И возродится легенда (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна - Страница 25

— Что у тебя? — подошел, насладившись этой церемонией, Лель.

— Кое-что интересное. Переписка нашего мэтра Лодовико с Бин-Норским монархом. Вернее, ее часть, монархом собственноручно начертанная. Но все равно… прелюбопытнейшая, — глаза Светлана маслились, как у кота, сумевшего поймать и когтистой лапой придержать за хвост особенно крупную мышь. И сейчас эта мышь юркала туда-сюда, пытаясь вырваться, а кот плавно сжимал когти. — Ваш августейший брат дозволил своему адресату пожертвовать каждым вплоть до собственного его посла, чтобы развязать войну. Ну, тут уверения в почтении и предложение размера награды, — он небрежно шевельнул стопкой писем, бумаги зашуршали. — И о свечах есть кое-что. А еще домес Бин-Норский интересуется, как далеко зашла в своих амбициях мона Ветла. И если дело все же движется к свадьбе, клянется жениться на прекрасной вдове.

Бургомистр, который прислушивался к неразборчивому шепоту, вытянув шею и поедая письма глазами, вдруг вышел из оцепенения, подскочил и рванул пачку на себя. Стал запихивать в рот и поспешно жевать бумаги.

Галь покосился на стоящий на одноногом круглом столике для цветов пузатый стеклянный кувшин. И произнес сладчайшим голосом:

— Что ж вы на сухую-то, мэтр Лодовико. Запейте, так скорее пойдет.

— Галь!

Тот пожал плечами и вытянул из-за пояса веер сложенной переписки на костяного колера бумаге:

— Да все в порядке, дружище.

Неясно было, когда ему удалось подменить письма, но опыт у него в плутовстве был изрядный. Бургомистр сплюнул прожеванное на ковер и кинулся на главу разведки с кулаками. Ему заломали руку и отвесили несколько смачных пинков.

— На дознание! — распорядился король. — Оставь своих людей. Пусть дальше ищут. Поехали.

Он был в бешенстве и по подъездной аллее пронесся галопом, так, что гравий брызгал из-под копыт. Да и на перспективе прохожим приходилось уворачиваться от широченных конских копыт и выныривать из-под оскаленной, в пене, конской морды. Бока скакуна ходили, глаза налились кровью.

— Вдовой! — рычал Лель. — Я ей покажу вдову!!!

Светлану удалось перенять королевского скакуна за повод и повернуть в арку — одну из многих по дороге. Он прижал разгоряченного скакуна грудью своего коня:

— Тихо, Лель! Не дави своих любезных подданных!

— Пошел к лешему! Я…

Лель вдруг рассмеялся. Серьга голубой капелькой сверкнула в ухе.

— Леший тебя задери, Светлан! — воскликнул он. — Кровь так и бурлит! Мне кажется… Я долго-долго спал и проснулся. И все благодаря Эрили. Я ее не выпущу из рук.

Галь вытер потный лоб и без того уже помятой, едва ли не превратившейся в блинчик шляпой.

— Леший забери тебя, Лель! Вот такой ты мне нравишься! А то ходил бледной букой да вирши о смерти кропал, на моли этой жирной хотел жениться.

И мужчины заржали.

Глава 15

Что-то разболталось в механизме дворца. Вместо того, чтобы заниматься делами, слуги собирались кучками и чесали языки. В здании отчетливо пахло бедой и пожаром. Компания вошла во дворец через парадный вход, оказавшись в величественном зале, обрамленном рядами квадратных колонн, облицованных серым с белыми разводами агатом. Из того же полированного камня были полы и лестница, вздымающаяся волной, чтобы на уровне второго этажа разбиться на два рукава. Холодный сероватый камень оттеняли высокие вазы с цветами, безудержно яркие пятна солнца, падающие из витражных окон, и синий с тонкой красной полосой ковер, прижатый медными прутьями. Именно он, лежа на лестнице, создавал ощущение вздыбленной волны. А прямо над холлом спускалась из фигурного потолка люстра из бронзы и хрусталя — сложная, похожая на цветочную гирлянду из крупных и мелких висюлек в три кольца. Висюльки едва слышно позванивали на сквозняке.

Именно под этой люстрой роилась толпа языкастых слуг. Сдвинувшись головами, они что-то обсуждали громким шепотом, не заботясь, что загораживают проход. Кто-то отходил от толпы, повинуясь чувству долга, кто-то вливался в нее, так что болтунов меньше не становилось. Батрисс, чей широкий пояс удивительно гармонировал с ковром на лестнице, нырнула в эту толпу, как в море с набережной. Ловко работая локтями и коленями, крутя бедрами, свежеиспеченный капитан «Эрили» протиснулась в середину, чтобы внимать свежим сплетням. Но и те, кто оставались вовне круга посвященных, все отлично слышали.

— Сбежала как есть…

— Ах!

— Брошенка.

— Корова…

— Парня глазастого с толку сбила.

— Под грозой, по отвесной стене слез…

— Зверюга!

— Кру-ут!

И снова наполовину восторженное, наполовину завистливое аханье. Девушкам всегда хочется приобщиться к приключениям — даже если те происходят не с ними. Парням — выказать удаль и принизить соперника. Им бы, может, и самим хотелось сбежать с моной Ветлой, да духу не хватило. Да и характерец у бургомистровой дочки… Кто-то махнул рукой, врагу такую не пожелаешь. Тут еще мнения разделились. Кто осуждал короля за жестокость к бедной невесте, кто полностью был на его стороне.

Эриль за локоть выволокла из толпы одну из кудахчущих дев. Та встретилась с вуивр взглядом, бурно покраснела и попыталась деликатно вырваться. Конопатая Алена подперла ее сзади, задумчиво теребя переносицу.

— Совсем срам потеряли.

Девица затрепетала белесыми ресничками:

— Я ничего не делала!

— Это и видно, — хмыкнул Дым, беря ее под второй локоть. Общими усилиями ее оттянули подальше от галдящей толпы и приступили к допросу. Упиралась служанка недолго: ей и самой приспичило поговорить и главном событии ночи. Точнее, даже нескольких. Эриль слушала с каменным выражением лица.

— Проведи нас туда.

— Там стража!

— Ты проведи, — осклабилась Алена, — а со стражей мы как-нибудь разберемся.

Где-то на середине марша компанию догнала Батрисс. С горечью поняла, что все уже и так все знают без нее, и потянулась за остальными. Девчонка вела их, хорошо ориентируясь в запутанных переходах, то галереями, где низкие окна чередовались с необработанным камнем простенков, то анфиладой пышных покоев, распахивая белые с золотой лепниной двери, то черными лестницами с чугунными ступеньками, гудящими под ногами — строго придерживаясь направления на восток и вверх. Запах сажи и сырой штукатурки делался отчетливей, пока не накрыл до рези в глазах. Дым расчихался, вытирая красные глаза. Вуивр держалась, обвязав платком нос и рот. А стражам у двери было хоть бы хны. Высились в доспехах, подпирая алебардами потолок. Рыжую Алену они узнали мгновенно. Вытянулись — хотя куда уж больше? Брякнули древками в пол.

— Брысь! — сказала она служанке. Та перестала жадно заглядывать в обгоревший покой и шуснула прочь. — Кто сегодня разводящий?

— Сержант Сай, — ответил один из стражников.

— Приведи его.

Прошло не более четверти часа, как ступеньки загудели под тяжелыми шагами, и здоровенный сержант поднялся наверх вслед за стражником.

— Алена!

Они обнялись. Конопатая вытянула из рукава патент:

— У меня особые полномочия, как видишь, — рубила она, пока сержант, напрягаясь, разбирал мелкие буковки. — И они требуют, чтобы мы осмотрели помещение.

— Полномочия? Гы, — сержант рукой в латной рукавице стукнул Алену по плечу. Женщина даже не поморщилась.

— А еще скажи мне, где сенешаль? Служба, смотрю, вовсе от рук отбилась. Если хотят языки чесать — пусть в своем крыле это делают.

Сай смущенно поскреб переносицу:

— Да надышался он малехо, в пожаре-то. Сейчас мы этих болтунов разгоним. Керил! Чтоб ни одного бездельника в парадных покоях не было! Лерк, пропусти, — приказал он и сам остался, заглядывая снаружи.

В круглом покое многое успело выгореть до того, как пожар потушили. Копоть не тронула разве что высокий, сходящийся к центру потолок, перекрещенный квадратными балками. А так пропали и деревянные панели, и тканые обои, и ковры, а от мебели осталась груда обгорелых обломков, пробираться через которые было небезопасно.