Сэхсвет (СИ) - Бекет Алишер - Страница 48

– Элиза вся пошла в неё, – подтвердила Джил.

За столом воцарилась пауза.

– Мэйтт, можно вопрос? – спросил Кросс.

Детектив медленно кивнул, опасаясь вновь разбудить боль.

– Что нам теперь делать дальше? – Хирург обвёл взглядом всех троих за столиком. – Ты же видишь, что с твоим путешествием на Полюс что-то не так. Ты бы видел, как тебя скрутило, когда ты попытался вспомнить.

Мэйтт не успел ответить.

Что-то происходило. Не в баре, а по всему миру. И все люди – мужчины и женщины, дети и взрослые, слепые, глухие и находящиеся в коме – это почувствовали. Как будто лопнул огромный мыльный пузырь, и этот чудовищный звук, возникший лишь в сознаниях миллиардов людей, заставил их всех одновременно на секунду зажмуриться.

А когда они открыли глаза, рядом с каждым человеком на планете мерцал Старик.

Часть вторая. Жатва. Глава 13

Всех ожидает одна и та же ночь.

Квинт Гораций Флакк

Одно из самых отвратительных, токсичных и разъедающих душу чувств на свете – чувство беспомощности. Когда старшеклассник с друзьями отбирают у тебя игрушку, на которую ты несколько месяцев старательно откладывал деньги, и ты в бессильной злобе смотришь на то, как они, посмеиваясь, уходят прочь, или того хуже – ломают её у тебя на глазах, швыряя тебе под ноги жалкие обломки. Когда телефон дорогого тебе человека недоступен, и ты не имеешь ни малейшего понятия, где он, с кем он, в порядке ли он, а время, к которому он обещал быть дома, прошло несколько часов назад. Или когда ты, намертво связанный, наблюдаешь за тем, как мародёры хозяйничают в твоём доме, и молишь Создателя о том, чтобы они каким-то чудом не зашли подвал, в котором спрятались твоя жена и дети.

Все эти ситуации объединяет одно – ты беспомощен. Ты волен лишь смотреть и ждать, сжигая внутренности в злобе, панике или ярости, но ты ничего не можешь сделать – по крайней мере, сейчас, на месте. Потом можно рассказать обо всём старшим или родителям, и тебе, может, даже купят новую игрушку. Ты можешь высказать пьяному в хлам мужу, потерявшему телефон, всё, что ты о нём думаешь, влепить ему пару пощёчин по его виноватой роже и разрыдаться в экстазе облегчения. И ты можешь, если останешься в живых, найти тех самых мародёров, и с помощью судебной системы (или столярных инструментов, кому как больше нравится) объяснить ублюдкам, что они были неправы.

Во всех этих ситуациях твой разум успокаивает себя надеждой на будущее. Хорошее, разумеется.

Но если к тебе приходит Старик – у тебя больше нет никакого будущего.

А когда Старики приходят ко всем – будущего нет вообще.

* * *

Мысли о беспомощности ураганом пронеслись в голове Джил, как только бар заполонили призрачные тени. В помещении смолкли разговоры, и лишь негромкая фоновая музыка нарушала тишину. Спустя пару секунд ошеломлённая официантка вырубила её, и бар погрузился в безмолвие.

Джил взглядом отыскала свою «тень» – Старик стоял в паре метров от девушки и смотрел на неё, но сквозь неё, как это умели делать только Старики. И молчал, как молчали все. Джил перевела взгляд на Кросса – тот выглядел не менее ошарашенным, пялясь на своего Старика, но девушка знала, что хирург не боялся. По крайней мере, намного меньше неё.

Почему они молчат? Разве они не должны… поздороваться?

Должны. Я… Джил, я не знаю, – ответил Кросс. Это была не первая странность, которую он отметил. Ещё одна необычная особенность заключалась в том, что Старики выглядели… прозрачными. Судя по богатому опыту Кросса, они должны были быть визуально непроницаемыми, но сейчас, если напрячь зрение, сквозь Стариков можно было рассмотреть предметы.

И что это значит? – вновь задала вопрос Джил. Она чувствовала, как нарастает паника. – Да, теперь я вижу через них… как будто…

Как будто на проектор голограмм подали недостаточно мощности, да. – Кросс сцепил руки на затылке, позабыв о направленном в живот парализаторе. Но Мэйтт не обратил внимания и, казалось, к чему-то прислушивался.

И что это значит? – тупо повторила Джил. Она больше не знала, что сказать.

Ты меня спрашиваешь? – Кросс понял ещё одну вещь – он перестал слышать гул. Точнее, раньше он его не слышал, но сейчас гул вдруг пропал, и хирург понял, что этот фоновый звук сопровождал его почти всю сознательную жизнь. Просто Кросс привык нему и не замечал. Теперь, когда гул исчез, Кросс испытал облегчение.

Если ты ещё раз спросишь, что это значит, я психану, – отрезал хирург, предупреждая рвавшийся из недр сознания Джил вопрос. – Я. Не. Знаю.

Старики всё так же молчали, взирая на своих «подопечных». Мэйтт вдруг тряхнул головой, прочистил указательным пальцем левое ухо и, прищурившись, уставился на Кросса.

Как думаешь… – начала Джил, но Кросс приложил указательный палец к губам:

Тихо. Смотри.

Старики что-то говорили или пытались: их рты открывались, а звуков не было. Но через секунду их речь зазвучала – отрывисто, как при плохой связи:

– …всеобщая катастрофа… у вас есть выбор… узнать ваше решение… жаль, что так вышло. Удачи.

И на этой издевательской ноте Старики исчезли.

Некоторое время, словно по инерции, в баре стояла тишина. Потом за несколькими столиками родился шёпот, перерастая в тихий гомон. Вдруг разрыдалась шлюха, и этот плач послужил сигналом к действиям: моряк, сидевший с проституткой за одним столом, привстал и с криком закрой свой поганый рот! кулаком ударил источник шума в переносицу. Шлюха, оросив кровавыми соплями соседей, грохнулась вместе со стулом на пол, ударившись затылком о деревянный паркет, и задёргалась в конвульсиях, издавая булькающий хрип. Через минуту она затихла, но этого почти никто не заметил – в баре началось безумие.

Пьяный матрос, ударивший шлюху, успокаиваться не собирался: разбив бокал о край стола и порезав себе руку, он бросился на своего приятеля и попытался взрезать тому горло, но, получив прямой удар в солнечное сплетение, согнулся пополам и встретил лицом поднятое колено другого матроса. Официантку, попытавшуюся выбежать из бара наружу, дёрнули за волосы, и она грохнулась на пол, после чего двое посетителей принялись избивать её ногами. Женщина истошно вопила, пока удар, сломавший ей челюсть, не заставил её замолчать.

Люди дрались, буквально вгрызаясь друг в друга, и только трое почему-то не были подвержены этому сумасшествию. Джил, с круглыми от шока глазами, хотела было бежать к выходу, но Кросс уловил её намерение и схватил за руку:

– Туда! – Он показал на подсобное помещение. – Уйдём через чёрный ход. Заодно и вытащим Рэя, если он вдруг ещё не свинтил. Быстро!

Кросс и Джил развернулись, но путь им перегородил человек с ножом в руке. Глаза мужчины пылали яростью. Он замахнулся, и Кросс потянул на себя девушку, пытаясь убрать её с траектории удара. Мэйтт наконец выстрелил из парализатора, вогнав безумцу стальную иглу чуть ниже шеи. Токсин подействовал моментально, и бессознательное тело мешком рухнуло на пол. Кросс кивнул в знак благодарности, и они с Джил бросились к подсобке. Мэйтт, замешкавшись на секунду, побежал за ними.

Когда все трое очутились в подсобке, Кросс запер мощную стальную дверь, и шум из главного помещения стих. Хирург крикнул:

– Рэй! Сукин сын, ты тут?

Молчание.

– Рэй, это Кросс!

– Его здесь нет, – негромко сказал Мэйтт.

Хирург обернулся к нему:

– Что? С чего ты взял?

– После нашего с ним разговора – а это было почти полчаса назад – он ушёл. Якобы договариваться о нашей с тобой встрече. Он с тобой связывался?

– Нет. Но это ещё ни о чём не говорит. У Рэя много других дел…

– Которые в любом случае он отменил, когда случилось… это, – Мэйтт большим пальцем показал на дверь позади себя. – Он бы не стал здесь оставаться. И нам тоже нужно уходить.