Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ночь Ева - Страница 42

В какой-то момент она увлеклась повальным энтузиазмом: следила, но не решалась даже попробовать пронзить иглой семя или нанизать бусину одним движением пальцев. Казалось, все заметят её потуги — и посмеются. Как не со злом, но всё ж с торжеством посмеялись над Дарой. Хорошо, что Небесная не обращает внимания на такие мелочи. Оставалось работать, как Дара: не спеша, руками, нанизывая бусину за бусиной.

Никто ничего не услышал. Никто ничего не понял. Она почувствовала за какую-то секунду раньше момента, когда задрожали бусины на столе. Браслет на запястье завибрировал, и она полетела туда, куда вёл её Зов.

Неужели это её голос, такой пронзительный и высокий?.. Рядом зарычали пёсоглавы и кинулись вперёд, но вились вокруг её ног, не решаясь оторваться даже на полшага. Им страшно. Они идут следом, потому что должны защищать, но боятся кинуться и заслонить собой. Потому что страх этот — выше, сильнее, бездоннее преданности.

Она хотела крикнуть, чтобы предупредить, но предательский язык не слушался. Только тонкий, закладывающий уши вой. Она кричала, пока хватало дыхания. Она вопила, пока не сорвала голос… Никто не услышал — слишком далеко. Никто, кроме брата. Замер, прислушался, обернулся.

— Нет! — хотелось крикнуть громко.

— Берегись! — хотелось прокричать по слогам, но ветер залезал в рот и глушил отчаянный вопль.

— Не со мной! — кричало её сердце и рвалось из груди испуганными толчками.

Она уже видела чёрную петлю, что появлялась из земли бесшумно и страшно. Кричать больше было нечем, поэтому она сделала то, чего не делала никогда: зацепилась взглядом за какой-то острый камень и сделала гигантский скачок вперёд.

— Ох, ни фига се… — пробормотала потрясенно Дара, но Мила её уже не слышала.

— Держись, Небесная! — проорали рядом две разноцветные молнии — Ума и Аттита — подхватили её под руки и запетляли, догоняя Милу.

Геллан понял, почувствовал и обернулся назад уже с мечом в руках — успел плавно освободить лезвие из ножен. Он мягко отскочил, сбивая с ног стоявших рядом. Нельзя позволить, чтобы тварь сожрала или захватила кого-нибудь.

Чёрные кольца появлялись из земли одно за другим. Быстро, как выстрел стрелы из лука искусного охотника, бесшумно, как умеет делать только кольцеглот.

Он успел разрубить одно кольцо, когда из земли появился шипастый хвост. Меч со скрежетом прошёлся по нему, черкнул, как перо по бумаге, оставил след, но не навредил. Хвост кольцеглота ударил, как хлыст: со свистом, резко, пробивая в земле узкую трещину. Геллан успел увернуться.

— Отползайте, отползайте подальше! — крикнул, пытаясь защитить тех, кто ничком лежал, обнимая твердь.

Из земли выскочило ещё одно кольцо, а затем показалась голова — узкая морда рептилоида, почти безглазая, но зато с пастью, способной заглотать человека полностью. Тварь раскрыла рот и тут же захлопнула, не дав Геллану воткнуть туда меч. Он разрубил ещё одно кольцо. Брызнула чёрная липкая кровь.

Стакер отскочил, делая кульбит назад. Знал: если увязнет в этой жиже — смерть придёт быстро. Хвост задел по ноге, разрезая одежду и кожу. Он почувствовал горячую боль, но не позволил ей обездвижить себя: двигался, отскакивал, кружил, взвивался в воздух и рубил. Колец становилось больше…

Краем глаза заметил, как приближается Мила и меданы с Дарой.

— Мила, не подходи! — крикнул и снова закружил, перемещаясь беспорядочно и быстро, чтобы сбить кольцеглота, не дать ему понять траекторию движения.

Кульбит вперёд, назад, колесо в сторону — удар в кольцо. Лезвие — чёрное от густой липкой крови. Скоро не так просто будет ударить, не то, чтобы разрубить…

Мила остановилась в нескольких метрах. Далеко, но недостаточно безопасно. Кольцеглот почувствовал новую жертву, на мгновение замер. Этого хватило.

Мила раскинула руки и сжала кулачки. Тварь зашипела и забилась, скованная невидимой силой. Кольца извивались быстро-быстро, складывались в кренделя, хвост мотался, как обезумевший, сёк землю и пробивал узкие щели на метровую глубину. Милу мотало из стороны в сторону. Казалось, ещё немного — и свалится. Подоспевшие меданы подскочили с боков и протянули руки, помогая удержать поток. Дара осталась валяться на земле.

Кольцеглот затрубил изнутри. По земле прошла дрожь. Медан и Милу мотнуло так, что оторвало от земли. Геллан поскользнулся, но всё же ударил мечом, целясь в горло твари. Меч прошел по касательной, ранил, но не вошел глубоко.

Он услышал, как закричала Дара и поднялась во весь рост. Хотел крикнуть, но не смог: ему с трудом удалось отлепить тело от липкой земли и увернуться. Часть одежды осталась на застывающей и превращающейся в клеевой студень крови…

Дара раскинула руки и колыхнулась всем телом вперёд, удержав от падения Милу и медан ударной волной своей энергии, а затем, подняв руки вверх и, слившись в потоке с девочкой и женщинами, сжала в кольцо горло кольцеглота. То же самое сделала и Мила. Кольцеглот разинул пасть — и Геллан засадил меч по самую рукоятку, провернул и вырвал горло изнутри, разрезая плоть вниз. До тех пор, пока хватало сил. До тех пор, пока меч не увяз в грудине.

Последним усилием воли и окаменевшей руки он выдернул меч из подземной твари (иначе оружие навсегда осталось бы в застывшей до камня крови) и покатился по земле прочь — так быстро, как смог, теряя остатки одежды и сознания. Подальше, на траву, его оттягивали уже меданы, Мила и Дара.

А вокруг откуда-то появились люди, люди, люди… Бежали со всех сторон. Мужики добивали агонизирующего кольцеглота и ругались так, что даже не слишком правильные меданы закрывали уши детишкам помладше… Но всего этого Геллан уже не видел. Зато видела Мила.

Она посмотрела на Уму, Аттиту и Дару. Перемазанные, грязные, напуганные и оттого немного злые. Меданы пытались привести в чувство Геллана, шептали что-то и хлопали по щекам, отчего походили немножко на сумасшедших. Дара смотрела Миле в глаза. Серьёзно и пристально.

— Мы победили, — твёрдо сказала Мила, впервые в жизни забыв, что она заикается…

Глава 32. Пой, Милашка, пой! Геллан

Голоса накатывали волнами, дробились, пульсировали эхом, повторялись бесконечно, назойливо и как будто сквозь толщу воды. Хотелось мотнуть головой и вытрясти звуки из ушей, чтобы настала тишина.

— Мы победили-или-или-или… — это сказала, кажется, Мила

— Он без сознания! В себя не приходит-одит-одит-одит… — кажется, Ума.

— Расступитесь-итесь-итесь-итесь! — властный голос Иранны.

Уверенные руки проходятся по всему телу, пальцы сжимают узкий разрез чуть выше лодыжки. Резкая боль и темнота…

В руках Иранны молнией сверкает нож. Она уверенно вскрывает почерневшую и вспухшую рану. Дара тихо ойкает.

— Там яд. — отрывисто говорит муйба и начинает массировать ногу, выдавливая чёрную густую кровь.

— Надо ртом, — бормочет Дара.

Ведьмы смотрят на неё, как на сумасшедшую, а Иранна бросает острый взгляд и кивком головы подзывает к себе. Повторять дважды не нужно: Дара садится на колени и впивается ртом в узкую рану, отсасывает и сплёвывает, отсасывает и сплёвывает. До тех пор, пока кровь не становится нормального цвета.

— Прижечь, — говорит она, задыхаясь. — Раскалённым ножом.

Ивайя высекает огонь из пальца. Иранна водит ножом над пламенем, а затем прикладывает лезвие к узкому разрезу. Геллан дёргается и шипит, но нога зажата руками Дары и Милы. Тёмные короткие кудри и коса цвета эхоний. Только это удерживает его от ругательств.

— С возвращением. — кидает муйба. Глаза её горят, а лицо безмятежно спокойно. Ни морщинки, ни чёрточки у жестких губ.

— Не дождетесь, — произносит он слабо.

В ушах — вата и шум, в глазах — волны и качка. Он пытается приподняться на локтях.

— Ты бы полежал немного, сынок.