Жнец тёмных душ - Гелприн Майкл - Страница 6

– Ну что, Володя, пришла пора оплатить долг, – лукаво подмигнул парню Генрихович.

Володя все шире разводил в стороны меха баяна, и вслед за ними раздавалась его грудная клетка. Трещали кости, трещала одежда. Наконец ребра разошлись так сильно, что кожа между ними лопнула, и в прорехе показалось еще бьющееся сердце. Мгновением спустя все было кончено.

Сторож снял с рекордера готовую пластинку и вышел из залы. Через закрытые двери он слышал нарастающий гул аплодисментов. В кабинете Генрихович положил «кости» в конверт, подписал его и отправил в шкап. После этого вымыл рюмки, достал из ящика в углу новую бутылку «охотничьей», взамен поставив пустую тару. Сторож хотел было присесть, но чуткое ухо расслышало несмелый стук в дверь. Дежурство в Доме вечного джаза никак не кончалось.

Оксана Заугольная

Хвосты

Алина умерла. Как глупо! И непонятно, что хуже – лежать на полу собственной кухни и знать, что пролежишь так еще долго, пока не протухнешь, запахом не протечешь к соседям, которые и забьют тревогу, или понимать, что смерть вовсе не конец ощущений. Стало только хуже, Алина по-прежнему все чувствовала, но не могла пошевелить даже пальцем или закрыть начинающие сохнуть глаза. Ничего.

С мамой она дежурно созванивалась на Новый год, и следующий звонок планировалсяне скоро, на Восьмое марта. Ах нет, мама может позвонить еще семнадцатого февраля, когда Алине исполнится тридцать четыре. Должно было исполниться, неудачница!

Ноги мерзли, задница тоже. И совершенно не вовремя обострился слух. Она даже не могла скрипеть зубами от раздражения, которое вызывает неплотно закрытый кран. Капает совсем немного, но каждый раз бьется о стоящую в раковине немытую посуду. Прекрасно просто, люди найдут не только ее распухший вонючий труп, но и грязную посуду в раковине, в комнате тоже бардак, да и трусы она сегодня надела удобные, а не красивые. Она же не собиралась куда-то идти. В некотором роде и не пошла.

Алина хотела рассмеяться своим сумбурным глупым мыслям, но мертвое тело и это не позволило.

К смерти вообще дано приготовиться не многим, но настолько быть неготовой надо уметь. Хорошо хоть, корм кошкам сыпется автоматически и хватит там надолго. «Боже, благослови изобретателя автоматических кормушек, если ты есть, конечно». Алина находилась в том состоянии, когда уже начинаешь сомневаться в существовании бога. Словно в ответ на ее мысли, из коридора послышались кошачьи шаги. Это, наверное, в каких-нибудь сказках кошки ходят бесшумно. Или просто Алине достались неправильные кошки, которые топали, как маленькое стадо. В любом случае сейчас все четыре заявились на кухню.

Алина не видела их, ей вообще доступен был лишь плохо прокрашенный со следами кисти потолок. И спасибо за эти следы, иначе совсем с ума бы сошла! Но, несмотря на это, она точно знала, где какая из кошек.

Трехцветная «дворянка» Фрося остановилась у входа на кухню и деликатно ждет, когда ее позовут. Не дождешься, милая, не в этот раз. Самая старшая из Алининых кошек, подобранная «на счастье» в подворотне еще котенком, Фрося отличалась королевским воспитанием и совершенно не кошачьей скромностью. Сибирская Беатриска-Ириска сразу побежала есть, да с таким шумом, словно кошечку держали взаперти и вот наконец-то допустили до еды. Персидская Луша забралась на ноги раскинувшейся на полу хозяйки и свернулась клубком подремать. Эта кошка засыпала где угодно, и она вряд ли вообще заметит когда-нибудь, что хозяйка умерла. И наконец – Банни. Новенькая в их женском кошачьем царстве.

Банни Алине привезла подруга прямо из Японии. Строго говоря, «неправильного» бобтейла Катя привезла для себя. Ездила учить язык и за приключениями, а нашла жениха и вот такую кошечку с длинноватым для бобтейла хвостом. Подарок жениха. Так что, выправив все документы для перелета, она повезла Банни домой. Жених должен был приехать следом, но что-то не сложилось. Катя не объясняла, а Алина не спрашивала. На кошку у Кати началась сильная аллергия, да и глаза подарок мозолил, надрывал разбитое сердце. Не в силах помочь подруге утешиться из-за потери вероломного японца – ну не сильна она в утешениях! – Алина легко взяла кошку, сменив какое-то очень японское имя на домашнее имя любимой героини Сейлор Мун.

Банни была кошечкой умной, исправно ходила в лоток, ела любой корм и не драла обои. А что хвост длиннее, чем у любого бобтейла, – так Алине кошки не для выставок, а для души.

И вот сейчас Алина лежала и слышала, как Банни подходит к ее руке и с мурчанием трется о тыльную сторону холодной ладони. Не успев умилиться такой преданности новенькой, Алина почувствовала шершавый кошачий язык на коже.

Сначала ей было даже приятно, теплый зверь методично проходился языком по руке. Но потом она поняла, что Банни лижет в одном и том же месте, а шершавый язык дарит не ласковые прикосновения, а проходит как наждак, сдирая кожу, пролизывая ее до мяса и глубже, к кости.

«Да она меня жрет! – с опозданием сообразила Алина. – Ладно хоть не с лица начала».

Картина распухшего вонючего трупа перед глазами обрела еще больше красок: теперь он был обглодан до костей. Как знать, может, остальные кошки тоже присоединятся к Банни, когда поймут, что сухой корм – это сухой корм, а хозяйка все-таки может и испортиться…

От этих мыслей Алину замутило, боль в руке стала невыносимой, а тошнота комковато подбиралась к горлу.

«Как же глупо я умерла! – с отчаянием подумала Алина. – Стоп. А как именно я умерла?».

Эта мысль, тошнота, боль – все смешалось во взрывоопасную смесь, которая буквально подкинула Алину в воздух, и она рывком села. На кровати.

Размышлять об этом было некогда, она бегом помчалась в туалет, чудом не споткнувшись о вышедших на шум в коридор кошек, где наконец и облегчила бунтующий желудок, низко наклонившись над унитазом. Потом Алина долго полоскала рот под краном и вытирала руки, набираясь смелости зайти на кухню. Сон был слишком яркий. Она, может, и отравилась суши, но этим объяснялась тошнота, никак не остальное.

Отругав себя за трусость, Алина набрала мамин номер.

– Что-то случилось, Алиночка? – Голос мамы был встревоженным. Еще бы, они не созванивались без повода… дай вспомнить сколько. Пару лет точно. С тех пор как разругались из-за того, что Алина вместо мужа и детей завела еще двух кошек в компанию к Фросе. И мама не хотела понимать, что Алина просто не желает, как все, заводить семью просто «чтобы было». Мама в сердцах сказала, что лучше бы она залетела и вышла замуж, а потом развелась через полгода, как пара ее подруг, и этого Алина простить не смогла.

Но сейчас ей не хотелось быть в квартире совсем одной. И она позвонила маме.

– Нет, мама, просто хотела узнать, как у тебя дела, – как можно аккуратнее ответила Алина, носком ноги толкая дверь в кухню.

Капает кран на грязную посуду. На столе крошки и недопитый чай. Больше ничего. Под ногами пронеслась Ириска и бросилась к еде. Луша с мурчанием начала тереться о ноги, Фрося со скорбным выражением на морде застряла у входа, переминаясь с лапы на лапу.

– Хорошо у меня все. – Голос мамы все еще звучал нервно, но уже спокойнее. – Ты как? Как здоровье? Работа?

Алина стиснула зубы и досчитала мысленно до десяти. Еще одна любимая мамина тема. Она не понимала работу фрилансера. Алина же видела в ней единственный минус – в случае чего ее не найдут до семнадцатого февраля, и только.

– Все хорошо, – обтекаемо ответила она, пообещав себе ни в коем случае не поссориться с мамой в этот раз. Она же не импульсивный подросток, а взрослая женщина, в конце концов!

Нажала кнопку на чайнике и села за стол. Зажала телефон между плечом и ухом и потерла кисть. Почему-то ее жгло, словно все нервные окончания были оголены. И мурашки, словно она отлежала руку.

– Мам, а отчего рука может сильно болеть? Будто жжет, – прервала она мамины расспросы, которая в меру тактично, не иначе как тоже решила ни за что не ссориться, пыталась найти причину Алининого звонка.