Привязанность (ЛП) - Ромиг Алеата - Страница 34

— Ты хочешь сказать, что, прежде чем вспомнить, кто ты есть или кем был, ты потерял инстинкт самосохранения?

Кадер прищурился.

— Что я говорил о том, чтобы анализировать меня?

Я села, положив руку на подушку, прохладный ветерок обдувал мою кожу.

— Я не анализирую.

— Чушь собачья.

Потянув одеяло, я прикрыла грудь, новые идеи заполнили вихрем мои мысли.

— Твоя память, как ты ее потерял?

— Лорел.

— Мейсон, у тебя были жизнь и семья. Из того, что я прочитала после твоей смерти, следует, что ты был героем войны, чей последний известный адрес находился Чикаго. Ты с отличием ушел из армии и поступил в колледж, чтобы получить степень. — Я попыталась вспомнить. — Я не помню специальности, но думаю, что это как-то связано с компьютерами. Ты также работал на инвестора по недвижимости… Я не помню имени. — Поскольку он не останавливал меня, я продолжила: — Смертельное ранение, которое ты получил, случилось не в армии, и все же каким-то образом прошлое, о котором я только что упомянула, исчезло из твоей памяти. Я спрашиваю, как?

Он повернулся и выдохнул, устремив немигающий взгляд на звезды.

— Вычислительная техника и компания «Спарроу Интерпрайзис».

Я слышала это название раньше.

— Ты помнишь Лорну? — спросил он.

— Да.

— Теперь я тоже. Когда ты будешь в безопасности, я хотел бы попытаться найти ее, если она все еще… жива. — Он выдохнул. — Если нет, то это моя вина.

Я склонилась над ним, моя грудь прижалась к его твердой груди.

— Жива. Это она связалась со мной, когда ты умер.

Его зеленые глаза остановились на мне.

— Она все еще в Чикаго?

— Я не знаю. Ее письмо пришло без обратного адреса. Не было даже намека на то, что конверт был обработан на почте. Без марки. Без почтового штемпеля. Я даже не знаю, как она меня нашла. Это было странно, как будто письмо волшебным образом поместили в мой почтовый ящик.

Губы Кадера скривились.

— Не так много людей могли бы это сделать.

— Мне это показалось странным.

— Таких людей немного, но они есть. Интересно, она все еще с ними, — вздохнул он, его улыбка исчезла. — Они, наверное, чертовски ненавидят меня. Если не ненавидят, то будут, когда узнают, что я не умер.

Было что-то в его отрешенном взгляде, что опечалило меня, заставляя меня хотеть сделать все, что в моих силах, чтобы забрать это.

— Я рада, что ты не умер, и я не ненавижу тебя.

Его рука легла мне на плечо, он притянул меня ближе.

— Если и так, то у тебя странный способ показать это. Мне особенно нравится то, как ты делаешь бедрами перед оргазмом.

— Кто они? — спросила я, игнорируя жар на щеках.

— Люди, которых я когда-то знал.

Вздохнув, я положила голову ему на плечо.

Пока мы оставались так, я слушала его дыхание, биение сердца и дуновение ветерка. Возможно, пока мы лежали в тишине, мне следовало думать о людях, которых он когда-то знал. Может, так оно и было. Но я не думала. Вместо этого ко мне вернулась работа всей моей жизни.

Травматическое событие, такое как взрыв, могло привести к амнезии, вызванной либо физическим повреждением мозга, либо его психологическим преодолением. Происхождение травмы часто играло роль в тяжести последствий. Возможно также, что амнезия может стереть все прошлые воспоминания. Тем не менее, казалось маловероятным, что амнезия любого происхождения будет мешать гипервозбуждению или инстинкту самосохранения.

Эта реакция была врожденной и не ограничивалась людьми.

Животные всех интеллектуальных уровней от природы обладали одинаковой физиологической реакцией на угрозы. Это не был заученный ответ, не то, чему можно научить или забыть. Лабораторные крысы, отделенные от всех контактов в очень молодом возрасте, все еще обладали этой особой реакцией — страхом перед угрозами.

Реакция была химической, реакция мозга на секрецию катехоламинов надпочечников, особенно норадреналина и адреналина. Гормоны также играют определенную роль в реакции организма на стресс. Воспоминания были способны стимулировать химическую секрецию. Но обратное было невозможно. Даже без воспоминаний химия работала.

Единственным способом подавления реакции было подавление секреции, возможно, с физическим изменением или повреждением мозгового вещества, расположенного в надпочечниках. Хотя это подавило бы инстинкт самосохранения, но не привело бы к потере воспоминаний.

Это были две взаимосвязанные, но отдельные функции организма. Воспоминания создавались и хранились в лимбической системе мозга, в частности в гиппокампе. Реакция на опасность была вызвана выделениями надпочечников, расположенных в верхней части каждой почки.

Побочный эффект потери этой реакции, поскольку она была связана с травматическими воспоминаниями, был тем, чего мы с Рассом пытались избежать в наших исследованиях. Вот почему мы не хотели, чтобы травматические воспоминания исчезли. Мы хотели смягчить психологическую и физиологическую реакцию организма на воспоминание, а не ограничивать способность человека чувствовать опасность.

Мысли о нашей работе убаюкали меня, Кадер прижал меня к себе.

Когда я открыла глаза, небо над нами начало светлеть. Меня разбудил не солнечный свет. Это был грохот. Мою кожу покалывало, я прислушалась.

Звук был почти тем же самым, но другим.

Я потрясла Кадера.

— Я слышу самолёт.

Глава 26

Кадер

Я вскочил. Прохладный утренний воздух на коже напомнил мне, что я спал без рубашки. Впервые на моей памяти это не было моим приоритетом. Как и тот факт, что я спал на заднем сиденье гребаного грузовика, чего я не делал все время, пока был в Индианаполисе.

Запустив пальцы в распущенные волосы, я сняла резинку. Надев ту на запястье, я прислушался к звуку, который разбудил Лорел. Моргая, я прищурился в сторону грохота и уставился вверх, вглядываясь в белизну. Вчерашнее тепло в сочетании с прохладой прошлой ночи сработали вместе, чтобы дать нам идеальное прикрытие. Мы не были спрятаны под деревьями, как я планировал; мы были спрятаны во впадине, наполненной туманом.

— Ты слышишь это? — спросила Лорел, натягивая рубашку через голову, остальная ее одежда теперь тоже была на месте.

— Да. Это не самолет.

Ее губы сложились в прямую линию, она тоже подняла лицо вверх навстречу звуку.

— Думаю, ты прав. Звучит иначе, чем вчера. — Ее глаза широко раскрылись. — Это вертолет?

После того, как я натянул рубашку через голову, прикрыв грудь, торс и руки, я потянулся к руке Лорел, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

— Да, так и есть. И он летит над моей землей. Это означает только одно. — Я не стал дожидаться ее ответа. — Он, блять, ищет нас.

Мы спрыгнули с грузовика через заднюю дверь.

— Что будем делать? — Ее взгляд метался по сторонам. — Этот туман не будет длиться вечно.

— Нет, но черт возьми. — Я поднял глаза и на мгновение улыбнулся. — Мы не могли и мечтать о лучшем прикрытии.

Жужжание становилось все ближе.

Лорел схватила меня за руку.

— Они спустятся сюда?

— Только по существенной причине. Туман — одно из худших условий для полета вертолета. Кромешная тьма лучше. Если бы они выследили нас здесь, они могли бы спуститься, но они не могут. Телефона нет. Ни одной чипованной машины. Мы невидимы. Если не…

— Если что?

— У них есть тепловизоры. — Я рассуждал как на задании, ожидая наихудшего сценария от моего врага. — Наша спасительная благодать может заключаться в более крупных млекопитающих на этом ранчо. Не только лошади, но и в дикой природе у нас есть…

— Ты рассказывал мне о больших кошках и черных медведях.

— Есть также бизоны, олени и снежные бараны. Одно только тепло не заставит опытного пилота вертолета рисковать спуститься в туман.

Ее глаза закрылись, она выдохнула и наклонилась ближе.

— Знаешь, ты продолжаешь это делать.