Шелковая императрица - Фреш Жозе - Страница 101

— В таком случае его ожидает ледяной ад, и ничего больше! Пять Защит принял обет чистоты и безбрачия, поклялся всю жизнь принадлежать общине Познания Высших Благодеяний! Этот юноша обладает исключительными качествами. Я собирался сделать его своим личным помощником. Не могу представить себе, чтобы он пренебрег всем этим!

— А если да — вы бы простили его?

— Никогда! — отрезал Безупречная Пустота, в глазах его вспыхнуло возмущение, вызванное одним только предположением императрицы.

— Но ведь настоятель монастыря Большой Колесницы может освободить монаха от принесенных обетов? — мягко поинтересовалась она.

— Каждый должен следовать однажды избранному пути! Если человек стал буддийским монахом, этот выбор нельзя отбросить в сторону, как нечто незначительное!

— Жизнь бывает порой сложна и извилиста, я сама — очевидный тому пример. По своему рождению я должна была служить торговцу мебелью или мелкому чиновнику… но судьба повернулась так, что я стала императрицей!

— Я говорю лишь о тех, кто не следует указанию Веры, направляющей к Истине, ваше величество, — как можно более почтительно заметил настоятель из Лояна. — Вы всегда хранили преданность указующему Пути, а если бы Пять Защит решился поступить так, как вы описываете, он лишился бы надежды на достижение истинной цели и спасение! Такой поступок был бы тяжелейшим предательством!

Императрица Китая поняла, что продолжать разговор сейчас будет бессмысленно. Ей подумалось вдруг, что суровый настоятель способен как на худшие, так и на лучшие порывы духа.

— Учитель Безупречная Пустота, я только что потеряла свою малышку! — внезапно воскликнула У-хоу и разразилась потоком слез.

Ошарашенный учитель дхьяны несколько мгновений молча смотрел на прекрасное заплаканное лицо императрицы. Та сила страсти, с которой она рыдала, казалась невероятной, и это представило ее в глазах Безупречной Пустоты совершенно в другой ипостаси.

У-хоу сказала настоятелю чистую правду. Несколькими днями ранее повитуха, служившая в императорском дворце, необычайно толстая матрона, привыкшая всем говорить правду без обиняков, объявила императрице, у которой случились преждевременные роды:

— Ваше величество, ребенок мертв! Это была девочка!

Собрание медиков сухо постановило, что правительнице необходимо принять пилюли и употреблять мази, обычно рекомендуемые роженицам. Никто не сокрушался, ни у кого на лице не промелькнуло и тени сочувствия.

Всего лишь девочка, появившаяся на свет мертворожденной! Она не имела никакого значения с точки зрения престолонаследия. Для императрицы было бы неуместно проявить слабость в такой незначительной оказии.

Гао-цзун, чьи помыслы занимали лишь юные наложницы, едва достигшие брачного возраста, едва узнав пол ребенка, мгновенно потерял к нему интерес и не счел нужным высказать супруге ни слова сочувствия. Императрица страдала в одиночестве.

— Десять звезд не смогут затмить свет одной луны, ваше величество! — сказала У-хоу супругу несколько дней спустя, вновь появившись перед ним во всем блеске.

Эта поговорка произносилась обычно, чтобы подчеркнуть преимущество сына законной жены перед детьми наложниц. В данном случае она показалась уместной, чтобы образумить императора. Прежде чем прийти к нему, У-хоу провела немало времени, пытаясь придать себе цветущий вид, стянуть корсажем несколько раздавшееся за время беременности тело. Но все эти усилия оказались бесполезны: император смотрел только на новых наложниц, почти девочек, и не подал вида, что услышал слова супруги.

Теперь, в монастыре, она отметила про себя, что Безупречная Пустота не относится к числу тех, кто готов прощать ошибки прошлого, и это окончательно расстроило ее. Все происходящее представлялось ей чудовищной жестокостью и несправедливостью, поэтому слезы сами так и брызнули из глаз, лишь только в них появилась нужда. Через несколько минут она постаралась сдержать их и вновь придать лицу ставшее столь привычным выражение: неумолимая и всемогущая повелительница империи Тан.

— Императрица Китая просит прощения за столь досадное нарушение приличий. Путешествие на корабле от Чанъани по водам Великого канала в ветреную погоду, должно быть, стало причиной усталости! — произнесла она с достоинством.

— Мы приготовили для вас покои, достойные императорской особы. Там ночевал только император Тай-цзун во время двух своих визитов, ваше величество, — подчеркнуто официальным тоном отозвался Безупречная Пустота.

Покои, о которых шла речь, на поверку оказались немногим больше обычной монашеской кельи. Они располагались на втором этаже главной пагоды обители, так что оттуда можно было наблюдать за процессиями, не покидая постели. На протяжении двух дней У-хоу восстанавливала силы и смотрела, как монахи и монахини проходили мимо ее окна на службы, а затем и сама присоединилась к ним, — как и положено, натощак, — с наслаждением вступая вновь, как в юности, в густые облака благовоний, поднимавшиеся от курильниц, установленных перед священными статуями.

Впервые за долгое время она вновь чувствовала себя защищенной.

Ей было так хорошо вдали от двора! Она почти мечтала о тех временах, когда стала послушницей после смерти Тай-цзуна. А затем, увы, пришлось покинуть эту тихую пристань, уйти из-под сурового покровительства Безупречной Пустоты.

Гао-цзун не потерпел бы долгого отсутствия законной супруги в Чанъане. На борту корабля во время возвращения по судоходному каналу — на строительстве этого водного пути погибли десятки тысяч захваченных на войне пленников — она размышляла о сказанном ей великим учителем дхьяны во время их прощальной встречи в монастыре.

— Ваше величество, Махаяна целиком и полностью зависит сейчас от вашей поддержки. Можем ли мы рассчитывать на вас? — напрямик спросил настоятель.

— Моя вера неколебима. Без нее я — ничто! — решительно ответила императрица.

— Церковь Большой Колесницы будет хорошей опорой для империи, глава которой исповедует ее веру, как это делает ваше величество…

У-хоу привычно пообещала:

— Я позабочусь, чтобы вам доставили шелк, необходимый для изготовления знамен, не позже конца этого лунного года! Если бы не злосчастное стечение обстоятельств, я бы уже привезла его!

— Есть вещи куда более важные! — тихо произнес Безупречная Пустота, и У-хоу заметила, что он взволнован.

— Какие же?

— Ваше величество, эта страна нуждается в императоре с вашим характером — в обладающем твердой рукой правителе, который сделал бы буддизм официальным учением Срединной империи.

В тот момент У-хоу была так поражена, что в ответ лишь забормотала пустые, ничего не стоящие формальности. Однако теперь, сидя на просторной палубе большого императорского корабля, приводимого в движение взмахами нескольких рядов весел под ритм барабана, императрица обстоятельно обдумала значение и цель сказанного настоятелем в Лояне. В ней видели главу и покровительницу Церкви Большой Колесницы. Значит, дело не только в том, чтобы до бесконечности раздавать богатые дары? Лоянский настоятель мыслит шире, его интересует политика.

Восхождение на вершину, прежде ей недоступное, — вот что он предложил. Тайный союз, величайшее объединение Трона и Алтаря — заветную и недостижимую мечту многих сильных правителей. Разве это не доказательство того, что Блаженный продолжает покровительствовать ей и озарять Божественным Светом ее путь? И разве не было с ее стороны ошибкой сомневаться в его благосклонности? Слова Безупречной Пустоты служили залогом большого успеха и ободряли ее на дальнейшие дела. А ведь толчком к сближению стала смерть маленькой девочки…

С полуприкрытыми глазами, обновленная и посвежевшая, императрица сидела в резном кресле, закрепленном на задней палубе корабля, задумчиво глядя на проплывающие мимо рисовые поля. Она уже воображала себя истинным императором Китая, правителем Срединной империи!

Женщина — император Китая!

Возвращаясь в Чанъань, У-хоу чувствовала, что вновь обрела, казалось бы, полностью утраченные бодрость и уверенность в своем предназначении.