И возродится легенда (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна - Страница 22

Она поняла, что очень давно не думала о собственном племени, возникшем по прихоти колдовства и почти истребленном за время войны с Лидаром. Как вычурно выражался Дым, «повелитель времени» не ожидал такого побочного эффекта. Что появятся люди со странными способностями и дикой силой, которых будет так легко уничтожить… во сне. Эрили иногда еще снится дикий страх, испытанный ею, когда она задремала на марях, а после увидела в луже отражение своих глаз: безупречно-синих сапфиров без радужки и белка. Лишь куда позже она научилась перегонять в священный кораблик эту синеву. Лель носит ее кораблик у сердца. А хорошо бы Янтарь… Но оборотень не верит Корабельщику.

Под горло снова подступила тошнота — как тогда, когда Янтарь топтал кораблики.

— Моне нехорошо?

Звон в висках.

Мужчины под локти усадили Эриль на подушки, спинами словно отгородив шум ристалища. Светлан поднял глаза к навесу над помостом, сквозь который тщилось пролезть послеполуденное солнце.

Вуивр хотела спросить его о Янтаре, но растерянно осознала, что больше волнуется за домеса. Это было глупо, неправильно. В конце концов, он же хороший боец. Таинник глядел на Эриль, наклонив голову к левому плечу, и вдруг накрыл ее руку своей.

— Еще четыре поединка, мона, и все на сегодня. А потом мы вернемся во дворец. Или куда вы захотите. И если захотите.

Нагнувшись, Галь вытащил из-под скамьи кубок с лалами в стенках и темную бутыль вина. Сбил кинжалом горло и нацедил в кубок до середины:

— Выпей… для подкрепления сил. Магик…

Дым провел над кубком раскрытой ладонью. Светлан криво усмехнулся.

Густой и терпкий напиток огнем разбежался по жилам, и ожидание конца стало не таким мучительным.

И вот в последний раз пропели рога, маршалы взмахнули посохами, и герольды огласили победителя. Зрители орали, свистели, топали ногами, приветствуя своего короля.

— Я на него ставила, — довольно прожурчала Батрисс. — Надо забрать мой выигрыш.

Первосвященник Кораблей злобно покосился на нее и встал, стукнув посохом в помост. Доски завибрировали.

Конопатый служка, опустившись на колено, протянул венец на шелковой голубой подушке — серебряный обод, обвитый цветами и лентами. Примас Имельдский, перегнувшись через парапет, надел его на высоко поднятое копье. И Лель поехал с ним вдоль рядов, подняв так, чтобы все видели, не давая соскользнуть; зрители сопровождали это одобрительным шумом. Девицы на выданье подались вперед, вытягивая шеи, почти готовые упасть под могучие ноги коня.

Мона Ветла тоже привстала, подруги и мамки раздвинулись и задержали дыхание. Бургомистр сопел так громко, что под ним качалась скамья.

Один ритуальный круг… второй… Крещендо герольдов, объясняющих, что происходит — хотя и так все понятно всем. Лель натянул поводья, высмотрев алый плащ.

И венец соскользнул с копья под ноги Эрили.

На скамьях поднялся вой, но даже в нем и в звучных хлопках в ладоши было слышно, как возопила и плюхнулась на руки товарок мона Ветла. Те наклонились над ней, обмахивая рукавами и шарфами, требуя воды и воздуху и определенно мешая несчастной дышать.

Батрисс раздраженно фыркнула и подняла венец:

— Это мне! Подумаешь, слегка промахнулся…

Дым ухватился с другой стороны, потянув стефане на себя и прожигая нахалку взглядом. Галь загоготал. Первосвященник Кораблей повернулся к компании, замахиваясь посохом.

Лель спешился и стал подниматься по ступеням. Все вдруг застыли и замолчали. Только ветер с присвистом гонял по ристалищу пыль и цветочные лепестки.

Король прошел вдоль ряда. Управившись с пряжками, сбросил под ноги латные рукавицы. Стянул шлем, сунул в руки Галю. Снял подшлемник. Пригладил рукой соломенные волосы. И забрал у ошеломленной Батрисс венец. Поднял Эриль со скамьи, откинул капюшон с ее волос. И в смертельной тишине опустил венец ей на голову.

— Я тебя никому не отдам! Слышишь?

А потом усадил девушку на плечо и понес над отмершей толпой, обезумевшей от восторга и собственного ора.

Глава 13

Дальше день смазался, выпал из памяти. Собственно, если бы это было сказкой — тут следовало бы ее завершить. Разве что добавить: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Но до смерти еще было далеко. Тезка Эрили скользила по измятому волнами морю, огибая мыс и идя крутым бейдевиндом в сторону восхода, вдоль песчаного берега, за которым лежали непроходимые северные болота. Непроходимые для тех, кто плохо их знал.

Где-то здесь, между болотами и туманным берегом, много лет назад стояла маленькая деревенька, в которой жили брат и сестра, Лерк и Тумка, нашедшие на берегу раненого мужчину. Мастера Торарина. Корабельщика.

Где-то здесь в глухом лесу прятался тайный колодец, способный исцелить ржавых рыцарей.

Где-то здесь, где солнце прячется за сосновые стволы прежде, чем утонуть в море, лежали Синие мари, породившие заразу вуивр.

И где-то почти в середине болот, но чуть ближе к морскому берегу, расположилась на перекрестке одинокая корчма, жилище Стрелолиста и Алены. Морем, потом болотами до нее было идти и идти.

Стоя на шканцах, пошевеливая голыми плечами, на которых оставлял поцелуи свежий ветер, сбросив перчатки и поглаживая полированные борта мозолистыми ладонями, ворчала вслух Нактийская ворона:

— Не понимаю. Лель, я не понимаю! На любой лайбе попроще туда ходу часа два при попутном ветре. Зачем ты гонишь флагман, а?

— Чтобы Эрили было удобно.

— Угу, — Батрисс фыркнула. — С сиропом ты явно переборщил.

Она развернулась спиною к морю и закинула голову. Шпильки выпали из волос, и призывно закачалась толстая, как жгут, вороная прядь. Но было красавице не до мужчин. Любуясь парусами, вздыбленными, точно женские груди в порыве страсти, вслушиваясь в звон такелажа, заливалась Батрисс слюной самой жгучей в своей жизни зависти. И если бы Лель отдал «Эриль» под ее команду — Нактийская ворона отдала бы ему все.

Дым послал королю намекающий взгляд. Тот кивнул.

— А не спуститься ли нам в каюту? Я должен кое-что подписать.

— Идите, идите, — Батрисс небрежно махнула загорелой рукой. — Я еще здесь побуду.

— Видишь ли, мое золото, — король прищурился, — без тебя мне в этом деле разобраться невозможно.

Красавица вздернула курносый нос и горделиво двинулась за Лелем. Дым замыкал процессию.

В роскошной офицерской каюте король оставил их ненадолго и возвратился с объемистым ларцом, окованным бронзой, прижимая тот к животу. Водрузил на стол. Открыл позолоченным ключиком, который носил на цепочке. Вынул и разложил перед собой три стопки документов: совсем маленькую, среднюю и побольше — перевязанную атласной алой лентой. Толстую и тонкую стопки отодвинул, а со средней снял ленту — только синюю, закрепленную кружевной розой.

Дым и Батрисс с интересом вытянули головы. Лель, смеясь глазами, подержал паузу. Стал зачитывать жалобы. И с каждым словом Нактийская ворона краснела и дулась все сильнее.

«13 марта. Забралась на крышу «Золотой цепи» и там сидела в обнимку с котом. Горланили песни. Кот три дня еще ходил пьяный и от кошек морды воротил».

Лекарь, не сдерживаясь, заржал. Батрисс оскалилась и зашипела.

— А я виновата, что жмот-хозяин мне комнату на чердаке отвел? Кот ходил, орал, гремел черепицей. Потом и вовсе показалось, что уронил трубу. Пришлось вылезти и урезонить.

Лель скрестил пальцы, указательными прижимая рот, чтобы не расплывался в улыбке.

«16 марта. Честила содержательницу «Пламенеющих кущ» ведьмой».

— Ты б ее еще магом назвала! — непосредственно воскликнул Дым.

Батрисс облила его холодным взглядом:

— И магом могла. Она столько крови из девочек попила, — небрежно взмахнула рукой, — что тебе расти и расти.

«18 марта. Не имела права обзывать настоятеля часовни Лерка на мысу толстомордым, поскольку сие есть его конституция, а не следствие обжорства».

Нактийская ворона побагровела: