Важняк из двухтысячных. Внедрение в ЦК - Чинцов Вадим Владимирович - Страница 39

Удар провалился, красные каким то образом прознали про подготовку наступления и заманили поляков в хорошо усиленную войсками ловушку, вся с таким трудом собранная группировка была разбита, Львов был взят красными и расшифрованные немецкие переговоры убедили генерала в ближайшем наступлении немцев на Варшаву. Красные же радиограммы расшифровке больше не поддавались. Генерал не мог знать, что некий Сорокин привлек к шифрованию математиков, собранных по всей России, даже из Перми.

В начале гражданской бо́льшая часть российских специалистов криптографов попала к белым. Благодаря этому, шифровальное дело в белых армиях находилось на более высоком уровне, чем в РККА. Но и их шифры взломали поляки. Немногие квалифицированные криптографы, которые приняли сторону советской власти, оказались разбросанными по различным штабам Красной Армии. Большинство — пользовались устаревшими, малонадёжными методиками и лишь изображали высокий профессионализм. В 1920 году после сдачи остатков врангелевской армией в Крыму красные взяли начальника станции радиоперехвата Ямченко. По результатам его допросов, Михаил Фрунзе сделал такой вывод: "Решительно все наши шифрованные радиограммы читаются врагами. Вся наша радиосвязь — великолепное средство ориентирования противника. Вся секретная переписка Наркоминдела с его представительствами слово в слово известна англичанам. К шифрам, не поддававшимся немедленному взлому, белым присылались ключи из Лондона. Общий вывод такой: все наши враги, в частности Англия, были постоянно в курсе всей нашей военно-оперативной и дипломатической работы. Именно поэтому Фрунзе сразу согласился с доводами Сорокина о отмене старых шифров и создании Секретной службы связи при штабе РККА. Разыскали и привлекли к работе в службе лучших математиков России — Андрея Андреевича Маркова, Абрама Самойловича Безиковича, Николая Максимовича Гюнтера, Вениамина Фёдоровича Кагана, Якова Давидовича Тамаркина, Якова Викторовича Успенского и Георгия Феодосьевича Вороного, которым была поставлена задача в кратчайший срок создать аналог шифровальной машины "Энигмы". Немецким коммунистам было поручено похитить и вывезти в РССР Артура Шербиуса, создателя прототипа Энигмы.

Дзержинский тоже не остался в стороне и издал приказ — Постановка шифровального дела бессистемна и случайна, у врагов государства есть возможность проникнуть в его тайны. Необходимо создать при ВЧК специальный отдел, задачи которого — постановка шифровального дела в РССР, подготовка кадров необходимых специалистов.

— Разрешите, пан генерал! — Розвадовского отвлек от раздумий поручик Ян Ковалевский.

— Что случилось, поручик?

— Красные вышли с нами на связь и предлагают начать переговоры! Фрунзе лично требует принять его представителя, намекая на чтение немецких шифров и и, соответственно, о их подготовке вторжения на территорию Польши! Если мы не согласимся, то красные приступят к штурму укреплений Варшавы.

Генерал попросил соединить его с Пилсудским и согласовал с ним ультиматум, выдвинутый красными. Решено было начать переговоры и выяснить, чего же хотят красные, которые практически уже выиграли войну.

В Варшаву выехал бывший граф бывший полковник царской армии а ныне командарм Николай Владимирович Соллогуб, первым кто его встретил на окраине Варшавы, был его двоюродный брат Сергей Иванович Соллогуб, полковник польского генштаба. Гладко выбритый, с щегольскими усами, в 1912 году окончивший Николаевскую академию Генерального штаба по Второму разряду и имевший шесть царских орденов, родственник раскинул руки — Обнимемся, брат?

Через три дня поляки согласились со всеми требованиями советского правительства, отказавшись от захваченной РССР территории, взяв у англичан кредит, выплатили репарации и отдельным пунктом провели в договоре поддержку РССР против вооруженной агрессии Германии, на что Ленин потребовал этот пункт превратить в дополнительное секретное соглашение — заключения военного союза против Германии с дальнейшим привлечением третьего союзника — Чехословакии. Пилсудский махнул на все рукой и уехал в Лондон, его место занял Тадеуш Розвадовский.

После заключения мира оба фронта РККА начали возвращение Бессарабии и Прибалтики, Созданный Северный фронт под командованием Чапаева начал захват Финляндии, не церемонясь с сопротивлением местных жителей, выселяя мирных жителей в среднее Поволжье, расселяя их среди поволжских немцев.

Огромную роль в свое время сыграло воззвание группы бывших царских генералов, призывавших в 1920 году офицерство переходить на сторону красных. Вот цитаты:

«Свободный русский народ освободил все бывшие ему подвластными народы и дал возможность каждому из них самоопределиться и устроить свою жизнь по собственному произволению. Тем более имеет право сам русский и украинский народ устраивать свою участь и свою жизнь так, как ему нравится, и мы все обязаны по долгу совести работать на пользу, свободу и славу своей родины — матери России». «Иначе наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что из-за эгоистических чувств классовой борьбы мы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли родной русский народ и загубили свою матушку — Россию». Воззвание подписали известные и уважаемые в старой армии люди: генералы Поливанов, Зайончковский, Клембовский, Парский, Балуев, Акимов, адмирал Гутор. Первой стояла фамилия авторитетнейшего военачальника Алексея Брусилова. И это воззвание, кстати, имело громадный успех. После того, как оно появилось, в Красную Армию пришли пятьдесят тысяч офицеров.

Хотя что касаемо Брусилова… Должно быть, сотрудничая с большевиками, этот известный оккультист, страстный последователь небезызвестной мадам Блаватской, испытывал нешуточный душевный дискомфорт. Евреев среди большевиков хватало — а его высокопревосходительство был антисемитом патологическим. Академик Заболотный, бактериолог и эпидемиолог воспоминал, что еще до революции встречался в прифронтовой полосе с Брусиловым. Когда ученый пожаловался, что для его опытов очень трудно в нынешние тяжелые времена добывать обезьян, генерал «серьезно спросил: „А жиды не годятся? Тут у меня жиды есть, шпионы, я их все равно повешу, берите жидов“. И, не дожидаясь моего согласия, послал офицера узнать: сколько имеется шпионов, обреченных на виселицу. Я стал доказывать его превосходительству, что для моих опытов люди не годятся, но он, не понимая меня, говорил, вытаращив глаза: „Но ведь люди все-таки умнее обезьян, ведь если вы впрыснули человеку яд, он вам скажет, что чувствует, а обезьяна не скажет“. Вернулся офицер и доложил, что среди арестованных по подозрению в шпионаже нет евреев, только цыгане и румыны. „И цыган не хотите? Нет? Жаль“».

После капитуляции Польши из Стамбула в Россию вернулся с женой и группой офицеров не кто иной, как бывший врангелевский генерал Слащев, тут же призвавший остававшихся за границей врангелевцев последовать его примеру.

Личность эта мало того что колоритнейшая — кокаинист, бунтарь, постоянно ссорившийся с Врангелем, хозяин персонального зоосада, который возил в своем вагоне, — но и залитая кровью по самую маковку. Пожалуй, никто из белогвардейских генералов (атаманы вроде Семенова и Анненкова не в счет) не имел такой репутации лютейшего вешателя. С особенным удовольствием приказывал вздергивать во множестве большевиков и евреев персонально, но не обходил вниманием дезертиров, вообще всех, кто в недобрую минуту подворачивался под руку. Весь путь Слащева по югу России — это одна бесконечная цепь виселиц. В Севастополе на причале его встречал сам Дзержинский! Решено было направить Слащева преподавать в академию Генштаба, начальником которой был генерал-лейтенант Андрей Евгеньевич Снесарев, который был единственным человеком в РККА, не снявшим свои погоны. Он открыто щеголял в генеральских погонах с аксельбантом генштабиста на груди. На выпад Сталина, немедленно снять царские погоны, он сказал, как отрубил: «Не вы мне их вручали. И не вам их с меня снимать».