ЮнМи. Сны о чём-то лучшем (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич - Страница 51

https://www.youtube.com/watch?v=nV0QvQRt4D8

Ну что, мне нравится. И папашка у БоРам приятный такой дядечка, очень улыбчивый, и песня красивая с ярко выраженной мелодией. Запоминается на раз, что для корейской эстрады скорее исключение. Мелодичность — не самая сильная сторона Кей-попа.

Зовут БоРамкиного родителя Чон ЁнРок. И он довольно заметная фигура на корейской эстраде. Мало того, что он певец и композитор, так он ещё и в молодые годы активно снимался в кино. Мама у них, кстати, тоже известная певица. В общем, понятно, в кого наша крохотуля такая талантливая.

После ужина как-то все успокоились, уткнулись в свои телефоны, а моя тоска никуда не делась. Наоборот, мне стало ещё фиговей. Полюбовавшись на то, с какой любовью БоРам с отцом смотрят друг на друга, я с удвоенной силой ощутил своё одиночество. В том мире мы с мамой жили одни, без отца, не хочу сейчас рассказывать, почему так получилось. И в этом мире ЮнМи тоже отца потеряла довольно рано. К тому же ещё и почти полностью его забыла в результате аварии. И когда мы здесь ходили в поминальный день на кладбище, я его не вспомнил и в душе ничего не шелохнулось.

И вот скажите мне теперь, откуда тут возьмётся желание творить? Со всех сторон какие-то слошные затыки и неустройства. Словно сглазил меня кто-то. На следующий день с утра у меня в планах было довести до ума "First Love" — давно задуманную песню для "Короны" в ритме танго. Но у меня просто руки не поднялись, когда я сел за Корг. Всё, приплыли, нету вдохновения. Пропало. Испарилось. И чё теперь делать, как теперь быть? Как ваять нетленку? А вдруг это навсегда.

СонЁн, беспокойная душа, смотрела на меня, смотрела, а потом и говорит:

— Юна, давай я сейчас ИнДжон позвоню. Она сегодня на концерт собиралась. Пусть тебя с собой возьмёт. Сменишь обстановку, получишь новые впечатления, развеешься немного. А то на твоё страдающее лицо смотреть страшно.

— Ну давай, — соглашаюсь без особого воодушевления, даже не поинтересовавшись, что за концерт. Может, и вправду — развеюсь. — Звони.

* * *

Вечер того же дня. Один из концертных залов Сеульского Арт-центра (Seoul Arts Center).

Зал небольшой, человек на триста. Мы с ИнЧжон сидим в первом ряду. Хорошие места, видимо Ина заранее позаботилась. Кстати, с горлом у неё всё нормально, просто слегка застудила.

Что же до концерта… Я, честно говоря, думал, что мы будем смотреть выступление какой-нибудь известной поп-группы, и ошибся. ИнЧжон привела меня на концерт традиционной корейской музыки. И была очень довольна, что я составил ей компанию. Так-то она должна была идти с мамой, но та, поговорив по телефону с СонЁн, очень великодушно уступила свой билет мне.

Начало мне понравилось. И фантастические танцы с веерами, и женский ансамбль, играющий на больших барабанах в стиле "самульнори" — реально завораживающее зрелище. И даже слегка на мой взгляд затянувшееся выступление оркестра народных инструментов. К своеобразному звучанию различных комунго, каягымов, чангу, конху, чхёльхёнгымов, хэгымов и прочих тэгымов я притерпелся ещё во время обучения в Кирин, так что ничего страшного для моих ушей в этой части концерта не произошло…

— А теперь начинается самое интересное, — шепнула мне ИнЧжон. И радостно пояснила в ответ на мой вопросительный взгляд:

— Сейчас будет пхансори.

Что такое пхансори, я знал. В той же Кирин нам про эту "корейскую оперу" очень подробно рассказывали. Правда, вместе с классом на выступление знаменитых исполнителей этого жанра я не попал, потому что был в Америке на стажировке. Ну что ж, от судьбы, как видно, не уйти. Не посмотрел тогда, увижу сейчас. Признаться честно, к опере я отношусь весьма скептически. Ну не моё это! Помню, ещё в той, московской жизни мама водила меня в Большой театр на "Сказку о царе Салтане". Мне было лет двенадцать и я запомнил только, что это было невыносимо долго, громко, хотя и очень красочно. Сильнее всего меня поразила огромная бочка, в которой бедные герои изображали плавание по морю. Большая бочка в Большом театре, так у меня эта ассоциация и закрепилась.

И уже намного позже, всякий раз проходя по Театральной площади и глядя на знаменитое здание с колоннами, я в шутку представлял на месте квадриги Аполлона гигантскую бочку. Это была моя своеобразная месть за те несколько часов издевательства над моим слухом. Глупец, я тогда даже не догадывался насколько музыка Римского-Корсакова роднее и ближе мне, чем то, что я сейчас должен был услышать.

Сначала на сцену вышел барабанщик, которого называют "косу", а затем и исполнительница — "соррикун". Это была молодая девушка, с большим сложенным веером в руках и одетая, разумеется, в ханбок. Зрители приветствовали её дружными аплодисментами.

— Её зовут Ким НаНи. Она молодая, но уже очень известная актриса, исполняющая пхансори. Нам жутко повезло, что мы попали сегодня на её выступление. Она исполнит отрывок из "Повести о Симчхон", прозрение Шим Бон-са, — прошептала мне ИнЧжон.

Я посмотрел на её восторженное лицо и вспомнил, что одним из увлечений моей сонбе, помимо тхэкводно, было как раз это самое пхансори.

Ну что… В первых строках своего отзыва о сегодняшнем вечере торжественно и скорбно сообщаю вам, дорогие мои, что вливание в ряды поклонников "корейской оперы" мне абсолютно точно не грозит. Более того, чтобы я ещё раз согласился пойти на такое вот выступление… Увольте!

Эта Ким НаНи была довольно симпатичной девушкой, но когда под неритмичный аккомпанемент барабана она запела почему-то на редкость скрипучим голосом, со мной случилось нечто странное и даже, не побоюсь этого слова, страшное.

Я вдруг осознал, что совершенно не понимаю, о чём эта девушка поёт. Как будто что-то у меня в мозгах отключилось, и опция hangug-in (корейский язык) совершенно перестала работать. "Господи, за что?" А странное действо на сцене между тем продолжалось. Исполнительница, видимо, изображая в лицах разных персонажей, то визгливо пела, то жалобно вскрикивала, то опускалась на колени, корча всевозможные рожи, на которые зал отзывался радостными возгласами.

Осторожно оглянувшись, я с удивлением обнаружил, что публика-то и в самом деле в восторге. На лицах улыбки, сопереживание, глаза довольно блестят. Кое-кто из зрителей даже повторяет вслед за исполнительницей текст… Они что, его наизусть знают? Видимо, да. ИнДжон тоже губами шевелит, вперёд наклонилась, вся на сцене, того гляди сорвётся с места и ринется вместо НаНи допевать то, что по какому-то недоразумению называется оперой.

И так как-то одно на другое наложилось: и странное пение с визгливыми нотками, и то, что я стал воспринимать корейскую речь, как неудобоваримую тарабарщину, и рваный ритм барабана, и совершенно немелодичное для моего слуха горловое завывание, — что я впал с некое подобие транса.

"Да она меня заколдовывает! — вяло подумал я, не имея никакой возможности сопротивляться. — Она же самая настоящая шаманка!"

Кажется, нам рассказывали, что на развитие этого жанра повлияли в том числе и шаманские заговоры древних корейцев, в чем я, глядя на сцену, имел сомнительное счастье убедиться. Да какая опера, это же настоящее камлание! Бубна в руках разве что не хватает.

— Оо, идже шимбонсунын пичуль поге доль гощида, — прошептала мне в ухо ИнЧжон. — Гаджан шиннанын сунган.

Я, разумеется, ничего не понял, но всё равно изобразил улыбку, согласно кивнул и по довольному взгляду ИнЧжон догадался, что именно такой реакции от меня она и ждала.

Мы вновь уставились на сцену. ИнЧжон с жадным интересом, а я — преодолевая мучительное желание закрыть уши ладонями. Ким НаНи страдала на сцене, словно подвергающаяся истязаниям партизанка, попавшая в плен к японским оккупантам. И я невольно страдал вместе с ней. Мне казалось, что это и меня сейчас пытают, мучают, протыкают насквозь колом, и вытягивают жилы. Чёрт, как жаль, что я совершенно не помню сюжет этой "Повести о Симчхон". Так хотя бы понимал, что происходит и на что этот персонаж жалуется. ИнЧжон что-то говорила про прозрение… И тут актриса страшно растопырила глаза, в зале радостно засмеялись и захлопали… А я только чудом удержался от того, чтобы глаза не закрыть.