Ренни (ЛП) - Гаджиала Джессика - Страница 9

Почему-то это было не так чертовски страшно, как обычно казалось.

— Ренни Ренолдс Уэст, — она прокрутила мое имя на языке, звуча чертовски хорошо с ее странным акцентом. — Как… громко звучит. Что к этому не прилагается ни третий, ни четвертый?

— Мои родители были немного претенциозны. Им нравилась их внешность. Достаточно того, что у меня были гребаные медные волосы. Они не могли допустить, чтобы вокруг бегал ребенок по имени Билли, Бобби или что-то в этом роде.

— Были?

— Да. — Она ловила все подряд. Это было странно сексуально. Что, вероятно, многое говорило обо мне и моих странных наклонностях. — Хорошо, ты следующая, — сказал я и заметил, как сильно она старалась не напрягаться, но она это сделала. — Джоуи или Чендлер?

Она дернулась в ответ, ее идеальные чертовы губы приоткрылись. — Извини… что?

— Джоуи или Чендлер. Из друзей.

— Я не уверена, что понимаю вопрос, — сказала она, сдвинув брови, и между ними пролегла небольшая морщинка.

— Кто тебе больше нравится?

— Ты не можешь быть серьезным, — сказала она, качая головой. — Тебе дали бесплатный пропуск, чтобы спросить меня, о чем угодно, но ты хочешь знать мои предпочтения в каком-то ситкоме?

— Ты можешь многое рассказать о девушке, если знаешь ее предпочтения в отношении вымышленных персонажей ситкома. Выбери одного.

Она посмотрела на верхнюю койку на секунду, ее голова покачалась. — Наверное… Чендлер.

— Почему?

— Это второй вопрос.

— Да, но мой — банальный. Банальные вопросы должны иметь последующий вопрос, чтобы сохранить его актуальность.

— Эти правила где-то записаны? — она выстрелила в ответ. — Могу я получить копию этой книги правил?

— Не нужно, у меня все здесь, — сказал я, постукивая себя по виску. — Отвечай.

Она облизнула губы. — Его сарказм используется для маскировки его глубоко укоренившейся неуверенности и уязвимости, вызванных запутанным и нетрадиционным воспитанием.

— Почему не Джоуи? Он более простой персонаж.

— Кому нравятся простые? — она выстрелила в ответ, и это был правильный гребаный ответ. — Хорошо. Ты присоединился к Приспешникам, когда тебе было около двадцати. Но до этого ты много лет крутился вокруг побережья Навесинк. Почему ты убежал из дома?

— Почему крыса отгрызает себе ноги, чтобы избежать липкой ленты?

— О, — сказала она, явно удивленная такой прямотой. Честно говоря, я и сам был немного удивлен.

— Почему твоя мать не любила тебя? — спросил я, застав ее врасплох, и ее глаза на секунду расширились. — Она этого не делала, это ясно. Но почему?

Она с трудом сглотнула и медленно выдохнула. — Потому что я не была мальчиком и не могла заставить отца полюбить ее.

— Дети никогда не спасают неудачный брак, — согласился я.

— Твои родители били тебя?

— Нет, — сказал я, прищелкнув языком. Это было не в их стиле. — Когда у тебя в последний раз был оргазм?

— Что? — взвизгнула она, явно сбитая с толку.

— Оргазм, — повторил я, изо всех сил стараясь не ухмыльнуться. — Ты знаешь… когда у тебя перехватывает дыхание, и твое тело напрягается, и твоя киска…

— Я знаю, что такое оргазм, — оборвала она меня.

— Я просто уточнил. Знаешь, на случай, если прошло так много времени, что ты забыла.

Она слегка приподняла подбородок, не желая показаться ханжой в вопросе. — Доставленный самой себе или от партнера?

— И то и другое.

— Это не банальный вопрос, ты не получишь запасной вопрос. Выбери один.

— Отлично. Сама себе, — сказал я, на самом деле, не заботясь о ее сексуальной истории, но искренне любопытствуя, как часто она это делала.

— Не знаю… Месяц…

— Месяц? — спросил я, приподняв бровь.

— Я живу в Хейлшторме! — защищалась она. — Я сплю в казарме.

— Не зря, милая, но я не думаю, что у какого-нибудь чертова мужчины в этой комнате возникнут проблемы с тем, чтобы ты занялась этим прямо здесь и сейчас.

Она рассмеялась, слегка улыбнувшись мне и не прося не называть ее так. Я называл ее так раньше, и она возражала. Так оно и было. И, так или иначе, это была действительно красноречивая мелочь.

— Почему вы с Дюком ненавидите друг друга?

Теперь возник интересный вопрос, на который не было простого ответа. Я не испытывал ненависти к Дюку. На самом деле я очень уважал его, пока не понял, что он скрывает неонацистское воспитание. Ты не можешь исправить то, в чем ты родился. Я знал это лучше, чем кто-либо другой. Но когда я нажал на эту кнопку, чтобы убедиться, что она не вызовет искры, она взорвала то, что было бомбой замедленного действия.

— У нас у всех есть свои скелеты, — начал я, хватая пиво и открывая крышку. — Я нажимаю на кнопки, чтобы посмотреть, что после этого будет. Это не та привычка, которая заводит друзей. Особенно когда ты нажимаешь на кнопки такого человека, как Дюк, и он, блядь, взрывается. Это не та привычка, от которой я могу или даже хочу избавиться, и это не то, что я могу забыть или простить. Мы ссоримся и выводим друг друга из себя, но он мой брат. Это много значит для меня. Особенно сейчас.

— Как бы то ни было, ты нравишься Пенни. Я думаю, что в конце концов она приведет его в чувство, если ты, возможно, попытаешься перестать быть придурком.

— Да, но каковы шансы на это? — спросил я с ухмылкой. — Почему ты так упорно борешься с этим? — спросил я, так как была моя очередь.

— Борюсь с чем? — спросила она, прекрасно понимая, что я имею в виду.

Я взял свою тарелку, все еще почти полную, и потянулся, чтобы поставить ее на верхнюю койку, и поставил свое пиво на пол, двигаясь вперед по матрасу, пока наши бедра не выровнялись. Моя рука поднялась, скользя по ее подбородку, пока не коснулась ее лица. — Этого, — уточнил я. — И не оскорбляй нас обоих, говоря, что этого нет, потому что мы оба, черт возьми, знаем, что это есть.

— Ренни, это…

— Не сложно, — вмешался я. — Так что это? Страх? Я тебя пугаю. — Она отвела глаза, не в силах признать, что это правда. — Потому что ты не можешь позволить себе открыть себя. Потому что я могу видеть сквозь щиты.

— Дело не в этом…

— Ты же видишь, что для меня это то же самое, верно? Ты и я, мы две стороны одной гребаной монеты. Никто не сможет залезть мне под кожу и посмотреть, что там. Но я позволяю тебе. Мне это сделать ничуть не легче, чем тебе. Но я готов рискнуть и посмотреть, что произойдет. Я просто прошу тебя сделать то же самое здесь. Я не прошу тебя делать то, чего бы я не захотел делать.

Я поймал ее на этом.

Ее глаза поднялись на меня, чуть менее настороженные, чуть более уязвимые. За десять минут она дала мне больше, чем за несколько недель.

Дело в том, что я хотел большего. Я хотел всего этого.

И судя по тому, что ее веки стали тяжелее, когда мой палец провел по ее щеке, да, она тоже хотела большего.

Я склонил голову к ее лицу, наблюдая за любым признаком отстранения. Не найдя ничего, я прижался губами к ее губам.

— У ворот кто-то есть, — крикнул Кэш вниз по лестнице. — Тащите свои задницы сюда.

Мина отшатнулась от меня, ее губы приоткрылись, глаза расширились, она поняла, что мы собирались сделать.

— Двигайся, — потребовала она, прижимая руку к моей груди, и, когда я не сразу пошевелился, чтобы подчиниться, она отскочила с другой стороны кровати, метнулась и сунула ноги в ботинки, очевидно, желая снова создать некоторую дистанцию.

Но она действительно чертовски недооценивала меня, если думала, что мы собираемся сделать шаг назад теперь, когда мы наконец-то продвинулись вперед.

Я встал с кровати, схватил свое пиво и направился наверх, чтобы найти всех, кто стоял вокруг, за исключением Саммер, Мейз и детей, вероятно, все были отправлены в одну из комнат.

— Кто это?

— Мои ребята у ворот сказали, что не знают его. Представился как Лаз, — пояснила Ло, пожимая плечами. — Он хочет поговорить с Рейном. Они его обыскали и сейчас приведут.

Репо распахнул дверь, и вошли вооруженные до зубов парни Ло, которые были одолжены у Хейлшторма до тех пор, пока мы снова не сможем охранять наши собственные ворота. Между ними стоял высокий парень с короткими темными волосами, темными глазами, в которых, казалось, было много глубины, и телом пловца в джинсах и черной футболке.