Атташе (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 33

— Это великие старики, масса! — сказал абиссинец, — Страшные человеки! Не сомневайся — до обеда они уже будут гулять по палубе того железного корабля.

Страшные человеки принялись за дело. Двое — из бывших натальских фейерверкеров — наконец изготовили к стрельбе "пом-пом", еще двое — ловко, совсем не по-стариковски взобрались на мачты, остальные заняли позиции у бортов. Команды им не требовались — стрелки открыли огонь, как только "Ярдин" оказался на прицельной дистанции в две версты. Ну да, на пароходе имелось два 75-миллиметровых орудия Канэ, и нас явно заметили, но сообразить, что небольшая, кажущаяся мирным рыболовецким судном, шхуна сближается для атаки — это было нетривиальной задачей.

Таким образом, расчеты матросов-федералистов метнулись к орудиям только тогда, когда наблюдатели рассмотрели расчехленное орудие. То есть — как раз на расстоянии примерно десяти кабельтовых, что соответствует прицельной дальности винтовок гемайнов. С парохода даже успели сделать по два выстрела: первый выбил щепу из фальшборта на корме, поранив кое-кого из команды, второй — раздробил нок-рею на грот-мачте, едва не сбросив вниз сидящего наверху гемайна. На этом успехи "Ярдина" закончились — остальные снаряды подняли столбы воды на значительном расстоянии от "Малышки".

Всё-таки небольшая шхуна анфас — это не самая удобная цель для наводчика, тем более — впопыхах. А дальше целиться спокойно федералистам никто не дал — защелкали выстрелы винтовок, забухала автоматическая пушка. Я раньше не видел такие орудия в действии — но теперь понял, откуда возникло название "пом-пом". Надстройка, палуба вражеского парохода — всё это оказалось усыпано градом осколков. 37-миллиметровые гранаты рвались на "Ярдине" сериями по три-четыре штуки каждые несколько секунд, уничтожая всё живое и сметая снасти и корабельный скарб.

— Абордаж! — крикнул свирепый капитан Фахнерт.

Я очумело тряс головой и пытался вытянуть из левого предплечья толстенную щепку. Наконец, это удалось, и я туго перемотал руку платком — обрабатывать рану будем потом, позже! У меня имелись револьвер и дробовик — и , черт побери, намерения поучаствовать в абордаже. То, что тактика натальских рейдеров направлена на захват груза и уничтожение экипажа, а не на утопление корабля — это уже стало понятно, и эффективность такой методы не вызывала сомнения. Но каким будет абордаж в исполнении лучших стрелков мира?

Они не стали цепляться "кошками" за борт и притягивать корабли друг к другу, учитывая тот факт, что "Ярдин" был почти на три метра выше "Малышки". Пока стрелки с мачт держали под прицелом выходы на палубу, наши матросы протянули длинную широкую доску со штырем на конце и перекинули ее на бак парохода.

Это напоминало картинки античного "ворона" — приспособления эпохи пунических войн. И первым по этому "ворону" на "Ярдин" вломился Тесфайе с топором, за ним — Эш с двуствольной лупарой и полдюжины гемайнов с винтовками. Я оказался последним — слишком долго провозился с чертовой щепкой, и, балансируя локтями, тоже перебежал на пароход и укрылся на баке за какими-то тюками.

Практичность седобородых стрелков и тут дала о себе знать. Они не стали продвигаться по палубе, не выпустив по пуле в каждого федералиста — и наплевать, шевелился или нет. Надстройка была изрешечена выстрелами из "пом-пома", но кто-то все-таки появился в окне — чтобы рухнуть внутрь с размозженным черепом. Такая участь постигла и второго, сунувшегося из двери с револьвером в руках.

— Эй, там! — крикнул один из наших стрелков — Клаас его звали, — Там, в трюме! Вы, безбожники, дети дьявола, если не сдадитесь, я попрошу моего большого черного друга — и он зашвырнет в вентиляцию динамитную шашку. Или две... А потом — в самую трубу! Сдавайтесь!

— Поцелуй меня в сраку, сепаратистская свинья! Если вы не уберетесь с палубы — я взорву крюйт-камеру! — раздался злобный голос из трюма, — Будь я проклят, если отдам вам корабль, свинособаки! У нас тут одни дагонцы в кочегарке, чтоб вы знали!

— Дэрьмо, — сказал Эш, — Дагонцы савсэм злые. Может, они и сдэлают это, а?

Все переглядывались растерянно. Ситуация была патовая. И тут меня осенило!

— Так, а где тут вентиляция?

Клаас ткнул пальцем в изогнутую трубу, торчащую из палубы на шкафуте.

— Прикройте меня, ладно?

Аккуратно отложив дробовик, я сунул руку за пазуху, и — вуаля! Та самая заветная трубочка Пьянкова-Питкевича была на месте! На цыпочках подобравшись к вентиляции, я показал рукой международный жест, означающий "говорите что-нибудь", и сунул трубку в вентиляцию.

— Йа, йа! — закричал Клаас, — Мы поняли! Vat dit rustig! Успокойтесь там... Мы отходим на шхуну.

Я задержал дыхание, и струя газа ударила в вентиляцию.

— А-а-а-а, — раздался невнятный звук откуда-то снизу, а потом звук удара — как будто упало тело.

Тесфайе мигом метнулся к люку в трюм и ввинтил в него свое мощное тело. Через мгновенье внутри загрохотало, а потом Тес снова вылетел наружу — с динамитной шашкой в руках, из которой торчал тлеющий бикфордов шнур. Очень короткий шнур!

Огромный абиссинец вдруг выпучил глаза, зевнул и обрушился на палубу. Динамит покатился прямо мне под ноги, и я, не соображая, что делаю, пнул его носком ботинка изо всех сил, отправляя за борт. Никогда не увлекался футболом — но получилось неплохо. Взрыв прозвучал у самой поверхности воды, метрах в десяти от "Ярдина".

— Что с ним? — поинтересовался Клаас, подходя к абиссинцу.

— Спит, — ответил я и почесал бровь.

Глаз у меня дергался.

Вторая часть XVII ГУТАЛИН

Люди останавливались, перешептывались, качали головами. Казалось бы — что тут такого? Ну — надпись. Ну, на главной площади Гертона. Мало ли что народ пишет? Но нервозность в городе нарастала, и народ начинал верить во что угодно: в черного шамана-прорицателя, в проклятье Сан-Риольской ведьмы и в негаснущие надписи — тоже.

"БУДЕТ ГОРЕТЬ ЗЕМЛЯ ПОД НОГАМИ УБИЙЦ ГОРОДА РОЗ!" — вот что провозглашала надпись на площади. Она горела бездымным, потусторонним огнем, потушить который было невозможно. Пытались затоптать — и в ужасе сдергивали с ног сапоги и штиблеты, стеная от жутких ожогов, пытались залить из брандспойта — ни черта не получалось.

— А я говорил, говорил! Добром это не кончится! Неча было в Риоль идти. Нужно было это зурбаганцам — пускай сами бы кровь там и проливали! Сколько добрых гертонцев сложили головы при осаде? И сколько еще сгинет в вельде... — ворчал кто-то.

— Молчи, старый! А радиоприемник тебе племяш откуда припер? Не из Риоля ли? Молчишь? Вот и молчи! — возражали ему.

— Вчера шаман под окнами ходил, говорил, что город наш и сынов его ждут беды страшные, скрежет зубовный и великий понос! — охала дебелая тетка.

— Ну, какой понос, Марта?! Какой еще понос? Может — поношение?

— А не всё ли равно? Едино — ничего хорошего... И спички подорожали, и соль. А шаман — он врать не станет! Я видала, как он одним махом поднял на ноги всех хромых и расслабленных на Блошином рынке! Силу имеет!

— Да, да, они там все сплошь симулянты! Проходимцы!

— И жижа вонючая из клоаки поперла...

Тут уж я не выдержал и свернул в проулок, чтобы отдышаться. Меня разбирал смех — жижа! Жижу устроил Эш Адгербал, вывалив полсотни фунтов пекарских дрожжей в коллектор. Оказавшись в питательной среде, в жарком местном климате микроорганизмы принялись размножаться — и жуткая вонь распространилась на многие кварталы жилой застройки, и из люков стала вытекать зловонная масса. В одном из ресторанов произошел даже взрыв метана, наверное, там были неполадки с вентиляцией.

Вообще, последние пять дней мы дали волю фантазии — Гертон сталкивался с инцидентами загадочными и необъяснимыми, полиция сбивалась с ног, разыскивая вредителей и саботажников и уверяя горожан, что всё происходящее — происки шпионов Наталя. Так-то оно, в общем, и было, но не в характере гертонцев — верить в простые истины. Они во всем искали подвох. Здесь в чести — теории заговора, мрачные слухи, предсказания. Такая вот душа у этого города — импульсивная, полная темного мистицизма и скрытого недовольства.