Надежда феникса (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 28

Глава 13. Необучаемый император и драконья мать. Часть 2

Легран Леах

Невыносимая. Дерзкая. Невозможная. Совершенно невероятная женщина, которая когда-нибудь с ума его сведет! Сейчас, глядя на это чудо в белой короткой тряпке и странных голубых брюках, которые вообще непонятно к чему придумали, а главное, непонятно каким образом позволили, чтобы эта мода дошла до женщин, Легран боролся с желанием перекинуть ее через колено и как следует отшлепать. Чтобы больше неповадно было дерзить!

Чтобы больше никогда не вздумала ему перечить.

Оставить ее здесь, запереть было нельзя — Миранхард воспримет это как личное оскорбление, не говоря уже о том, что она теперь «глава рода». Глава рода! Какая из нее глава рода? Это бабское правление в прошлый раз никого не довело до добра, в том числе и самих алых сирин, а туда же!

Хмыкнув, Легран устроил тонкое запястье на своей руке: переодевать ее уже некогда, они точно опоздают, ну а что касается ее наряда… пусть Миранхард полюбуется на девицу, которая его заинтересовала. В том, что она его заинтересовала, не было ни малейших сомнений, и сам этот факт заставлял Леграна сжимать зубы. Тем не менее факт оставался фактом, дракон заинтересовался алой сирин (а кто бы не заинтересовался!). 

Несмотря на свои диковатые привычки и раздражающий талант постоянно перечить и диктовать условия, Надежда обладала тонкой, неповторимой индивидуальностью. Силой духа. Твердым характером. И, что уж греха таить, более чем незаурядной внешностью, с помощью которой любого можно завлечь в свои сети.

Вот она и завлекала: сначала Виорган, теперь Миранхард. Дернуло же дракона за язык ардово племя сказать ей, что она — глава рода. Он даже не представлял, к чему это приведет. Ну вот теперь пусть полюбуется.

— Это ваш выбор, ларэй, — произнес он, шагая в сторону дверей.

— Вот уж точно не ваш, — гордо задрала нос Надежда.

Ну а что он только что думал? Невыносимая девица!

— Тем не менее находясь в моем замке, вы должны уважать наши традиции.

— Я уважаю ваши традиции и при этом сохраняю за собой право соблюдать свои.

На все-то у нее есть ответ! Пожалуй, из нее действительно получилась бы достойная императрица. 

Феникс поймал себя на этой мысли, равно как и на том, что от ее пальчиков, хотя они едва чувствуются через плотную ткань мундира, кожа просто начинает гореть. Она словно касалась ее, преодолев преграду ткани, а этот ее ягодный запах… никакие зелья для волос и духи его не перебьют.

Легран даже на мгновение замедлил шаг, представив, каково это — зарываться пальцами в ее волосы, отдавшись этому чувству полностью, раскрывшись ему навстречу. Целовать эту нежную кожу, не думая ни о долге, ни о ее силе, просто наслаждаясь этой женщиной. Просто позволяя себе сходить по ней с ума...

Подумал — и тут же себя одернул. Во-первых, он не потерпит рядом с собой женщину, способную ставить под сомнение его слова, а во-вторых, она — алая сирин. Между ними ничего нет и быть не может, тем более что Надежда собирается вернуться сразу после того, как вернет свою сестру к жизни.

Такой недуг, какой в воспитавшем сирин мире называли «кома», в Эвероне именовали «магический сон». Когда драконы, фениксы или игры перерасходовали свою силу и погружались в такое состояние, вывести их из которого способны были только представители императорской семьи фениксов за счет своего особенно мощного дара.

В мире Надежды, как выяснилось, такому подвержены и обычные люди, и попадали в такое состояние они по самым разными причинам. Что же касается Веры, с ней все было просто. Было бы, не заупрямься сирин со своей передачей силы.

— Вы что-то чувствовали? — поинтересовался Легран как можно более небрежно. — Ваша сила как-то еще проявлялась?

— Нет, — Надежда передернула плечами. Почему-то даже попыталась убрать руку с его локтя, но Феникс не позволил. Накрыл ее своей ладонью, сжимая тонкие пальцы.

Надо будет, чтобы Дорран ее осмотрел. Если она специально скрывает силу — это одно. Пробудившаяся магия не способна заснуть снова, по крайней мере, история таких случаев не знала. Но Надежда — иномирянка, точнее, родилась и росла в мире, где магия и магические способности отрицаются, ее отец был самым что ни на есть обычным человеком, поэтому возможно все. Если это «возможно все» вдруг окажется реальностью, им придется ждать еще несколько лет до пробуждения силы у самой младшей сестры.

Об этом, пожалуй, с ней пока говорить не стоит. Тем более что они уже пришли.

Лакеи распахнули двери, и в полутемный, озаряемый лишь магическими искорками-фитильками коридор, брызнул ослепительно-яркий свет.

— Его императорское величество Легран Армарен Леах и глава дома алых сирин, ларэй Надежда Ягодкина!

Внизу уже шумела толпа, мелькали роскошные платья придворных дам, строгие мундиры и камзолы мужчин. Представив, какой фурор произведет Надежда, Феникс почему-то улыбнулся уголками губ. А после, увлекая ее за собой, шагнул в зал.

Надя

На сей раз зал, в котором представляли меня, украсили иначе. Огромные окна с подхваченными портьерами и занавесями словно усыпали тысячами светлячков или звезд. Они мерцали золотыми искрами, еще больше оттеняя темную синеву летней ночи за окном. Сияли даже несмотря на ярчайший свет, заливающий зал.

— Что это? — невольно вырвалось у меня.

— Это слезы Феникса. Камни, месторождения которых находятся только в наших краях, — ответил Легран, пока мы спускались по лестнице, по самому ее центру, хотя я с большим удовольствием предпочла бы, чтобы мои пальцы холодили белокаменные перила. Сегодня здесь, кажется, было еще больше людей, чем в прошлый раз. Я даже не представляю, сколько их здесь было! У меня, только пару раз представлявшей себе, что я собираю такие залы, начала кружиться голова. Хорошо хоть Феникс продолжил: — Они ночью сияют, а днем гаснут, украшения из таких камней считаются сильнейшими оберегами. Правда, носить их имеют право только члены императорской семьи. Эти камни священны.

— Странная какая-то святыня, — заметила я. — Вроде как святое не выделяет императорскую семью и остальных.

— Не знаю, что там происходит в вашем странном мире, Надежда, — сухо парировал император, — но у нас все по-другому.

— Очень жаль.

Продолжать этот разговор мы не стали, потому как ну о чем его продолжать? В том, что с этим мужчиной можно разговаривать с тем же успехом, что и с Великой Китайской стеной, я уже убедилась. Ну а остальное… я все равно останусь при своем мнении. Жаль только, что такая красота доступна не всем, сколько радости она бы могла принести!

Правда, сдается мне, сейчас радость приносили не слезы Феникса, а я, потому что на меня смотрели большими глазами. Глазами, стремительно увеличивающимися в размерах: с каждой минутой все больше и больше. Одна девушка даже, засмотревшись на меня, забыла сделать реверанс, и мать (ну или сопровождающая) резко дернула ее за руку вниз, чтобы склонилась перед императором. Остальные таких «оплошностей» не допускали, хотя и продолжали пялиться из-под приопущенных ресниц, окатывая изумлением, недоверием, непониманием.

Что же касается меня, я предпочитала рассматривать зал: сегодня здесь явно будут танцевать, это факт. Столы, уставленные яствами, стояли у стены напротив окон, вдоль растянутой белоснежной скатерти застыли слуги, готовые по первому жесту помогать гостям с едой или напитками. Сверкал начищенный до блеска паркет, в котором отражались все присутствующие и люстры. Над императорским троном были растянуты два полотна, один черный, на котором, рассыпая золотые искры, парил Феникс, другой темно-бордовый, в него вливался пылающий огнем дракон. Это было настолько красиво, что я невольно залюбовалась контрастом этой силы, и, пока я ей любовалась, Феникс остановился.

— Вручаю вам вашу непокорную внучку.

А?

Я широко распахнула глаза, увидев бабулю. Она как раз поднималась из реверанса, поскольку с ней заговорил император. Если во время нашей беседы бабушка была прекрасна, то сейчас я даже не представляла как ее назвать. Изумрудное платье, драгоценности с изумрудами, шелк уложенных в высокую прическу волос.