Черные начала. Том 8 (СИ) - Кири Кирико - Страница 24

К этому моменту к нам уже подошёл и глава каравана в окружении тех трёх обиженных охранников, выглядя… выглядя так, будто только и ждал, чтобы прибежать сюда по первому же зову, даже не ложась спать.

Приблизившись к саням, на которых я сидел, хозяин каравана окинул взглядом сундуки, после чего внимательно посмотрел на меня.

— Мне сказали, что ты хотел открыть один из сундуков, — негромко произнёс он.

— Хотел, — кивнул я.

— Я же го… — начал было один из охранников, но парень заткнул его, подняв руку.

— И? Что скажешь на это? — спросил он.

— Что скажу? — задумчиво повторил я и покосился на сундуки. — Я хочу попросить разрешения при тебе и… собственно при всех присутствующих, чтобы все были свидетелями, открыть сундуки.

— Зачем?

— Хочу ещё раз посмотреть, что в них лежит и что мы, собственно, везём с собой в данный момент.

Глава 239

Они переглянулись. Кажется, это первые более-менее реальные эмоции за всё это время, что мы сейчас общаемся. Вернее, первые более-менее человеческие эмоции.

— Зачем тебе это? — спросил после некоторых раздумий глава каравана.

— Ты не думал, что надо проверить золото? Мало ли что с ним могло случиться? — ударил я по больному.

Я видел, как заблестели глаза как главы клана, так и трёх идиотов. В другой ситуации вряд ли бы подобное сработало, но желание удостовериться, что всё в порядке, да лишний раз желание взглянуть своими глазами на золото делало их довольно предсказуемыми и легко манипулируемыми. При этом я старался не думать, что хочу не меньше взглянуть на это золото, чем они сами.

Он нехотя, но при этом едва сдерживая дрожь, как наркоман перед вожделенной дозой, подошёл к одному из сундуков, на котором висели уже его новые замки. Небольшая связка ключей звякнула в руках, и замок с достаточно громким щелчком открылся. Все собрались вокруг сундука, и даже я не мог отвести взгляда, когда крышка сундука открылась.

В лучах ламп сверкнули золотые монеты. Ярко, заманчиво и игриво, будто предлагая взять одну на память. Я поймал себя на мысли, что даже смотреть на них одно удовольствие.

— На месте… — выдохнул парень, и охрана, казалось, облегчённо выдохнула следом за ним.

Я протянул руку и под пристальными взглядами зачерпнул несколько монет и к глазам.

Это были самые обычные, но тем не менее хорошо отчеканенные золотые монета с ребристой боковиной, лицом какого-то человека на одной стороне и крестом на другом. Однако, глядя на них что-то в них было не то…

— Юнксу, лица на монете, — тихо сказала Люнь. — Они все разные…

Я не сразу понял, что меня смутило в, казалось бы, самой обычной монете, пока на это не указала Люнь. Действительно, на монетах были изображены разные лица людей, и если приглядеться, их обычные выражения были словно искажены. Один оскалены, другие будто кричат в ужасе, третьи словно умирают в безумном смехе. Словно безумный чеканщик изобразил на них самые жуткие выражения лиц, которые только смог придумать.

И когда я поднёс их поближе, изображение на одной из них в этот самый момент будто дёрнулось, и я выронил монеты, в испуге отпрянув. Обернулся и увидел точно такие же выражения на лицах тех, кто был за мной, словно они не были людьми. Пустые лица и глаза… глаза, в которых не осталось ничего человеческого. Но я похолодел не от них, а от людей, остальных охранников, которые вновь стояли в темноте тёмными силуэтами, наблюдая за нами.

Я сам не заметил, как рука легла на меч.

— Ты выронил монеты, — холодно заметил парень, и наваждение сломалось. Передо мной стояли обычные люди с нормальными, пусть и жуткими лицами. Правда охранники вокруг остались. Он нагнулся, подобрал монеты и бросил обратно в сундук. — Насмотрелся?

Я окинул взглядом золото.

Не все монеты были с изображением агонизирующих лиц, некоторые были с черепом.

— Да, насмотрелся, — ответил я, позволив закрыть крышку сундука на замок.

В последний момент меня так и потянуло не дать ему этого сделать, но я вновь одёрнул себя. И едва крышка закрылась, я почувствовал как сожаление, так и какое-то облегчение, что мне больше не надо на них смотреть.

Они ушли. Молча, ни сказав ни слова и выглядя так, будто сами были рады посмотреть на то, что везут с собой. А мне стало совсем не по себе от того, что я сторожил. Такое ощущение было, будто золото внутри сундука теперь смотрело на меня, все эти жуткие лица на монетах, только и ждущие, чтобы сожрать тебя.

И с этим вот кошмаром наяву мне пришлось сидеть всю ночь, из-за чего наутро я был раздражённым и не выспавшимся.

А что получилось под конец? На утро все охранники выглядели такими же задолбанными, как и в прошлый раз, и даже ещё хуже! То есть я зря вот так просто сидел и охранял золото, так как под конец это нихрена не решило, по сути. Люди как были уставшими и на взводе, такими и остались.

— Вот и помог, блин… — пробормотал я, глядя на то, как бегают за Зу-Зу дети, пытаясь поймать его за хвост.

Их беззаботное веселье действовало мне на нервы — им хорошо, а мне плохо, но это раздражение я засунул себе поглубже. Они были здесь ни при чём.

— Ну по крайней мере мы теперь знаем, что хранится внутри, верно?

— Золото? Проклятое золото?

— Проклятые вещи — обычное дело. Те, из-за которых страдали и гибли люди, принёсшие несчастий так много, что кровью можно было бы умыть целый город.

— Понятно… — протянул я, глядя на детвору, которая уже начала раздражать своими криками. — А знаешь, о чём я думаю?

— О том, что дети после бессонной ночи действуют тебе на нервы?

— Блин, это было близко, посмотрел я на Люнь, улыбнувшись.

Она улыбнулась в ответ, взъерошив призрачной рукой мне волосы.

— А ты как думал? Я с тобой уже столько, что многие вещи наперёд знаю.

­— Это уж точно… — пробормотал я с усмешкой. — Но я думал о другом. Взгляни на детей, на них не действует эта хрень. Они, наоборот, стали веселее и активнее, противоположность всем нам. И тот старик Ёсим. Он единственный из взрослых, кто выглядит вполне бодро.

— Может дело в интересе? — предположила Люнь.

— В смысле?

— Ну… дети, они далеки от этого. Да, они знают, что золото — это очень хорошо, но для них это всё равно что-то очень далёкое, а Ёсин… он старый, вся жизнь позади, ему это не интересно и по сути его единственная цель — служить.

— А мы все знаем ценность и заинтересованы в нём, так?

— Ага.

— Но на меня же это действует.

— Разве? Я имею ввиду, настолько сильно, как и на других? Да, тебя оно пленит, но потому что ты понимаешь всю ценность и для тебя золото остаётся золотом, однако куда слабее, чем других. В разы слабее.

— И… что предлагаешь? — спросил я.

— Ничего. Пока что просто наблюдать за ними, — предложила она.

Ужасы ужасами, а караван продолжал свой путь через пустыню. Днём все эти ужасы выглядели не столь значимыми, просто чувствовалось всеобщее раздражение, очень сильная напряжённость среди охраны, которые бросали косые взгляды на меня и детей. Собственно, я тоже недобро косился на них, всем видом показывая, кто здесь главный, чтобы не говорил мальчишка.

Зато ночью становилось совсем не по себе. То и дело, окидываешь взглядом ночью округу и видишь фигуры охранников, которые стоят и пялятся в пустыню, будто увидели там что-то интересное. Или бродят по округе, как зомби, которые потеряли всякий смысл и цель. И чем больше мы везли это золото, тем хуже становилось.

Аура в караване становилась настолько давящей, будто наполненной чем-то неизвестным и опасным, что я чувствовал себя здесь… лишним, как бы странно это не звучало. Словно всем им было что-то известно, какая-то тайна, о которой я не знал. Или как единственный ещё не сошедший с ума, когда все остальные уже давно обезумели.

И пока что без прибегания к насилию, единственный вариант, который я видел, было поговорить с тем, кто ещё достаточно адекватен и имеет хоть какое-то влияние в караване, чтобы всё изменить.