Андер (СИ) - Викторов Виктор - Страница 2

Я попробовал приподняться на локтях и мне это легко удалось, хотя последние годы я мог вставать по утрам, только предварительно перевернувшись на бок. Странное ощущение, а в моём возрасте — очень непривычное.

Может мне вкололи наркотик, и поэтому боль не ощущается? Я прекрасно знаю, как себя должен ощущать человек, которого избили втроём, сломали рёбра, нос, а потом вырубили, просто забив ногами. На наших тренировках было и похуже. Совсем не так должен я себя чувствовать, даже, если учитывать действие обезболивающих препаратов.

Я только собирался ощупать нос, чтобы проверить, почему не чувствую наложенных на голову бинтов, когда мой взгляд упал на руку.

Это была рука ребёнка.

Я оцепенел, а мозг лихорадочно начал прокручивать различные варианты, один бредовее другого. И только усилием воли, я не позволил себе истерически расхохотаться от нервного напряжения, так и застыв с идиотским оскалом на лице.

Какого хрена здесь вообще происходит? Я брежу? Так, спокойно. Какая бы фигня со мной сейчас не происходила, всему всегда есть логическое объяснение. Нужно только больше данных для анализа.

Дверь снова хлопнула, а затем раздались уверенные шаги. Повернув голову, увидел мужчину, остановившегося возле моей кровати и пристально меня рассматривающего. Высокий, с чёрными волосами, зачёсанными назад и с серым пронзительным взглядом. Думаю, не ошибусь, предположив, что этот тип занимает здесь не последнее место — уж слишком уверенно себя ведёт. У обслуживающего персонала не бывает такого взгляда.

С полминуты мы молча изучали друг друга.

От него не укрылось то, с каким ошеломлением я пялился на свою конечность, когда он вошёл. Никак это не прокомментировав, он повернул голову к девушке:

— Энис, будь добра, оставь нас. И проследи, чтобы нас никто не беспокоил.

— Как будет угодно, господин барон, — сдержанно поклонившись, девушка покинула комнату.

«Барон? — лихорадочно пронеслось в мозгу. — Какой ещё к чертям барон? Это кличка? Нет, вряд ли. Перед кличкой не добавляют слово: "господин"».

Бросив мимолётный взгляд на стул, будто раздумывая: сесть или нет, мужчина, всё же, предпочёл остаться на ногах.

— Как себя чувствуешь? — обратился он уже ко мне, не сводя всё того же пронзительного взгляда, от которого я бы в молодости точно почувствовал себя неуютно. Но не сейчас. Сейчас меня, господин хороший, такими взглядами уже не испугаешь.

Голос уверенный, властный. Речь неспешная. Даже справившись о здоровье, будто приказал.

Спокойно выдержав взгляд, внутренне собрался и коротко ответил:

— Пока непонятно. Что со мной произошло?

Лучшая защита — это нападение. А мне сейчас нужна была информация. Любой ответ, который прозвучит не так, или не с той интонацией, способен меня выдать, если уже не выдал. Вон как просвечивает, будто рентгеном.

Разум уже частично подстроился и пока принял информацию: случилось что-то из ряда вон выходящее, что заставило ощутить себя в теле ребёнка. Может это сейчас галлюцинация, может вообще предсмертный бред, а может и допрос с применением гипноза. В любом случае, расслабляться не стоило. Потом я более детально смогу проанализировать, что со мной произошло. Если конечно настанет это «потом».

— Что ты помнишь, Этьен? — мужчина слегка усмехнулся.

Ага, так я и повёлся. Грубо. Очень грубо, господин хороший.

— Этьен? — натурально изумился я, сделав паузу.

— Ты не помнишь, как тебя зовут? — он насмешливо приподнял бровь.

Мозг лихорадочно заработал.

Было уже очевидно, что он знает: со мной что-то не так. Он это знает, и это уже промелькнуло в его глазах. Так что — лучшей линией поведения сейчас будет честность, раз этот непонятный тип не хочет давать мне необходимую информацию.

— Я не знаю, как меня зовут, — пришлось ответить мне. — Ничего не помню.

— Вот как? В твоём положении это — правильный ответ.

Я промолчал.

— Ты и не можешь ничего помнить, — припечатал он. — А вот кто именно ты, мы выясним позже.

Мне оставалось только кивнуть, показывая, что я всё понял и в «несознанку» играть не собираюсь.

— Хорошо. Как мне вас называть?

Мужчина слегка дёрнулся, но быстро вернул самообладание.

— Пока никак. Ты пока не можешь говорить. Травма, шок, что угодно. Понимаешь, о чём я?

— Вполне. Я пока не могу говорить.

— Отлично. Вздумаешь открыть рот — умрёшь. А впрочем… — сплетя пальцами в воздухе непонятный знак, который вдруг вспыхнув, заставив зажмуриться, он просто бросил его в меня.

Непонятный символ моментально растворился в груди, а я почувствовал, что не могу произнести ни слова. Я прекрасно понял, чему стал сейчас свидетелем, но даже у себя в голове пока не решался озвучить очевидное.

Внутри начало зарождаться давно позабытое чувство. Чувство, когда ты попадаешь в обстоятельства, где от тебя ничего не зависит. Чувство беспомощности, где одна ошибка может стоить жизни. Разумеется, смерти я не боялся, но и заигрываться в фатализм желания не было.

— Всё будет зависеть от нашего разговора, но — потом. Пока для всех — тебе нездоровится. Лежи, привыкай, осваивайся. Советую не делать глупостей.

Я попытался вернуть его презрительный взгляд, только в своей интерпретации, на что мужчина усмехнулся кончиками губ и направился к выходу, проигнорировав. У дверей он остановился и, полуобернувшись, произнёс:

— Тебя раньше звали Андер.

Дверь закрылась в четвёртый раз, а я обессиленно откинулся на мягкие подушки.

Непонятный и короткий диалог высосал из меня достаточно сил, чтобы через какое-то время я провалился в полудрёму.

Если следовать предварительным выводам, опасность мне пока не грозит, а вот силы и ясная голова мне скоро понадобятся.

Не знаю, сколько прошло времени, но по пробуждении увидел, что свет в «палате» (пока буду называть эту комнату так) приобрёл оранжевый оттенок. Дело к закату.

Немного полежал. Затем сделал попытку сесть в постели, что снова удалось легко.

Почему-то вспомнилось глупое: если тебе снится страшный сон, или тот который не нравится, просто нужно ещё раз заснуть во сне. Ещё можно совершить самоубийство, просто утонув, либо бросившись с какого-нибудь здания. Это тоже выход.

Но происходящее ни капли не было похоже на сон, в чём я тут же убедился, ущипнув себя за руку. Кожа на месте щипка слегка покраснела, так что с самоубийствами я всё же повременю. Во мне проснулось давно позабытое чувство азарта — тот самый период, когда занимаешься сбором информации, пытаясь её структурировать, применяя все инструменты, которым тебя когда-то давно обучили.

Прошлую сиделку сейчас сменила пожилая дородная женщина, которая уронив подбородок на грудь, тихо посапывала. Одетая в такой же, как и у предыдущей форменный костюм, она наталкивала на мысль, что о дресс-коде в этом странном месте всё же знают.

Кто же вы: прислуга или санитары?

А я сам кто?

В качестве кого я здесь нахожусь?

Решив не будить женщину, принялся разглядывать тело, в котором оказался. Худощавое телосложение, не обременённое влиянием физкультуры, длинные тонкие пальцы на руках, бледная кожа, будто мне успели отворить кровь местные эскулапы, пока я спал.

Стараясь не производить шума, ощупал своё лицо. Нос, вроде, нормального размера, уши обычные. Там тоже всё было, вроде бы стандартно, на первый взгляд.

Подытожим: я нахожусь в теле подростка, в непонятном учреждении.

Меня то ли охраняют, то ли лечат, а скорее всего — одно другому не мешает. Ко мне приходил непонятный мужик, которого мои сиделки беспрекословно слушаются, а может и боятся, и вживил в моё тело непонятную хрень, из-за которой я потерял возможность разговаривать.

Предположительно, ему нужно, чтобы я какое-то время молчал. Вот только пока непонятно для чего: чтобы я не задавал вопросов, или же наоборот не сболтнул ничего лишнего?

Неясно. Пока предположим оба варианта, а там видно будет.