ХВ Дело № 3 (СИ) - Батыршин Борис - Страница 60

Увы, на этот раз гулящая девка Фортуна изменила Королевским Воздушным Силам. Один из «Саутгемптонов шёл чуть выше второго, и самолёты имели все шансы разойтись — хоть и впритирку, едва не цепляя хвостовым оперением одного за крыло другого. Но… следующая порция «искр» заставила одного из пилотов резко, с сильным креном вильнуть в сторону, и опустившаяся пара плоскостей с разгона рубанула второй гидроплан поперёк фюзеляжа. Обе машины на миг замерли в воздухе— для того, чтобы мгновением позже спутанной грудой смятого дюраля, проволочных растяжек и изломанной человеческой плоти рухнуть в стылую воду Ловозера.

Флайт-лейтенант прижал к горлу ларингофон.

— У них закончился боекомплект! Цельте по двигателям! По кабине цельте, нечего жалеть этих красных!

Второй пилот, сидящий в задней кабине, хлопнул его по плечу — «принято!» — и флайт-лейтенант не оборачиваясь махнул левой рукой. Правой он стискивал штурвал — завихрения воздуха над поверхностью озера швыряли «Саутгемптон» из стороны в сторону, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удерживать его от рысканья по тангажу и курсу. Только что он с превеликим трудом увернулся от тарана — русский пилот в отчаянии не нашёл ничего лучше, как попытаться ударить своими поплавками сверху по «Саутгемптону».

Не вышло. И теперь ситуация переменилась — флайт-лейтенант держится от сумасшедших большевиков на достаточном расстоянии, чтобы вовремя среагировать на новую попытку тарана — и, вместе с тем, достаточно близко, чтобы стрелки сделали, наконец, своё дело. Но до чего крепкий этот русский бомбовоз — никак не загорается, хотя и плоскости, и фюзеляж, наверное, уже напоминают шумовку.

От гидроплана к нему, чуть ли не в лицо, метнулся комок красного огня. Просвистел над самой кабиной — и полетел дальше, пока не нырнул в воду. За ним ещё один, снова красный, потом зелёный, белый — и ещё, и опять…

Ах, они ещё и огрызаются? Всё ясно: расстреляв патроны, большевики от отчаяния взялись за ракетницы — как будто это в состоянии кого-то испугать! Ну, разве что, сдуру угодят точно в кокпит — а так, даже попав в крыло или борт, ракета попросту рассыплется жгучими брызгами, не нанеся особого вреда.

В наушниках зашипело, забулькало.

— Попадание в правый киль, сэр! Визуально определяю лёгкие повреждения.

О как! Значит, не столь уж и безобидны эти русские ракеты? Или хвостовое оперение их «Саутгемптона» повредил пулемётчик, а раззява-радист, сидящий место за задним «Льюисом» только что это заметил?

Он покачал штурвалом вправо-влево, и летающая лодка послушно отреагировала на его действия. Значит, повреждения, если они на самом деле есть, пустяковые, и на управляемости не сказываются…

Комки огня продолжали лететь, и чтобы увернуться от них, флайт-лейтенанту пришлось бросать машину из стороны в сторону, сбивая прицел стрелкам. Это было скверно — ведь после того, как они загонят этого большевистского летучего одра в воду, придётся ещё подавлять сопротивление на берегу, и на это тоже надо оставить патроны. Хотя — можно высадить десант на мысу, запирающем бухту с северо-востока, а самим сделать второй рейс, за подкреплением и боеприпасами. Да, ещё ведь надо будет подобрать экипаж подбитого «второго номера»— они вышли из боя в самом начале и не могли далеко улететь. Небось, плюхнулись в воду за ближним мысом и сейчас сосут джин из фляжек да проклинают всё на свете, пересчитывая дырки от русских пуль.

За спиной зашипело, грохнуло, плеснуло оранжево-голубым бензиновым огнём, и «Саутгемптон» затрясся, как припадочный. Флайт-лейтенант обернулся, и в лицо ему дохнуло жаром, как из паровозной топки. Правая плоскость, двигатель, половина фюзеляжа — всё было охвачено огнём, хлеставшим из развороченного топливного бака. Страшно, надрывно закричал второй пилот — на голову и спину ему плеснул горящий бензин, и он теперь сгорал заживо, пытаясь в последнем бессмысленном усилии разорвать удерживающие его ремни. Флайт-лейтенант наклонился, нашаривая под креслом огнетушитель, когда «Саутгемптон» вдруг повалился на левое крыло. Он схватился за штурвал, но тот колотился, вырываясь из ладоней.

— Держи машину! Джим, помогай, разобьёмся! — заорал он, не осознавая, что просит помощи у мечущегося в задней кабине живого факела.

Поздно, поздно! Крыло зацепилось за воду, страшный толчок швырнул его вперёд. Пристяжные ремни лопнули и голова флайт-лейтенанта с сочным хрустом, как перезрелый арбуз, раскололась о приборную доску.

Второй пилот приподнялся на кресле и замахал рукой, повернувшись к нам с Егором. Я сделал ручкой в ответ, и тогда он ткнул большим пальцем вниз, туда, где плавали в холодной озёрной водичке обломки летающей лодки — той, которую взорвал Егор. Когда я предложил ему плюнуть на файерболы и попробовать воспламенить топливо в баках у англичан, то сам, признаться, не слишком верил в успех этой затеи. Однако же — сработало, да ещё как!

Я покопался в привешенной изнутри к борту брезентовой сумке, где кроме ракетницы и пары свёрнутых сигнальных флажков лежал ещё и бинокль. Так… всё ясно: «Юнкерс» плюхнулся в воду в километре с небольшим от береговой черты, и сейчас лежит плоскостями на воде, а рядом с ним маячит надувная лодка с людьми. Сколько их там, трое, четверо?.. В любом случае, без нашей помощи они обойдутся — от берега уже торопится моторка, так что можно подумать о гуманизме и выудить из воды англичан — тех, кому пережил жёсткую посадку, и тех, кому не повезло…

IV

Флайт-лейтенант ошибся в оценке действий экипажа подбитого «Саутгемптона» с бортовым номером «2» — как и переоценил степень тяжести полученных им повреждений — хотя так и не успел об этом узнать. Летающая лодка на одном моторе пересекла губу Собачья, перемахнула через узкий заболоченный мыс Арнёрк, миновала группу безымянных крошечных островков, и здесь, возле восточного берега озера, командир повёл машину на посадку. Второй пилот, выполняющий обязанности бортмеханика, быстро устранил повреждение двигателя; дырки от русских пуль в бензобаке заткнули деревянными пробками-чопиками (они входили в бортовой комплект ЗИП на случай прострелов корпуса, для устранение течей), предотвратив, таким образом, дальнейшую потерю топлива. Хуже было с другим: штурман, вступивший в неравную схватку со стрелками русского гидроплана, получил две пули в грудь, и сейчас захлёбывался кровью. Помочь ему авиаторы не могли. Единственный шанс спасти парня: это как можно быстрее переправить его на «Пегасус», где имелось отличное медицинское оборудование и квалифицированный флотский хирург. И командир летающей лодки решил возвращаться, тем более, что имелись и другие повреждения — одна из пуль попала в генератор, питающий током бортовое радиохозяйство, и хотя радисту удалось наскоро устранить повреждения, связь действовала с перебоями. Тем не менее, он смог связаться с гидроавианосцем (самолёт командира авиагруппы не отвечал) и получить «добро» на возвращение.

А дальше начались сложности. Правый, повреждённый русскими пулями двигатель работал с перебоями; набрать высоту хотя бы в три тысячи футов никак не удавалось, и «Саутгемптон» медленно полз у самой земли, огибая невысокие скальные хребты и пологие лесистые сопки, коими изобиловал здешний рельеф. Конечно, командир умел пользоваться навигационными приборами и прокладывать курс; мог это сделать и второй пилот. Но обоим было не до того — первый ни на миг не мог оторваться от управления, второй же копался в покалеченном генераторе, пытаясь заставить его заработать. В результате к береговой черте они вышли на семнадцать миль южнее намеченной точки. Здесь повреждённый мотор сдох окончательно, и вместе с ним накрылся генератор — радист едва успел передать на «Пегасус» сообщение о вынужденной посадке, и связь оборвалась уже насовсем.

Соблазнительно было, конечно, посадить самолёт впритирку к берегу — выбраться, вытащить штурмана (бедняга каким-то чудом ещё держался), развести костёр, поесть… Но из воды то там, то сям торчали покатые серые валуны, причём многие из них было непросто разглядеть с воздуха. Пришлось выбирать место в полумиле от кромки воды — там, на большой глубине, луд (так называли местные обитатели эти крошечные островки, о чём английский пилот, конечно, не знал) было поменьше.