Венецианский альбом - Боуэн Риз - Страница 80

С тех пор я прячу Ханни у себя в квартире. Если честно, я и сама почти не выхожу. Франческе пришлось сказать, что Ханни — внучка моего знакомого рыбака, которую он на всякий случай прячет от нацистов. Похоже, не слишком любопытная Франческа приняла это как должное. Я велела Ханни побольше помалкивать в присутствии Франчески, чтобы та не заметила ее необычного произношения. Скорее всего, она ничего и не заметит, но предосторожности никогда не бывают лишними.

18 октября

Жизнь становится все труднее. Немцы патрулируют улицы. Уголь больше не доставляют. Я благодарю Бога и бывшего британского консула за маленький электрокамин, который поддерживает тепло у меня в спальне. А еще за то, что электричество не так часто отключают. На ночь я кладу в постель бутылки с горячей водой. Еду добывать тоже становится все сложнее. Теперь, без продуктов графини, мы доедаем остатки моих запасов и сидим на бобах и пасте, как и весь город.

После того, как Ханни прожила у меня две недели, я отважилась устроить вылазку на виллу графини. Графиня не вернулась, и я утвердилась в убеждении, что она в концлагере. Картины со стен были сняты, но кладовая оказалась нетронута. Я прошлась по саду и огороду, собрав немного поздних овощей и ранних лимонов, и привезла домой столько продуктов, сколько оказалась в состоянии поднять. В тот вечер мы с Ханни пировали ветчиной, шпинатом и шоколадным печеньем. Я открыла последнюю бутылку вина. В моей памяти отчетливо запечатлелась каждая минута этой трапезы. Наверно, тогда я в последний раз была счастлива.

19 октября

На следующий день мне под дверь подсунули записку. Понятия не имею, кто ее принес. Она была напечатала на машинке: «ВСТРЕЧАЕМСЯ У МОЕГО ДЕРЕВА. 8 ВЕЧЕРА, ВТ».

И это все. Подпись отсутствовала. Но записка наверняка от Лео. От кого еще? Если это не ловушка. Как Лео может оказаться в городе спустя столько времени? Но, с другой стороны, кто еще знает о дереве и тайнике? Поэтому в семь тридцать я вышла, пересекла мост Академиа, миновала собор Святого Марка и направилась к Джардини.

По дороге мне встретилось очень мало прохожих. Сейчас, когда город патрулируют нацисты, очень легко попасться им в лапы. Но я знаю Венецию достаточно хорошо, чтобы избегать крупных улиц, где можно напороться на патрули. Путь был долог, и, входя в темноту сада, я запыхалась. Впереди смутно маячили деревья и кусты, казавшиеся зловещими в свете редких фонарей. Под ноги то и дело попадались кучи влажных листьев. Единственная радость, что хотя бы не было дождя.

Я безошибочно нашла нужное дерево. Кусты вокруг него разрослись за годы войны, частично скрыв статую. Я приходила сюда несколько раз, задерживаясь, чтобы взглянуть в печальное лицо греческого бога, тело которого еще сильнее пострадало от морских ветров, и вспоминая каждую деталь той волшебной ночи с Лео, когда мне было восемнадцать, а весь мир полнился романтикой и возможностями.

Опасливо проходя мимо статуи, я по-прежнему не смела надеяться, что где-то тут притаился Лео, и сомневалась, не ловушка ли это. Если меня схватят, что тогда будет с Ханни? Надеюсь, Франческа о ней позаботится.

Потом я услышала шепот, едва различимый за ночным бризом с лагуны:

— Джульетта?

Я продралась через кусты, которые, разрастаясь, сделали еще теснее тайное убежище между статуей и большим деревом, и очутилась рядом с Лео. Я скорее почувствовала, чем увидела его.

— Лео!

Мы бросились друг другу в объятия, обмениваясь жадными, отчаянными поцелуями.

— Где ты был? Я думала, ты умер.

— Слушай, — сказал он, — у меня нет времени. Меня ищут. Через несколько минут за мной придет лодка, но я хочу отправить тебя в безопасное место. Мне важно сделать для тебя хотя бы это. Вот. — Он сунул мне в руки конверт. — С этим ты доберешься до Швейцарии. Поезжай сейчас, не медли ни секунды. Положение немцев все отчаяннее, поэтому они больше и больше лютуют. Если одного из них убивают, они расстреливают население целого города. А тебя расстреляют как вражескую шпионку. Ты должна уехать. Понимаешь?

— Да, но как же ты? Почему тебя ищут?

— Я давно работаю на союзников, — ответил Лео. — Ты же знаешь, как я отношусь к Муссолини и к тому, что мы ввязались в эту бессмысленную войну. Я хотел что-то делать, и вот теперь меня предали. Меня наверняка найдут, это лишь вопрос времени.

— Тогда давай вместе поедем в Швейцарию.

— Я бы очень хотел, но не могу. Мне нужно вернуться к союзникам в Умбрию. Зато я принес тебе письмо якобы от родственников из Стрезы. Это пропуск, по которому можно навестить умирающую бабушку. Помнишь, я рассказывал тебе про Стрезу? Она на озере Маджоре, а на другом берегу этого озера — Локарно. Это уже Швейцария, и там безопасно. Доберешься до Стрезы, заплатишь лодочнику, и тебя переправят туда. У тебя еще есть деньги?

— Да, я сняла все со счета и держу как неприкосновенный запас на крайний случай.

— Тут, в конверте, есть еще. Бери и уезжай, немедленно.

— А Анджело, — начала я, — ты его видел?

— Нет, но мне сказали, что он в безопасности на нашей вилле. Значит, ты отдала его в конце концов. Правильно сделала. Ты даже не представляешь, как я тобой горжусь. Что бы ни случилось, с нашим сыном все будет в порядке.

Ну как я могла сказать ему, что его родственники силой забрали у меня Анджело? Зато теперь я хотя бы знала, что это было сделано не по его приказу — такое вот маленькое утешение.

— Лео, — я взяла его лицо в ладони, — я люблю тебя. Пожалуйста, береги себя. И приезжай ко мне.

— Приеду. Обещаю. Как только смогу, сразу приеду. Отправляйся в Локарно и жди меня там. Я тебя найду.

— Да. — Как это ни нелепо, я почувствовала себя счастливой.

— А теперь поспеши. Я подожду, пока ты уйдешь. И будь осторожна по дороге домой.

— Хорошо, аморе мио.

Он снова поцеловал меня. Я полезла через кусты, и ветки царапали мне лицо. Кажется, по щеке потекла кровь, или, может, это была слеза? Не знаю.

Я вернулась к себе в квартиру. По дороге я слышала, как засевшие в баре немцы хохочут и распевают грубую застольную песню. Несколько раз, чтобы укрыться от патрулей, мне пришлось стоять, застыв в дверном проеме, один раз я спряталась в незакрытой церкви.

Опаснее всего было на мосту Академиа, который отлично просматривается со всех сторон, но я перешла его, будто имею на это полное право, и никто меня не остановил. Когда я добралась до дома, запыхавшаяся, с быстро колотящимся сердцем, Ханни уже мирно спала. Можно только позавидовать молодым и тому, как легко они ко всему приспосабливаются! Я быстро побросала в рюкзак кое-какие вещи. Чемодан брать нельзя, он будет слишком бросаться в глаза. К тому же у меня не много дорогих сердцу вещей. Подаренное Лео кольцо и так на пальце. Я взяла британский паспорт, деньги, ключи от банковской ячейки, от квартиры и от потайного ящика стола. Рисунки пусть остаются там, надежно спрятанные, вместе с дневником, который я так долго вела. Пусть лежат до тех пор, пока весь этот абсурд не останется позади. Но один законченный портрет Анджело в образе херувима я все-таки прихватила — маленькую картину маслом в стиле ренессанса. Я сняла холст с подрамника, обмотала вокруг футляра для зубной щетки и перевязала лентой.

Потом я хорошенько поела, уложила в дорогу хлеба, сыра и фруктов и забралась на постель под бок к Ханни. Конечно же, сон не шел. Я все думала и думала о Лео. Удастся ли ему благополучно уехать? Доберется ли он до союзников? Увижу ли я его когда-нибудь снова?

20 октября

Едва рассвело, я разбудила Ханни и рассказала ей о наших планах. Потом оставила Франческе немного денег и записку, где говорилось, чтобы она не стеснялась пользоваться нашими припасами и что я надеюсь когда-нибудь вернуться. На завтрак мы съели последние остававшиеся у нас яйца и пустились в путь. Пока мы шли, я все твердила Ханни, что она должна помнить: мы с ней сестры и едем проведать бабушку в Стрезу. На озеро Маджоре. В горы.