Не та девушка (СИ) - Васина Илана - Страница 40

— Гьёрн уже убил девять девушек. Мы не можем его оставить. Он продолжит убивать, когда найдет себе десятую деву.

— Вот как? — голос Хродгейра мрачнеет. — Там, откуда я родом, отцы и братья погибших дев скормили бы ублюдка псам по частям.

От отвращения передергиваю плечами. Такую жестокость плодить просто рука не поднимется! С меня хватит убийств и насилия! Вот бы можно было его парализовать лет так на… миллион!

Хродгейр подходит к парализованному, такому жалкому и никчемному. Садится рядом на корточки. Задумчиво произносит:

— Убить его здесь и сейчас не годится. Нельзя отнимать у скорбящей родни право на возмездие. Погибших дев это им не вернет, но хоть какое-то утешение…

Он дергает Гьёрна за рубаху, проверяя на прочность. Затем, удовлетворившись увиденным, отрывает рукава. Связывает ими старику локти за спиной и ноги в щиколотках. Поднимает с пола кинжал и склоняется к мерзавцу. Закрыв мне обзор своим телом, что-то вытворяет с гадом под отчаянное мычание последнего и дикое биение моего сердца. Мне бы остановить полукровку, взмолиться: «пощади!», но перед глазами мелькают образы погибших девушек, — тех немногих, что мне были знакомы из числа пропавших, — и я молчу, плотно сжав губы.

Когда он разгибается, все лицо старика в крови.

— Что ты с ним сделал? — ахаю от жуткой картины.

— Оставил на лбу послание о его преступлении.

Он выливает на окровавленный лоб воду из графина. Как только она смывает кровь, разбираю в порезах буквы: "я убил 9 дев". Затем полукровка поворачивается к собаке. Быстрый рывок за челюсть. Хруст костей. Жалобное мычание. Мужчина треплет холку животного, сочувственно бормоча:

— Жаль, тебе не повезло с хозяином. Твоя преданность гнилой душонке делает из тебя опасного врага. Если будет на то воля богов, ты выздоровеешь и найдешь свое место в жизни уже без старикашки.

Пока Хродгейр возится с псиной, окидываю кабинет быстрым взглядом. Замечаю на столе стопку бумаг и перо, забытое в чернильнице. Вынимаю его и в размышлении склоняюсь над чистым листом. Стоит ли написать прощальное послание хозяину этого кабинета?

Мне хочется выкинуть отчима из своей жизни, как мерзкую гадину. Забыть, будто страшный сон. Но у него остается мама гарантией того, что забыть о нем навсегда не получится. К тому же, он обязательно должен узнать про Гьёрна. Поэтому вскоре из-под пера, зажатого в моих пальцах, выходят неровные от волнения строчки:

«Сир Фрёд!

Твой управляющий Гьёрн умертвил девять дев в нашей округе, принеся их в жертву Древу Желаний. Оказывается, именно в поиске своих жертв он разрядил фамильный браслет. Гьёрн планировал убить и Гретту, но после того, как я его отвергла, решил сделать заключительной жертвой меня. К счастью, мне удалось его остановить. Прошу, накажи слугу по всей строгости, ведь этот человек едва не убил твою единственную дочь!

И последнее. По уверениям мудрецов, благополучие жены — залог процветания мужа. Уверена, ты достаточна умен, чтобы не рубить сук, на котором ты сидишь. Ибо падать с такой высоты тебе будет больно. Очень больно.

Ханна.»

Глава 45

Дорога в Даэронис должна занимать полтора дня при удачном стечении обстоятельств. Если погода нормальная. Если лошади и люди отдохнувшие. Если есть с собой провизия и не надо тратить времени на ее поиск.

В нашем случае все факторы сошлись против нас.

Хотя, с другой стороны, нам удалось сбежать, а это доказывает, что в целом фортуна на нашей стороне. И дождь к утру затих, чем несказанно порадовал.

К тому же, я все-таки прихватила из чердака свой плед из собачьей шерсти да флягу с аверчиным настоем. У аверики много свойств, и главные я отчетливо запомнила. Когда разбавлю настой водой и выпью, он придаст сил, ослабит боль и прогонит сон на ближайшие сутки. Осталось только дотерпеть до первого привала.

Бедра, как и спина, уже не просто ноют от непосильной нагрузки, а стонут на последнем издыхании, грозя вот-вот отказать. В любой момент могу просто рухнуть с лошади мертвым грузом.

Мне требуется колоссальное усилие воли, чтобы скакать рысцой, поспевая за моим спутником, и при этом не жаловаться. Страх погони да боязнь подвести дорогого мне человека — единственное, что так долго держит меня в седле.

Когда Хродгейр, наконец, спешивается у какого-то ручейка, каждая клетка тела ликует. Неужели теперь можно отдохнуть?

Мой провожатый берет под уздцы плошадь и помогает сползти с седла. Ноги больше не держат, я буквально падаю, едва коснувшись земли. Только не наземь, а в подхватившие меня быстрые руки.

— Бедняжка, — бормочет полукровка, перенося меня в сторону плоских камней, единственного более-менее чистого здесь места. — Твоей выдержки и стойкости хватило бы на целое войско солдат!

Судя по его взгляду, он сейчас искренне мной восхищается, но когда девушку сравнивают с войском солдат, это звучит как-то неправильно. Хотя… Мы тут одни в лесу. Лучше уж пусть смотрит на меня, как на выносливого соратника, чем жадно глазами поедает, как тогда в карете! Я уточняю:

— А нам можно отдыхать?

— Не можно, — усмехается он отстраняясь, — а нужно! Смотри, ливень окончательно размыл все следы. Мы оторвались от погони. В этом ручье я видел рыбу. Мелкая, но для перекуса сгодится. Подкрепимся, передохнем малость — и в путь!

— Мне всегда нравилась рыба, запеченная в углях, — улыбаюсь отважно.

Не то, что бы она мне нравилась, тем более мелкая и костистая, но, когда живот скрутило от голода в болезненный узелок, то даже такой вариант еды кажется вполне приемлемым!

На мои слова полукровка смущенно потирает лоб.

— Видишь ли… Здесь не настолько безопасно чтобы разводить костер. Дым заметен издали, так что придется рыбу употреблять свежачком, — заметив, как вытягивается мое лицо, он быстро добавляет, — Уверяю тебя, вкус неплох, хоть поначалу и непривычен!

Наверно, будь я отдохнувшей, то восприняла бы его слова спокойно. Но я слишком измотана и терпения даже на донышке не осталось. Прежде, чем успеваю закрыть свой рот, оттуда вылетает саркастичное:

— Ну что ты! Рыба — это слишком долго! Вот червей из земли выкопать гораздо быстрее! Давай лучше червями по-быстрому перекусим — и в путь!

— Значит, любишь похрустеть? — полукровка изумленно выгибает бровь. — Если настаиваешь, могу тебе персонально накопать.

Мне бы замолчать или пойти на попятную, но куда там! Усталось, видно, совсем отключила мозг.

— В каком смысле "любишь похрустеть»?

— В смысле: землей на зубах.

— Если в ручье сполоснуть, они станут чистыми.

— Только снаружи. Изнутри останутся набитыми землей. Времени у нас в обрез, так что отмачивать их некогда… Или все же оставишь червей на потом?

Сглотнув, киваю. Надеюсь, это «потом» никогда не наступит! Даю себе зарок молчать, ни в коем случае не паясничать, пока полукровка ловит нам в ручье завтрак. Сижу на камне, прикусив язык.

Через какое-то время, с трудом открыв слипающиеся глаза, заставляю себя встать на дрожащие от усталости ноги и доковылять до ручья. Чудом не свалившись с размытого ливнем бережка, откупориваю флягу и набираю в нее воды. Потряся как следует, размешиваю жидкость и отпиваю несколько глотков горького аверичного настоя.

Я впервые пробую настой на себе, поэтому настороженно наблюдаю за своими ощущениями. Когда у растения широкий спектр воздействия, я обычно сверяюсь с записями или справочниками, чтобы заранее знать, чего ожидать. В дорогу я никаких справочников не брала, поэтому точный эффект аверики предсказать не могу. Зато совершенно точно могу предсказать другое. Своими силами я такой долгий путь не выдержу.

Почти сразу чувствую, как по мышцам разливается второе дыхание, притупляется боль и отходит на второй план сонливость. Мысли, словно просыпаются ото сна вместе с телом. Скачут бойко, друг об друга спотыкаются. Сна ни в одном глазу!