Поручик (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 11

Было то время суток, когда солнце еще до конца не село, а луна уже появилась на небосводе. Ребята из третьего взвода развели костер возле КПП и варили на нем в котелке кофе, чтобы не так хотелось спать в ночное дежурство. Я подошел к шлагбауму и спросил:

– Ну, что тут у вас? Местные не беспокоят?

Вахмистр, старший этой смены охраны, махнул рукой и улыбнулся:

– Нет, господин поручик, не беспокоят. Один пацан даже хворост для костра приносил. Смешной такой, белобрысый…

– Я тут посижу с вами? Не спится что-то…

– Да всегда пожалуйста, вот, у нас даже лишний чурбак найдется!

Я сел на толстое поленце, которое показалось ничем не хуже роскошного кресла, и вдохнул аромат варящегося кофе. Дымок от костра поднимался в небо прямо, не тревожимый порывами ветра. Пролетела мимо летучая мышь, делая замысловатые кренделя в своей вечной погоне за ночными насекомыми. Вахмистр налил мне кофе в металлическую кружку, и я стал пить маленькими глотками, обжигая губы о горячие края кружки. Хорошо!

К контрольно-пропускному пункту приблизилась какая-то невысокая фигура, несущая что-то на плечах. Часовой передернул затвором, а потом улыбнулся и сказал:

– Это наш пацан!

Белобрысый лопоухий мальчишка как-то тяжело сбросил с плеча небольшую вязанку хвороста и подтащил ее к костру. Вахмистр протянул пацану галету, тот зажал ее в руке, спрятал в карман, потом с видимым напряжением подкинул вязанку в костер, осмотрел нас всех странным взглядом, и убежал куда-то в подступающую темноту.

Огонь потрескивал, весело принявшись за вязанку хвороста. Где-то я видел этого пацаненка, его лицо показалось мне знакомым.

– Чего-то он сегодня быстро убежал… – сказал один из солдат.

– И вязанка тяжелая какая-то была у него, хотя на вид вроде… – добавил другой.

Солдаты закурили и сменили тему. А у меня заклинило в голове и раз за разом вертелось одно и то же: знакомое лицо – тяжелая вязанка – быстро убежал. Я поднял с земли обломок доски и пошерудил в костре. М-мать!!!

– ВСЕ В УКРЫТИЕ!!!

Бойцы в карауле стояли опытные, и поэтому, не задумываясь, рванули кто куда: за мешки с песком, в канаву, в развалины кирпичного пакгауза… Я вместе с вахмистром оказался за ржавым остовом подбитого бронеавтомобиля.

– Что там такое, господин пору…

Бабахнуло так, что взрывной волной подбросило бронеавтомобиль, шлагбаум и блокпост разнесло вдребезги, а меня кубарем проволочило по земле, причем я чуть не откусил себе язык и здорово приложился коленом обо что-то твердое.

Когда прошел звон в ушах я сказал вахмистру, сплевывавшему землю:

– Снаряд. В вязанке был артиллерийский снаряд для сорокапятки.

VIII. АППЕРКОТ

Рота торчала в этих проклятых припортовых бараках уже вторую неделю. Не знаю, что там готовили в штабе армии, но о нас, "хаки"-пехоте, похоже забыли. Солдат выпускали в город по дюжине в день, выдавая при этом гражданскую одежду отвратительного качества. У офицеров с этим было полегче – главное оставлять трех дежурных на роту и гуляй сколько вздумается.

Представьте себе две сотни парней, запертых на ограниченной территории…

Я как мог помогал бойцам: брал заказы на покупки, относил почту, отпускал в город больше людей, чем положено. И очень просил ни во что не ввязываться: штабные, похоже, готовили какую-то военную хитрость, и обнаруживать наше здесь присутствие было крайне нежелательно.

– Господин поручик, вам никогда не дослужиться до капитана, – сказал мне однажды вахмистр Перец. – Слишком вы к нашему брату добрый.

Я подумал о том, что это сейчас я им начальство. И когда война закончится, я перестану быть начальством и снова стану студентом-недоучкой. А тот же Перец, бывший до войны хозяином ремонтной мастерской, будет куда более важной птицей…

Сегодня был мой день. То есть я мог выйти в город.

Получив у каптенармуса гражданский костюм, я отправился переодеваться.

Серые брюки, немного узкие туфли и рубашка в полосочку казались мне дикостью. Я настолько привык к родному "хаки", сапогам и портупее, что чувствовал себя голым.

Солдаты наперебой совали мне письма-"треугольники", дали целую пачку помятых купюр и список желаемых покупок. Шумная толпа проводила меня до КПП и я услышал, как кто-то крикнул:

– Берегись, девчата! Господин поручик в город идет!

И взрыв смеха. Они давно хотели мне кого-нибудь сосватать: то симпатичную докторшу из медсанчасти, то полковничью дочку во время последнего нашего долгосрочного отдыха. Не получалось.

Шагая по улицам с разбитым асфальтом, из-под которого виднелась брусчатка невесть какого века, я смотрел по сторонам и удивлялся этому городу. Война коснулась его в самом своем начале, и теперь пустые проемы окон, выбоины от пуль в стенах и обвалившиеся крыши соседствовали с буйной субтропической растительностью. Природа брала свое: плющ и лианы увивали полуразвалившиеся здания, деревья высовывали свои ветки в окна с разбитыми стеклами, трава пробивалась между плитами тротуара.

На почте хмурая тетка приняла письма, пересчитала их толстыми пальцами и сунула в какой-то ящик, не проронив ни слова. Я пожал плечами и вышел через тяжелую деревянную дверь.

Непривычным было то, что ни один прохожий не остановил на мне своего взгляда: одобряющего или осуждающего. Имперская форма всегда вызывала какие-то эмоции, я уже привык к этому. А рубашка в полосочку – не вызывала.

Я хотел посидеть где-нибудь в тихом месте, попить кофе, отдохнуть от гомона и суеты, царящих в бараках, и поэтому зашагал к вывеске, обещавшей свежую выпечку и кофе "по-восточному".

Чашка кофе и горячий рогалик с маком согрели мне душу, и я, закинув ногу на ногу, принялся пересчитывать солдатские деньги, которые бойцы насовали мне перед выходом, рассчитывая на то, что я вернусь с целой кипой гостинцев из длинного списка, составленного ребятами.

Мятые купюры, тусклые монеты, простые мечты моих бойцов, записанные химическим карандашом на оберточной бумаге… Зубная паста, "книжка про пиратов", полкило халвы…

Я улыбнулся, завернул деньги в список покупок и попросил счет.

Задвинув стул, я блаженно потянулся, хрустнув суставами, и зашагал к выходу. Краем глаза я заметил, что одновременно со мной поднялась компания из трех мутного вида типов. Один из них, небритый парень в картузе, кинул на стол смятую купюру и сделал какой-то знак своим дружкам.

Особого внимания я на это не обратил, вышел из кафе и отправился к единственному месту, которое могло удовлетворить всем пунктам списка покупок – городскому рынку.

Настроение у меня было приподнятое, я пинал носком ботинка какой-то камешек, благо по гражданке это было не стыдно. Вдруг камешек забился между плохо пригнанными сегментами брусчатки. Я даже ругнулся от досады. Это, конечно, было ребячество, но такое вот несерьезное настроение у меня приключилось.

Я прошел еще несколько десятков шагов, как вдруг какой-то неприятный голос сзади громко позвал:

– Эй, дядя!

Я как-то не привык чтоб меня звали "дядя", да и вообще – кому я мог быть нужен в этом городке? Поэтому идти дальше показалось мне самым разумным решением. Но голос не унимался:

– Эй ты, в полосочку!

" В какую полосочку?" – подумал я, а потом сообразил, что это касается расцветки моей рубашки. Я развернулся на пятках и оказался на расстоянии вытянутой руки от того самого типа в картузе, которого видел в кафе совсем недавно. Его дружки стояли чуть позади и ехидно улыбались.

– Дядя, тут такое дело… Помоги ветеранам гражданской войны на хлебушек!

Я удивленно на него уставился. Ветеран гражданской войны? Это в каких-таких войсках он служил, что его демобилизовали? Война-то еще… Так, стоп, о чем это я? Ясно ведь, чего ему надо.

– Нет, ребята. Помочь я вам не могу, – сказал я, и собирался было уже развернуться, как вдруг цепкая рука типуса в картузе схватила меня за плечо.