Мир Гаора. Коррант. 3 книга - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 4

Получив свой паёк, Гаор отошёл к нарам и стал есть, стараясь растянуть ломоть хлеба и кружку относительно горячей жидкости подольше: приём, позволявший если не насытиться, то хотя бы создать иллюзию насыщения, и усвоенный им ещё в училищном карцере. Уложился он как раз к возвращению надзирателя за кружками.

– А ты здоровско правду врёшь, – сказал ему Черняк, – заслушаешься. У нас в посёлке был такой, но он старины врал, ну, как до всего жили. Бывало ча как заведёт… – Черняк вздохнул.

– Помнишь чего? – небрежным как в легком трёпе тоном спросил Гаор. – Рассказал бы.

Черняк снова вздохнул.

– Сказал бы словечко, да волк недалечко, – и кивком показал на решётку, за которой двое надзирателей как раз гнали мимо их камеры целую толпу оборванцев.

Гаор не так понял слова, как догадался о смысле и кивнул. Да, в самом деле, говорить об этом здесь слишком рискованно. Но значит, есть люди, которые знают, помнят и могут рассказать, их надо искать и слушать.

– Бывальщика хорошего сейчас редко встретишь, – продолжал Черняк, когда коридор перед камерой опустел и вдалеке щелкнул запор наружной двери.

– А у меня, – снова свесился сверху чернобородый, – баушка бывальщицей была, и былины, и старины знала.

– Баушка это кто? – поднял голову Гаор.

– А маткина матка. Мы бывало ча на полатях все, вотчим чуни тама али ещё что мастерит, а матка с баушкой прядут. И сказывают.

Чернобородый вздохнул со всхлипом, резко оттолкнувшись, спрыгнул вниз и пошел к раковине умываться.

– Дом родный – великое дело, – тихо сказал Черняк.

Гаор молча кивнул в ответ.

Поверка, раздача одеял, стук дубинок по решеткам и крик:

– Отбой! Тихо, волосатики! Услышу кого, всем набью.

Пения, значит, не предвидится. Гаор завернулся в одеяло, несколько раз глубоко вздохнул, проталкивая застрявший в груди на сортировке комок и державшийся там весь день несмотря на сон, еду и трёп. Как ему сказал тогда Бурнаш: «У первой категории торги последними не бывают», а Ворон, что на пятом хозяине разница непринципиальна, так сколько раз ему ещё стоять голым среди нелюдей, которые будут его щупать, разглядывать и решать, жить ему или не жить. Ладно, прошёл и не скули, переживёшь. А вот то, что есть былины и старины, и есть люди, знающие и могущие рассказать, вот что важно, это запомни. А остальное… остальное по хрену. Ты должен выжить и выполнить задание, и запомни: одно без другого невозможно.

Ночь прошла спокойно, хотя и шумели в дальней камере, но никто не проснулся, и когда утром после подъёма проволокли на тележке чей-то труп, никаких комментариев это не вызвало. Гаор, как и все, проводил тележку вяло заинтересованным и абсолютно не сочувственным взглядом. На лбу лежавшего вверх лицом трупа он успел разглядеть «кубик» – квадрат с точкой. Так что… всё ясно-понятно, туда и дорога.

Сдача одеял, поверка, обыск, паёк, и почти сразу после того, как они сдали кружки, пришёл надзиратель со списком и стал выкликать номера.

Вызвал не меньше десятка, и среди них и Гаора. Так помногу вызывают только на торги, но чего-то слишком быстро, в тот раз он декаду просидел в камере. Жаль, только собрался о былинах и бывальщиках расспросить, да не судьба.

Снова коридоры и лестницы, а интересно, на хрена такой лабиринт? Комната, где они разделись и сбросили рубашки и штаны в ящики, комната перед душевой… Гаора подёргали за волосы и отправили на стрижку. Но обкромсали только сзади, а он и не знал, что у него там настолько отросли волосы, спереди-то на глаза не падают. А на лице щетина у него короткая, даже бороды настоящей нет. По приказу взяли по куску мыла и мочалке, выстроились в затылок.

– Запускай.

Медленно открывается тяжёлая толстая с глазком посередине – он уже знает, почему она такая и зачем глазок – металлическая дверь. Зал с лампами и рожками, дверь за их спинами так же медленно задвигается, плотно, без щелчков и лязгов входя в пазы, и напряжённое ожидание. Что пустят: воду или газ? Он помнит: Ф16 – без запаха и цвета, тяжелее воздуха, нарывного действия, ФТ5 – желтоватый, запах тухлых яиц, парализует дыхательный центр, Ф17У – без запаха и цвета, нервно-паралитический… и дальше не меньше десятка, какой из них? Великий Огонь, Мать-Вода, Судьба-Сестра…

Из рожков хлестнули тугие, обжигающие кожу струи воды, и из десятка глоток вырвалось ликующее: «Живём!».

Вместе со всеми Гаор яростно мылся, соскрёбывая с себя липкий пот смертного страха, тёр чью-то спину и блаженно покряхтывал, лёжа на скамье, под чьими-то руками, снова и снова намыливался, и бросался под душ, смывая пену. Живём, браты, живём!! Кажется, он даже орал что-то и бессмысленно ругался, будто снова шёл в атаку. Хотя… додумать он не успел.

Проверещал звонок, и, громко хлюпнув в трубах, выключилась вода. Отфыркиваясь, мотая головами, чтобы стряхнуть воду с волос и бород, они выстроились у выходной двери.

Снова медленное движение вбок, и они шагают через порог в комнату с коробками для обмылков, мочалок, полотенец и… так, четвёртой коробки с полотенцами, которыми следует прикрываться на аукционе, нет. Так что? Совсем нагишом?

Надзиратель у дверей, поигрывая дубинкой, скучающе-невидяще смотрит на них. Не торопит, но… медлить и тянуть нечего. Гаор ещё раз привычно протёр шею, сдвинул ошейник и бросил использованное полотенце в коробку.

Надзиратель жестом приказал им выстроиться вдоль стены, оглядел, удовлетворённо кивнул и распахнул следующую дверь.

– Руки за спину. Вперёд марш.

Снова то ли коридоры, то ли длинные комнаты с множеством дверей – интересно, а почему все комнаты без окон? Чтоб не попытались сигануть, или чтоб снаружи никто не увидел, что здесь творится? И номерки им не привязали, хотя… почему он решил, что каким был тот аукцион, такими будут и все остальные? И… аггел, а ведь на сортировке он в этот раз не услышал про аукцион. Так что? На него есть заявка? Тоже слышал, ещё тогда, от Седого, ох, если это всё-таки тот капитан, то… то кранты, полный амбец без вариантов.

Очередная комната, заполненная сидящими вдоль стен голыми рабами.

У некоторых на ошейниках болтаются номерки. Похоже… да, в этой, или в такой же он тогда сидел после аукциона и ждал, пока купивший его Сторрам оформит бумаги и оплатит его одежду. Гаор нашёл свободное место у стены и сел на пол, скрестив ноги и подобрав под себя ступни: хоть ноги и не болят, но лучше их погреть. Знакомых – он быстро огляделся – не было. Даже тех, с кем он вышел из камеры. Куда-то они делись по дороге. Что ж, будем ждать. Интересно, сколько за него заплатили? Или заплатят, если это все-таки предпродажная… ожидалка – нашёл он слово.

– Триста двадцать один дробь ноль ноль семнадцать шестьдесят три!

Гаор вздрогнул и вскочил на ноги.

– Я!

– Ты, ты, волосатик, – хмыкнул надзиратель у двери. – Пошёл!

Заложив, хотя приказа и не было, но на всякий случай руки за спину, Гаор вышел в указанную дверь.

Ожидалка была всё-таки послепродажной. Стеллаж с одеждой, прилавок поперёк комнаты, у стеллажа раб в оранжевом с зелёным комбинезоне, у прилавка лейтенант с зелёными петлицами, а за прилавком улыбающийся… его новый хозяин? Тот самый капитан?! Вот теперь, в самом деле – всё.

– Тот самый? Будете проверять номер? Дополнительный осмотр? – скучающе равнодушно спрашивает лейтенант. – Пожалуйста, как хотите. Полный комплект, номер два, – быстро окинул его взглядом, – размер три.

К ногам Гаора падают трусы, майка, штаны, рубашка, портянки, резиновые сапоги, тонкая оранжевая куртка-ветровка, каскетка без кокарды.

Гаор одевался быстро, опустив глаза, чтобы не видеть ухмылки отныне полновластного хозяина его жизни и смерти.

– Получите и распишитесь.

Капитан, по-прежнему улыбаясь, расписался в положенных местах.