос опять последовала пространная речь, что в деревне всё спокойно, как на военной базе Форт-Нокс, где хранится золотой запас США. Я кивнул головой, и вся команда как по команде встретила спорное утверждение мэра громкими аплодисментами. Я ещё до встречи предупредил своих партнёров, что баварского чиновника нужно как следует умаслить, чтобы заполучить благодарственные письма. Поэтому через переводчицу посыпались восторженные отзывы, что в Мюнхене невероятные дороги, причём это была истинная правда, что красивая архитектура, что сами баварцы очень любезный и доброжелательный народ. Затем хоккеисты пожелали сделать общую фотографию, и тогда, оказавшись рядом с Фогелем я очень тихо произнёс заранее отрепетированную фразу, предупреждающую о теракте этом в сентябре:

— Im September wird bei den Olympischen Spielen ein Terroranschlag verübt.

Ханс-Йохан странно улыбнулся и с такой нелепой гримасой так и сфотографировался на долгую и счастливую память. Конечно потом, при помощи Урсулы, я ещё двадцать минут на аудиенции живописал про зверства организации «Чёрный сентябрь», про то, что погибнет 11 членов сборной Израиля, про скандал, что поставит крест на карьере самого мэра. Пришлось в конце чуть-чуть приврать. Не знаю, поверил ли мне Фогель, но благодарственные письма подписал, как полагается, и даже указал про скидку в 70% на покупки во всех мюнхенских магазинах. Хотя и заметил, что это всего-навсего «филькина грамота». А самое главное мэр Мюнхена написал письмо директору «Дойче банка», отделения которого работали по всему миру, чтобы в нём мне открыли счёт, куда я смогу положить доллары и немецкие марки на хранение. И предупредил, если мои сведения окажутся ложны, то счёт будет немедленно аннулирован.