Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! (СИ) - Юраш Кристина - Страница 17

— И кто же это? Если не мой Ванечка? — не верила мне Настенька. Я пока еще не понимала, что произошло. Но обещала себе разобраться.

— Его зовут Елиазар, — прищурилась я. — Мужчина два на два! Из твоих четырех Ванечек один мой мужик получится. Косая сажень в плечах, раз! Лицо, как у красавца богатыря, два! Золота-серебра не меряно, три! Но борода лопатой, это четыре! Целуется так, что душа отлетает, но колется, пять! И на кой мне твой Ванечка? У меня нет вакансии «домашняя живность обнять и плакать»!

И тут подул ледяной ветер, в котором отчетливо послышался смех… У меня от этого ветра мурашки по коже… Мама…

— А хозяин все слышал! — гаденько заметила Метелица.

— Как слышал? — ужаснулась я. — Все. Я домой не пойду.

— Так, что это мой Ванечка! Пойдем, Ванечка, домой, — причитала Настенька.

— Ты на этом медведе за Ваней ездила! — напомнила я.

— А кто знает? Этот или тот? — с вызовом заметила Настенька, перекинув косы за спину. — Может, у тебя медведь каждый раз новый!

— Я не новый… Я уже ста-а-арый, — протянул Буран. — И не Ваня-я-я я… А Буран! Я тебя вез к Ва-а-ане, стоял и смотрел, как вы там миловались…

— А с чего ты решила, что Ваня — медведь? — спросила я, понимая, что домой я точно возвращаться не буду. — Он же у тебя мужичком был!

— Эх, — вздохнула Настя. Как ей повезло, что погода снежная, но относительно теплая. — Вот вертались мы с Ванечкой из лесу. Почти до деревни дошли. А он мне такой: «А хошь, я тебе вон ту лису подстрелю!». И стрелу приладил! А как стрелу пустил, так наземь упал. Я завизжала, а вместо Ванечки моего, медведь в лес убегает! Я за ним! И вот потеряла!

И тут я увидела, как к нам выходит огромный шатун, видимо, растревоженный нашими криками.

— Ванечка!!! — заорала Настенька, бросаясь навстречу огромному медведю. Я не успела ее схватить за косу.

И тут я увидела, что ошалевший от такого внимания медведь тут же с ревом бросается наутек. Он бежал, сбивая снежные шапки с ветвей елок.

— Ванюша!!! — слышался удаляющийся крик. — Постой! Это ж я, родненький! Твоя Настенька!

— Это как так? — спросила я, глядя, как мелькает кожух среди снежных елей.

— Это все проделки Лешего! — проворчал Буран. — Он на это мастак! Нельзя зимой в лесу охотиться! Наказывали же людям! Зверям и так тяжко, а тут еще и охотнички! Видать, прогневал Лешего Ванюша… Вот и предупредил его Леший, да тот не послушал. Так медведем и обратился!

— И что теперь делать? — спросила я, видя, как к нам возвращается запыхавшаяся и румяная Настенька. Но без медведя.

— Это к Лешему надо идти! Пускай он обратно его обернет! Мы не сможем. А Елиазар не будет. С Елиазаром ему вообще лучше не встречаться! Леший — добрый. Пошутить, да отпустит. А Елиазар — нет, — вздохнула волчица.

— Ну, как охота? — спросила я, глядя на Настеньку, которая с голыми руками и горячим сердцем на медведя ходила.

— Ох, притомилась я! — простонала Настенька, обнимая ствол дерева. — Где же мне искать его, Ванечку моего родненького!

— Нужно идти к Лешему, — вздохнула я. — Только мы там уже были! И никакого Лешего там не было!

— Это ж не так делается! — проворчал Буранушка. — Вам надобно послать друг друга к Лешему.

— А вы? — спросила я, глядя на то, как Настенька хищным женским взглядом сканирует местность на предмет медведей.

— А нам туда нельзя! — вздохнула Метелица. — Мы не Лешего. Мы Карачуна.

— Ладно, — вздохнула я, впервые слыша про такой экстравагантный способ ходить в гости. — Да пошла ты к Лешему!!!

— Да чтоб тебя Леший унес!!! — крикнула Настенька, поправляя платок.

— И че? — спросила я, не видя разницы. Лес как лес. Елка, как елка. Ничего нового. Так, стоп! А где все?

Только что были здесь. Ни Бурана, ни Метелицы, ни Настеньки. Я стояла одна посреди леса.

— Ау! — крикнула я, а мне со всех сторон ответили: «Ау-у-у-у!».

Постояв немного, пожав плечами, я шмыгнула носом. «А мы пойдем на север! А мы пойдем на север!» —   пробурчала я. Мне всегда казалось, что это первая реакция любого потеряшки в лесу! В каждом из них просыпался маленький Шакал Табаки — ветеран ориентации на местности. Но у Носка он видимо, не высыпался!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я сошла с полянки, осматриваясь по сторонам. Никого! Подметая шубой сугробы, я направилась дальше. Мне удалось пройти достаточно далеко. Раньше я бы испугалась, но холод был мне не страшен. Так что это, скорее напоминало, прогулку в лесу.

— Твою медь! — замерла я, понимая, что вышла на ту же полянку. — Это как так?

Я решила сменить ориентацию. И пойти на предположительный юг. Пробираясь между елями и вырывая шубу из цепких лап заснеженных кустов, я шла, запоминая маршрут. Его было сложно не запомнить, особенно, если за тобой тянется цепочка следов.

Я вышла на полянку и выругалась. Это снова была так самая поляна. Обернувшись, я не увидела следов.

И тут я приметила стайку воробьев. Они сидели на снегу, а к ним слетал огромный ворон.

— Чив-чим-чив… — верещали воробьи, отпрыгивая от ворона.

— Съест! Съест! Ест! — разобрала я сквозь щебет. И тут послышался жуткий бас.

— Пошел на уд срамной, фуфлыга, шишку тебе в зад засуну, хобяка брыдлый! — рявкнул на ворона страшный голос. Стайка почти синхронно взлетела и подпрыгнула поближе к ворону.

— Я тебе сейчас дам, вымесок! — очень страшным голосом заявила стая. Ворон дал деру, едва не врезавшись в дерево.

— Чирик-чик-чик! — успокоились воробьи.

— Марфуша?! — с надеждой крикнула я, подбегая к воробьям.

— Чив-чив-чив, — переполошились воробьи, пока я терпеливо ждала.

— Аленка, — ответил жуткий бас.

— Аленушка, нужна твоя помощь. Только слушай меня. Пока ничего не говори! Я, кажется, заблудилась! Рано! — предупредила я, вспоминая воробьиную трескотню. — Мне к Лешему надо!

— Чив-чив-чив! — налетели на меня воробьи. Если честно, я готова была скрошить им целый батон и расцеловать каждую в пернатую задницу.

— Все наизнанку! — басом выдал голос, когда я сумела отбиться от стаи.

— Что наизнанку? — спросила я, видя, как стайка отлетает подальше.

— Переодень наизнанку! — рявкнула на меня милая стайка и посмотрела умилительными глазками — бусинками.

— Значит, наизнанку, — задумалась я. Но спросить было уже не у кого. Стая улетела. Я снова осталась одна. — Наизнанку, значит!

Я скинула шубу и вывернула ее, снова надевая на себя мехом наружу. Теперь я была похожа на гламурное йети.

— И? — спросила я, разводя руками. — Или мне все выворачивать? Включая карманы?

В ответ была тишина. Ветер перекатывал снежинки. Они искрились, а вокруг царила ночь.

— Мне что? Сарафан тоже переодевать? — спросила я, снимая шубу и бросая ее в снег. — Ла-а-адно! Ты хоть отвернись, если видишь! Я ж не медведя пугаю! Так, мишки, сейчас покажу вам шишки! Ой! За волосы зацепился!

Я чувствовала себя моржом, выворачивая сарафан наизнанку.

— Что не так?! — закричала я, стоя, как дура в вывернутом сарафане и шубе. — Мне что? Трусы наизнанку выворачивать?

Глава двенадцатая. Конфетно-букетный леший

Ответа не было. Я еще раз осмотрелась по сторонам, не зная, как перевернутые трусы показывают дорогу к лешему!

Я все сделала, глядя по сторонам. Внезапно ели зашатались. С них посыпался снег. И тут я увидела… колени. Примерно на уровне моих глаз. Что там дальше, я даже представить себе боялась.

— Угу! — послышался глухой и страшный голос. Деревья скрипели, а великан прятался за старинными соснами. — Угу!

— Леший? — спросила я, подозревая, что штаны нужно выворачивать после встречи!

— Угу! — послышался голос, а на меня слетела снежная шапка. — А, это ты? Девица-красавица?

Внезапно великан исчез, а на поляну, отряхивая камуфляжную куртку, вышел… Семен Семенович!

— Вы! — бросилась я на него. — Вы до сих пор здесь? Какого вы по лесу ошиваетесь! Вас жена дома ждет!