Жена напрокат (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 11

— И заодно вышла замуж! — Ошарашенно поднимает мою руку Ирина, и даже слёзы на её глазах мгновенно высыхают.

Да что же она такая глазастая-то?

— Это бижутерия, Ириш. Подделка, ну безделушка обычная, в ларьке возле метро продавалось, мне понравилось.

— Похоже на настоящие брильянты, Аня! Блестят, аж слепят, — наезжает Ирина.

— Мне к тритону давно пора. — Замечаю раскрывшиеся двери лифта и тут же бегу к нему. — Ты же знаешь, он не любит, когда опаздывают.

Гадство! Как же неловко. Вот это я завралась! А что было делать, если тритон не дал мне указаний? Можно ли говорить о нашей помолвке, и какие у нас теперь отношения? Дурдом на выезде.

Сейчас разболтаю о нас подружкам, а потом он мне шею свернёт. Хотя, честно говоря, я надеюсь, что он станет гораздо терпимее, всё же мы теперь не чужие, он обязан быть мягче.

Но, когда двери лифта раскрываются, прямо передо мной обнаруживается Белозерский. От человека, предлагавшего мне чёрт знает что в ювелирном магазине, не осталось и следа. Босс смотрит хищником.

— Не прошло и года. — Скрещивает на груди руки.

Поворачивается и быстрым шагом идёт к своему кабинету.

— Извините меня, босс. Ко мне Ирина пристала с расспросами. — Догоняю его, звонко стуча каблуками. — Она допытывалась, почему я так одета и когда успела выйти замуж. Я не знала, что мне врать из-за наряда и кольца.

Белозерский игнорит мою трагическую историю.

— Немцы больше не желают с нами сотрудничать. Мы на грани провала.

— Да? Надо же. С чего бы вдруг? Мы же такая серьёзная компания.

Белозерский смотрит на меня волком. Я прочищаю горло и тушуюсь. Что-то я совсем распоясалась, как собралась за него замуж. Надо как-то поскромнее себя вести.

— Мне, Анна, срочно нужны бумаги, доказывающие, что лучше им всё же начать с нами работать. Только вот, чтобы найти необходимую папку, мне желательно иметь под рукой свою секретаршу. Но, пока я, теряя время и деньги, поджидаю её в коридоре, она обсуждает с подружкой трусы и колготки.

— Знаете, Герман Игоревич, у вас крайне негативный взгляд на жизнь. Ваш отец жив, у вас появилась невеста. — Обгоняю его, по дороге собирая оставленные курьером документы, и, так как руки у меня заняты, открываю дверь в приемную задом, обтянутым узкой чёрной юбкой.

Тритон внимательно за мной наблюдает. А я, ловко развернувшись, бегу к своим полкам.

— Вы должны радоваться, Герман Игоревич! — Забираюсь на стремянку, не до конца понимая, насколько неподходящий на мне наряд, в нём очень неудобно переступать со ступеньки на ступеньку. — И потом, Герман Игоревич, учитывая, сколько часов они провели в нашем офисе, удивительно, что они не уехали и всё еще здесь. Значит, мы им нужны. Выходит, не всё так плохо.

Тянусь за папкой, долго не могу вытащить застрявшие бумаги. Затем резко разворачиваюсь и, заболтавшись, неловко оступаюсь и лечу со стремянки вниз.

До смерти перепугавшись, вскрикиваю.

Белозерский делает стремительный шаг, умудрившись меня поймать.

Наши тела нескладно слипаются, соприкасаясь во всех местах сразу. Глаза встречаются, сердце замирает. На какое-то бесконечно долгое мгновение взгляды зависают друг на друге.

Наше общее замешательство достигает кульминации, и тритон, всё это время прижимавший меня к своей груди, медленно опускает мои не в тему размякшие ноги на пол.

— Будьте аккуратнее, Анна. Я не всегда буду рядом.

— И слава богу, Герман Игоревич. — Отодвигаюсь от него, резко одёргивая блузку и юбку, смутившись своей реакции и сбившегося дыхания. — Пойдемте уже к немцам!

Глава 14

По дороге в конференц-зал мы встречаем Фёдора. Он замечательный человек, мой бывший одноклассник, работает у нас менеджером. Мне кажется, я ему нравлюсь. При столкновении в коридорах нашей фирмы мы всегда улыбаемся друг другу.

— Привет, Анют.

Он с интересом рассматривает мой наряд. Совсем не так, как плотоядно сканировал тритон, скорее с умилительным выражением щенка, увидевшего косточку. Но мне приятно, что Федор оценил моё преображение. Он хороший.

— Здравствуй, Федя.

— Как дела, Анечка? Увидимся в четверг, как обычно?

Я киваю. Мы перекидываемся ещё парой фраз, и на прощание, услышав утвердительный ответ, Фёдор касается моего плеча.

Какое-то время кажется, будто Белозерский вообще не обратил внимания на то, что я с кем-то общалась. Ему настолько фиолетово, что он просто смотрит перед собой и даже не моргает.

Но в конференц-зале, когда я, раздав документы немцам, занимаю привычное место за его правым плечом, он сухо хрипит:

— Никаких свиданий с нижестоящим персоналом, пока изображаете мою невесту.

— Это не свидание. — Наклоняюсь к его уху, предварительно взглянув на игнорирующих нас немцев. — Мы с Фёдором и ещё несколькими ребятами из нашего офиса играем на школьном стадионе в баскетбол. Это весело. Мы там смеёмся. Смеяться приятно. Советую вам, Герман Игоревич, как-нибудь попробовать.

Вздохнув, тритон раскрывает папку с документами. А я за его спиной. Стою как столбик. Герман оборачивается, пристрелив меня взглядом через плечо.

— Моя невеста не может играть во дворе с офисным планктоном. Взрослые люди так не делают. Это какое-то непотребство, откажитесь немедленно.

— Ой, какой же вы нудный, Герман Игоревич. Вы как будто семидесятилетний старик, — наклонившись, шепчу ему на ухо, немцы листают бумаги, — всё вам не так и не эдак. Я пойду на баскетбол, и точка. Какая разница?! Это не рабочее время.

Нахмурив брови, он разворачивается вполоборота.

— Почему нельзя, как все нормальные девушки, ходить на фитнес или сальсу? Становиться в позу собаки на йоге? Практиковать популярные нынче танцы у шеста? Какой ещё к черту дворовый баскетбол? Вам что, пятнадцать и стипендии хватает только на булочку? Аня, вы же взрослая женщина! — возмущается тритон, шелестя бумагами.

Я набираю полные лёгкие воздуха, планируя ему ответить, но в это время к боссу через переводчика обращается один из представителей немецкой делегации. И тритон, сидящий во главе стола, возвращает себе деловое выражение лица. Он решает вопросы бизнеса, а я изо всех сил стараюсь успокоиться.

Во время кофе-паузы я разношу напитки и, оказавшись рядом с боссом, снова спорю с ним:

— После работы, Герман Игоревич, я могу ходить куда хочу.

— Нет. Вас могут увидеть. Тот же Фёдор. Я представляю эти сплетни: «А ближе к вечеру невеста Белозерского скачет с его подчинённым по разбитому асфальту в дедовских трениках». Только через мой труп. После работы мы либо вместе, либо вы сидите дома, чтобы не провоцировать лишних разговоров.

— Это что же, я вас ещё и после семнадцати ноль-ноль должна терпеть, Герман Игоревич?

Тритон потирает лоб.

— По-вашему, жених и невеста видятся только на работе?

— По-моему, этого в принципе не должно было случиться. — Ставлю перед ним чашку, аккуратно помешивая его кофе.

— Вы будете делать, как я скажу, Аня. Вы меня за эти три часа так утомили, что, мне кажется, я лет на десять постарел, общаясь с вами.

— Всё было бы гораздо проще, не будь вы таким жадным, Герман Игоревич, — шепчу, подтягивая к нему печенье и искренне надеясь, что наши гости глухие или действительно не понимают русский, как заявили в самом начале. — Вот зачем вам папино наследство, вам что, денег мало?

Тритон делает глоток, затем зло сжимает челюсти. Аккуратно ставит чашку на стол, явно стараясь не раскрошить своими сильными ручищами фарфор, и смотрит на меня искоса.

— После того, как я перестану нуждаться в ваших услугах, Аня, я вас уволю трижды.

— Не-а, — качаю головой отрицательно, — не получится. Вы же человек с слова, Герман Игоревич, и обещали мне повышение, а это значит, что мы вместе надолго.

— Надо было переехать вас машиной, Анна, когда была возможность.

— Ха-ха! Очень смешно, — огрызаюсь шёпотом и ставлю перед ним вазочку с шоколадными конфетами, так как до этого он не мог до неё дотянуться, знаю, такие он очень любит. — Ну просто очень смешно, Герман Игоревич. Я всё равно пойду на баскетбол. Я его обожаю, и это раз в неделю.